КНІГІ ОНЛАЙН

Індэкс ураджэнцаў Беларусі, рэпрэсаваных у 1920-1950-я гг. у Заходняй Сібіры

Том 1

Ігар Кузьняцоў

Выдавец: Медысонт

Памер: 240с.

Мінск 2002

44.77 МБ

вовсе. К маю 1930 г. в Беларуси было раскулачено 15 626 крес­тьянских хозяйств — около половины от их общей численности. При этом, как вынуждены были признать сами организаторы раскулачивания на XIII съезде КП(б)Б, 2395 из них, или 15,3%, — необоснованно. Между тем, слово «кулак» на долгие годы ста­ло синонимом слова «враг». По отношению к «раскулаченным» считались оправданными любые беззакония со стороны орга­нов НКВД.
Форсирование коллективизации толкало к максимально же­стоким методам насилия, что не могло не вызывать ответного сопротивления. Оно носило стихийный, неорганизованный ха­рактер и было, скорее, пассивной формой протеста. Известны спонтанные крестьянские выступления в Копыльском, Лепельском и других районах Беларуси. Все они были жестоко подав­лены с применением регулярных частей.
В связи с резким увеличением числа осужденных, органи­зация высылки и размещения «спецпереселенцев» была возло­жена на органы ОГПУ—НКВД. В 1932 г. ОГПУ СССР разра­ботало положение «Об управлении кулацкими поселками» и утвердило соответствующие инструкции.
В поселки для «спецпереселенцев» комендатурой назнача­лись уполномоченные или поселковые коменданты. Им давались права сельского совета. В 1933 г. ОГПУ была разработана инст­рукция «О мерах воздействия за самовольные отлучки с работ, поселков и побеги с мест расселения». Самовольный уход с ра­боты или из поселка без разрешения, продолжавшийся не бо­лее суток, рассматривался как отлучка, свыше одних суток — как побег с места высылки. Самовольная отлучка, совершенная повторно, рассматривалась как побег. За побеги, систематичес­кие отлучки возбуждалось уголовное преследование.
Материалом, достаточным для возбуждения уголовного дела, являлся рапорт коменданта или уполномоченного, кото­рый представлялся в административное управление. Согласно инструкции, после вынесения судебного решения, все осужден­ные по данной категории снимались с работ и направлялись этап­ным порядком на север — в Туруханский край (Игарка). Прак­тика выселения людей из родных мест продолжалась и в
последующие годы. В период массовой коллективизации по по­становлениям полномочного представительства ОГПУ в БССР, а также по решениям судов и поселковых советов десятки ты­сяч жителей Беларуси были причислены к «контрреволюцион­ному кулацкому активу» и были высланы за пределы Родины.
Часть из них осталась на севере нынешней Томской облас­ти. Другая — в многочисленных лагерях Сиблага НКВД, раз­бросанных по территории Новосибирской, Кемеровской облас­тей, а также Красноярского и Алтайского краев. В результате только этой акции в «северные края» в период с 1929 по 1932 гг. было сослано свыше 100 тысяч белорусских крестьян. Некото­рые из них погибли, особенно в первые годы ссылки, других на­стигло в 1937 г. повторное осуждение, кому-то удалось сбежать и устроиться, но большинство беглецов было поймано и отправ­лено на Колыму, в Игарку и другие места заключения.
Трижды руководители Сиблага ОГПУ в 1933 г. составля­ли дислокацию расселения вновь прибывших ссыльных. В пер­вый раз указывалось, что прибудет 340 тысяч человек, во вто­рой — 281, а 21 июня 1933 г. краевому земельному управлению была направлена дислокация расселения на 248 тысяч человек. В Александровский, Чаинский, Бакчарский, Колыванский, Тервизский, Тарский районы Западного-Сибирского края было отправлено около 80 тысяч «спецпереселенцев» — выходцев из районов РСФСР, Украины, БССР. В районах Нарымского края предназначалось разместить около 150 тысяч человек.
Когда массовые репрессии против крестьянства превзошли все разнарядки центра, 8 мая 1933 г. вышла новая инструкция «Всем партийно-советским работникам ОГПУ, суда и прокурату­ры», подписанная Сталиным и Молотовым. В ней констатирова­лось, что в 1933 г. в деревне имели место беспорядочные массо­вые аресты. В ряде районов, в том числе и БССР, аресты производили председатели колхозов, председатели сельсоветов и секретари партийных ячеек. «Неудивительно, что в этой вак­ханалии арестов, — отмечалось на Пленуме Верховного суда СССР 14 апреля 1933 г., — органы, действительно наделенные правами арестовывать, в том числе и органы ОГПУ и особенно милиции, теряют всякое чувство умеренности и часто соверша­
ют необоснованные аресты, действуя по правилу: «Сперва арес­туй, а потом веди расследование».
1932 г. открыл новую печальную страницу репрессий в СССР. 7 августа 1932 г. ВЦИК и СНК СССР приняли закон «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и ко­операции и укреплении общественной социалистической соб­ственности». Этот закон предусматривал лишь одну меру наказа­ния — расстрел, и только в исключительных случаях, при смягчающих обстоятельствах,—лишение свободы на 10 лет. По данным Верховного суда СССР, только судебными органами в период с 1933 по 1939 гг. было осуждено 78 691 человек. Если к этому добавить осужденных коллегией ОГПУ СССР и полно­мочными представительствами ОГПУ в республиках, краях и об­ластях, то эта цифра превысит 540 тысяч человек.
