Научный антикоммунизм
учебное пособие
Анатоль Тарас
Памер: 364с.
Рыга 2015
Мнение Солоневича
В одной из первых (и, безусловно, лучших) книг на тему сталинского избиения народа — «Россия в концлагере» (1936 год), писатель и журналист Иван Солоневич писал:
«Эпоха коллективизации довела количество лагерей и лагерного населения до неслыханных цифр. Именно в связи с этим лагерь перестал быть местом заключения и истребления нескольких десятков тысяч контрреволюционеров, каким были Соловки, и превратился в гигантское предприятие по эксплуатации даровой рабочей силы, находящейся в ведении Главного Управления Лагерями ГПУ — ГУЛАГа.
Границы между лагерем и волей стираются все больше и больше. В лагере идет процесс относительного раскрепощения лагерников; на воле идет процесс абсолютного закрепощения масс. Лагерь вовсе не изнанка, а просто отдельный и даже не очень своеобразный кусок со
* См. Л.М. Шугуров. Автомобили России и СССР. Часть первая. М., 1993.
251
ветской жизни. Если мы представим себе лагерь несколько менее голодный, лучше одетый и менее интенсивно расстреливаемый, чем сейчас, то это и будет куском будущей России».
Заключенные лагерей страдали от голода и холода, надрывались от непосильного труда. Одеял у них не было, поэтому люди спали, не раздеваясь (фото 1930х гг.)
Солоневич уже тогда диагностировал главные тенденции будущей эволюции СССР:
«Не меньше одной десятой части взрослого мужского населения страны находится или в лагерях или гдето около них. Это, конечно, не европейские масштабы. Системы советских ссылок както напоминают новгородский «вывод» при Грозном, а еще больше — ассирийские методы и масштабы. Ассирийцы... додумались до системы, которая обещала их завоеваниям большую прочность: там, где они наталкивались на упорное сопротивление или повторные восстания, они парализовали силы побежденного народа таким путем, что отымали у него голову; то есть отымали у него господствующие классы — самые знатные, образованные и боеспособные элементы и отсылали их в отдаленную местность, где они, оторванные от своей подпочвы, были совершенно бессильны... Все более или менее хозяйственно устойчивое, способное маломальски самостоятельно мыслить и действовать, короче говоря, все то, что оказывает хоть малейшее сопротивление всеобщему нивелированию, подвергается выводу, искоренению, изгнанию».
252
Однако сталинский террор, в отличие от изобретения ассирийцев, был направлен не только против политических оппонентов и проштрафившихся коммунистов. Солоневич специальнго подчеркнул:
«Какая в сущности это ерунда, какая мелочь эта травля интеллигенции. Не помещики, не фабриканты, не профессора оплачивают в основном эти страшные «издержки революции», их оплачивает мужик. Это он, мужик, дохнет миллионами и десятками миллионов от голода, тифа концлагерей, коллективизации и закона о «священной социалистической собственности», от всяких великих и малых строек Советского Союза, от всех этих сталинских хеопсовых пирамид, построенных на его мужицких костях».
Солженицын изображал главными противниками лагерного режима «прозревших коммунистов», якобы способных обустроить жизнь советских граждан. Солоневич увидел совсем иное:
«В общих камерах, на этапах, отчасти и в лагерях... всякой случайной и разрозненной публике, попавшей в пещеры ГПУ, противостоит спаянная и классовосолидарная стая урок. У них есть своя организация, и эта организация давит и грабит. Впрочем, такая же организация существует и на воле. Там она давит и грабит всю страну».
Он понял главное: большевизм — это политическая уголовщина, это террористическая организация, захватившая власть на 1/6 части земной суши:
«Реалистичность большевизма выразилась, в частности, в том, что ставка на сволочь была поставлена прямо и бестрепетно».
Страницы, где он описывает сущность так называемого «актива» («твердой души прохвостов») — это подлинный шедевр политического и социальнопсихологического анализа.
253
Глава 5
ПРЕВРАЩЕНИЕ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В СЛУЖАНКУ «НОВОГО КЛАССА»
Внутреннюю политику большевиков определяли люди, имевшие в своем большинстве низкий уровень образования и общей культуры, либо ограниченные догматики, чей прагматизм и цинизм не укладывался ни в какие рамки.
Самодовольно утверждая «мы университетов не кончали», захватившие власть неучи и недоучки уже с первых послереволюционных лет преследовали интеллигенцию, устраивали над ней массовые расправы. Первая из них произошла в 1922 году, когда по прямому указанию Ленина из России выслали большую группу интеллигентов — выдающихся ученых, писателей, артистов (150 человек). Вот что он писал Сталину 16 июля 1922 года:
«Надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно. Очистим Россию надолго... Делать это надо сразу.. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов... Чистить надо быстро...»
Вот так: сотнями, «сразу», «быстро» и «без объявления мотивов! В результате страна потеряла своих самых ярких и самобытных мыслителей.
Когдато знаменитый российский адвокат Оскар Грузенберг сказал: «Жизнь чегонибудь стоит только тогда, когда она не рабская». Большевики обрекли советскую интеллигенцию именно на рабскую жизнь, страхом жестоких наказаний подавляя ее способность к самостоятельному мышлению.
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об антисоветских группировках среди интеллигенции» (8 июня 1922 г.) ставило целью загнать ученых и специалистов за жесткие барьеры. Вот фрагмент из этого документа:
«Поручить ГПУ через аппарат Наркомвнудела произвести с 10.VI. перерегистрацию всех обществ и союзов (научных, религиозных, академических и пр.) и не допускать открытия новых обществ и союзов без регистрации ГПУ. Незарегистрированные общества и союзы объявить нелегальными и подлежащими немедленной ликвидации.
Установить, что ни один съезд или всероссийское совещание спецов (врачей, агрономов, адвокатов и проч.) не может созываться без соответствующего на то разрешения Н КВД. Местные съезды или совещания спецов разрешаются губисполкомами с предварительным запросом заключения местных отделов ГПУ (губотделов)»...
254
Причину ненависти новых хозяев России к интеллигенции еще в 1923 году ясно указал известный российский философ Федор Степун (1884—1965) — один из 150 высланных:
«Большевикам, очевидно, мало одной только лояльности, т.е. мало приятия советской власти как факта и силы. Они требуют еще и внутреннего приятия себя, т.е. признания себя и своей власти за истину и добро... Очень часто чувствовал я в разговорах с большевиками их глубокую уязвленность тем, что, фактические победители над Россией, они все же духовные отщепенцы. Что, несмотря на то, что они одержали полную победу над русской жизнью умелой эксплуатацией народной стихии, — они с этой стихией всетаки не слились, что она осталась под ними краденым боевым конем, на котором им из боя выехать некуда».
Страх перед свободной мыслью, ненависть к инакомыслию, органично присущим интеллигентам, особенно представителям академических кругов и творческих профессий, толкали «вождя народов» на массовые репрессии даже в тех случаях, когда он заведомо знал, что это причинит серьезный ущерб государству. Не случайно в народе ходила мрачная шутка, приписываемая Сталину:
«Даже если бы Пушкин родился в XX веке, он бы все равно погиб в тридцать седьмом году» (как известно, Пушкин погиб в 1837 году).
А еще периодические погромы среди научной, технической, творческой интеллигенции наверняка были обусловлены подозрительностью и чувством собственной неполноценности малообразованных руководителей сталинской империи. Достаточно напомнить хотя бы некоторые массовые кампании травли интеллигентов:
Шахтинское дело (1928г.). Суду были преданы 53 инженера и техника, работавшие в угольной промышленности Донецкого бассейна, а также в Харькове и Москве. Их обвинили в том, что они якобы «вели подрывную деятельность в интересах своих бывших хозяев, сбежавших за границу и получая от них за это деньги».
Другими словами, на «спецоввредителей» большевистские хозяйственники списали все свои промахи. И аварии, происходившие ввиду грубых нарушений правил безопасности изза требований увеличивать добычу угля «не считаясь ни с чем», и отсталое техническое оснащение шахт, и допотопную организацию труда, и недовольство шахтеров низкими заработками, тяжелыми условиями труда и быта.
Верховный суд СССР 6 июля 1928 года приговорил 5 человек к смертной казни (С.З. Будного, Н.А. Боярского, Н.Н. Горлецкого, Н.К. Кржижановского, В.Я. Юсевича); 40 человек — к лишению 255
свободы на срок от 10 лет до одного года; 4х человек — к условному наказанию; 4х суд оправдал.
Этот процесс знаменателен тем, что стал первым в серии множества аналогичных процессов 30х годов. Кроме того, готовя «Шахтинское дело», сталинские палачи впервые опробовали метод фальсификации подпольных антисоветских организаций. В данном случае они придумали два «подпольных центра» — Харьковский (во главе с Ю.Н. Матовым) и Московский (во главе с Л.Г. Рабиновичем), якобы курировавшие «вредительство» на местах.
Академическое дело (1930—31 гг.). В рамках этой полностью фальсифицированной кампании были арестованы, обвинены в участии в неком антисоветском заговоре и отправлены в ссылку наиболее крупные российские историки, получившие известность и признание еще до революции. Это Сергей Платонов (1860—1933), Матвей Любавский (1860—1936), Николай Лихачев (1862—1936), Сергей Рождественский (1868—1934), Алексей Яковлев (1871 —1951), Юрий Готье (1873—1943), Евгений Тарле (1875—1955), Дмитрий Егоров (1878—1931), Владимир Пичета (1878—1947), Сергей Бахрушин (1882—1950), Борис Греков (1882—1953), Александр Андреев (1887— 1959) и ряд других.
Дело Промпартии (1930г.). Согласно сценарию этой фальсификации ГПУ, в СССР якобы существовала нелегальная «Промышленная партия», объединявшая то ли 2, то ли 3 тысячи представителей инженернотехнической интеллигенции (в разное время назвались разные цифры).
Их назвали «вредителями» и обвинили в том, что они «пытались создать диспропорции между отдельными отраслями народного хозяйства, «омертвить» капиталы, сорвать снабжение», а тем самым «снизить темпы социалистического строительства и вызвать недовольство трудящихся». То есть, как и в Шахтинском деле, вину за собственные ошибки и глупости большевики переложили на «спецов».
КНІГІ ОНЛАЙН