Параллельно с репрессиями крестьянства советские кара­тельные органы в 1929-1933 гг. осуществляли акции, направлен­ные против интеллигенции. Беларусь не была исключением. Конец 1920-х — начало 1930-х гг. «ознаменованы» делами о «вре­дительстве контрреволюционных и диверсионно-шпионских организаций» и их белорусских филиалов — «Промпартии», «Со­юзного бюро РСДРП (меньшевиков)» и других.
Новая разрушительная волна массовых репрессий обруши­лась в 1937-1938 гг. Для дальнейшей активизации деятельности судебных и несудебных органов 14 сентября 1937 г. ЦИК СССР принял постановление «О внесении в действующее уголовно­процессуальные кодексы союзных республик изменений по рас­смотрению дел о контрреволюционном вредительстве и дивер­сиях». Согласно этому постановлению кассационное обжалование по делам о преступлениях, предусмотренных ст. 58 п.7 УК РСФСР, ст. 69 п. 5 УК БССР («вредительство»), 58 п.9 УК РСФСР и ст. 71 УК БССР («диверсия») не допускалось, а приговоры о высшей мере наказания расстреле приводились в исполнение немедленно.
Особенно активизировалась деятельность НКВД БССР и об­ластных «троек» начиная с июля 1937 г., когда, согласно указа­нию «сверху», на местах были составлены списки, содержащие весь «контрреволюционный» элемент. Вслед за этим в Беларуси,
Западной Сибири и в других регионах страны начались массо­вые операции по осуществлению арестов и фальсификации «кон­трреволюционных дел». Смысл этих акций сводился к «созда­нию» так называемых «всесоюзных контрреволюционных организаций»: контрреволюционно-диверсионной, антисоветс­кой повстанческо-террористической, эсеровской шпионской, контрреволюционной националистическо-фашистской, Польской организации войсковой и многих других.
«Следствием по делу вскрытой и ликвидированной контр­революционной шпионско-диверсионной повстанческой органи­зации «Польской организации войсковой» установлено, что в деятельности повстанческой организации принимали участие...», — подобная формулировка из постановления на арест была впи­сана в дела многих тысяч поляков и белорусов, репрессирован­ных в 1934-1938 гг. не только на территории Беларуси, но и в Москве, Пятигорске, Новосибирске, Томске, Красноярске и многих других больших и малых населенных пунктах Советско­го Союза. Практически всех их обвиняли тогда в организован­ном заговоре против советской власти. Организационной фор­мой этого «заговора» была мифическая, созданная в недрах НКВД подпольная контрреволюционная организация, под непосред­ственным руководством которой и по ее прямому указанию дей­ствовали «враги народа», у которых были польские и белорус­ские фамилии.
Дело «Польской организации войсковой» — одно из самых массовых после «Российского общевоинского союза» и «Союза спасения России» — яркий пример «линейных» арестов, т. е. аре­стов по национальному признаку. Филиалы организации «созда­вались» органами НКВД не только в центральных районах СССР, но и в Западно-Сибирском крае, Восточной Сибири и на Урале. Это было не сложно: в этих регионах жили потомки поляков и белорусов, которые были высланы или переселились в Сибирь на протяжении XIX и в начале XX веков.
Преамбула обвинительного заключения всегда оставалась неизменной, менялись лишь фамилии, названия населенных пун­ктов, «факты» и «примеры» враждебной деятельности.
«При допросах выясняли, где работал до ареста обвиняемый,
чем занимался, были ли какие-либо факты пожаров, отравле­ния скота и так далее. Выяснив эти вопросы, искусственно при­писывали в показания обвиняемых совершение тех или иных актов вредительской или диверсионной деятельности...» (Из по­казаний бывшего сотрудника Новосибирского управления НКВД уро­женца Минской губернии С. Ф. Филиповича от 27 августа 1957 г.) Сфабрикованные дела по «Польской организации войсковой» имели еще одну особенность — почти все они носили групповой характер. Например, в деревне Белосток Кривошеинского райо­на Западно-Сибирского края за одну ночь в декабре 1937 г. по этому делу были арестованы все мужчины в возрасте от 16 до 70 лет.
За всеми этими мифическими центрами и комитетами «Польской организации войсковой» стояли реальные человечес­кие судьбы, которые, хотя и были прожиты по-разному, одина­ково завершились в подвалах НКВД — с пулей в затылке.
Архивно-следственные дела дают возможность изучить их биографии.
Уроженец Гродненской губернии дворянин Александр Сосенко родился в семье потомственных военных. К началу пер­вой мировой войны Александру исполнилось семнадцать лет. Он поступил вольноопределяющимся в 99-й Ивангородский пехот­ный полк, который вскоре направили на фронт. После револю­ции в начале 1920-х годов. Александр Сосенко служит в польской армии. В 1923 г. из армии демобилизуется. Жена Сосенко, рус­ская по происхождению, уговорила мужа перебраться в Советс­кую Россию поближе к родственникам. При переходе границы Сосенко был арестован, а затем осужден комитетом ОГПУ БССР по статье 66 к трем годам концлагерей. После отбытия трех лет на Соловках в 1927 г. его отправили в ссылку в Нарымский ок­руг Западно-Сибирского края. В Сибири Сосенко проживал в леспромхозовском поселке Каргасок, ас1932г. — в городе Колпашево, где работал механиком-мотористом на местной электро­станции. «Как установлено следствием, «Сибирский комитет Польской организации войсковой» получил соответствующее задание от 2-го отдела польского главного штаба, развернул в Сибири широкую вербовочную работу и приступил к организа­