Научный антикоммунизм
учебное пособие
Анатоль Тарас
Памер: 364с.
Рыга 2015
* Итоговый отчет Международной комиссии по расследованию голода 1932 —1933 гг. на Украине.
231
чах 1 — 1,5 рубля в день (между тем, корова на рынке в 1913 году стоила не дороже 50 рублей). Спустя 20 лет «трудодень» кубанского колхозника стоил в 5 раз меньше, не говоря уже о нищенском характере окружавшей его жизни.
За период с 1926 по 1939 год производство продовольствия на душу населения сократилось примерно на 15 %, что, в свою очередь, предопределило голод военных и послевоенных лет. Отметим, что поставки западными союзниками в годы войны мясных консервов в СССР превышали собственное производство таковых в 4,8 раза! Плюс сахар. Плюс яичный порошок. Плюс крупы. Колхозы и совхозы во время войны с огромным трудом обеспечивали военнослужащих, персонал промышленных предприятий и транспорта только хлебом.
Вот норма отпуска продуктов по карточкам жителям городагероя Ленинграда в феврале 1946 года на один месяц: мясо — 600 грамм, жиры (как правило, растительное масло) — 600 грамм, макароны или крупа — 2 кг, кондитерские изделия или сахар — 900 грамм, хлебобулочные изделия: рабочим и служащим — 12 кг, домохозяйкам и студентам — 6 кг. Разделите эти цифры на 30 и подумайте о калорийности и биологической ценности такого ежедневного пайка: 400 грамм хлеба, 67 грамм крупы, 30 грамм сахара, 20 грамм мяса, 20 грамм подсолнечного масла. Вместо мяса можно было отовариваться рыбой — 400 грамм трески, один кусок в месяц! Или американским яичным порошком — 80 грамм (не 800) на 30 дней*.
Разумеется, речь идет о «рядовых» гражданах. У номенклатуры были совсем другие нормы. Даже во время блокады, когда тысячи ленинградцев ежедневно умирали от голода, партийносоветские работники кушали в своих закрытых (от пролетариев) столовых апельсины и шоколад, шпроты и балыки, которые доставляли им самолетами с «большой земли»!
Цель индустриализации
Что же являлось целью огромных человеческих жертв и лишений? Желание доказать преимущества социалистической экономики или повысить уровень жизни населения? Нет. Приоритетом стал военнопромышленный комплекс (ВПК).
В 1932 году военные расходы СССР по сравнению с 1929 годом возросли на 34 %. Если к 1 января 1932 года в РККА было 1446 тан
* Хлопотов О.Д. Кровавая тропа к Великой Победе. РостовнаДону, 2008, с. 338.
232
ков и 213 бронеавтомобилей, то к 1 января 1934 — 7574 танка и 326 бронеавтомобилей (увеличение в 4,73 раза всего за 2 года!). Это больше бронетехники, чем в то время имели армии Великобритании, Франции и Италии вместе взятые.
Еше в 1931 году, задолго до прихода Гитлера к власти, цели создания и содержания огромных вооруженных сил, крайне обременительных для страны, недвусмысленно сформулировали документы мобилизационноорганизационного управления Штаба РККА:
«Наша партия... будет всё более активно выполнять свою роль международного двигателя пролетарской революции, толкающего пролетариев всех стран к захвату власти».
Наряду с созданием ВПК, другая цель индустриализации заключалась в переводе всего населения СССР в условия принудительного труда на государство.
Только такая экономическая система гарантировала партийной номенклатуре удержание власти внутри
страны, а также открывала перспективы для реализации внешнеполитических планов, связанных с «советизацией» Европы.
Главной целью сталинской индустри ализации являлась подготовка к войне с «империалистами».
«Передача танков»
(худ. Е. Зернова, 1931 г.)
Однако подневольный труд во все времена отличался низкой
производительностью и невысоким качеством. Кроме того, кре
постных не волнует рациональное расходование ресурсов.
Сверхэксплуатация под маской энтузиазма
Во второй половине 1930 года сообщения советских газет, напоминавшие военные сводки, всё чаше говорили о «прорывах» на «трудовом фронте». Это вызвало раздражение Сталина, который в сентябре приказал Молотову одернуть редакции центральных газет 233
за сообщения о падении темпов производства и катастрофической текучести рабочих изза плохого снабжения:
«Уйми, ради бога, печать с её мышиным визгом о “сплошных прорывах», “нескончаемых провалах», “срывах» и тому подобной брехне. Это — истерический троцкистскоправоуклонистский тон».
В речи «О задачах хозяйственников», произнесённой 4 февраля 1931 года, Сталин признал, что в 1930 году прирост промышленной продукции составил 25 % вместо 32 % по годовому плану. Тем не менее, он попрежнему призывал обеспечить в 1931 году 45 % прироста и добиться выполнения пятилетки за 4 года, а в основных, решающих отраслях промышленности — даже за 3 года.
Тяжёлые последствия исключительного напряжения, которое переживала страна, обнаружились уже в конце 1930 года. Раньше хозяйственный год начинался в октябре. Столкнувшись с фактом невыполнения плановых заданий на 1929—1930 хозяйственный год, правительство ввело «особый квартал 1930 года» (октябрь — декабрь), к концу которого предполагалось достичь показателей, намеченных планом на сентябрь.
Но его введение не могло остановить снижение темпов промышленного роста и ухудшение всех других экономических показателей, оказавшихся в 1931 году — несмотря на призывы Сталина — намного ниже плановых заданий. Главными причинами провала явились непрерывное увеличение числа начатых строек, несоответствие между огромными инвестициями в строительство предприятий и реальными возможностями поставок сырья и оборудования, отставание развития производственной инфраструктуры, прежде всего транспорта и энергетики, а тем более социальной инфраструктуры (жилья, магазинов, поликлиник, школ и т.п.)*.
С 1931 года советская промышленность стала нерентабельной и оставалась таковой до начала 1950х годов. Строительство многочисленных предприятий затягивалось. Невыносимые условия труда и быта рабочих порождали текучесть, прогулы, небрежную работу, поломки машин, высокий процент брака, низкие темпы роста производительности труда.
Если сам поворот к индустриализации и коллективизации происходил в обстановке административной паники, то дальнейшее развитие этих процессов возрождало атмосферу военного времени.
* Доля объектов социальнокультурного назначения в объёме основных фондов составила в 1930 году 4.9 %, в 1931 году — 6 %.
234
Об этом свидетельствовала терминология советских газет, в которых трудовые процессы описывались языком формул и лозунгов гражданской войны: «фронт», «мобилизация», «прорыв», «легкая кавалерия» и т.д.
Такая терминология отражала фактическую замену предусмотрительного, делового и гибкого планирования волюнтаристским, при котором корректировка планов осуществлялась методом приказов, а трудящимся отводилась роль объекта непрерывного подхлёстывания.
Находившийся в эмиграции Л.Д. Троцкий вполне обоснованно подверг резкой критике выдвинутый Сталиным на XVI съезде партии тезис о «вступлении страны в социализм». По поводу этого тезиса, повторявшегося в бесчисленных официальных статьях и речах, он писал:
«Не чудовищно ли: страна не выходит из товарного голода, перебои
снабжения на каждом шагу, детям не хватает молока — а официальные
филистеры провозглашают: “страна вступила в период социализма».
Разве можно более злостно компрометировать социализм?... Сказать рабочимстроителям, которые карабкаются по лесам с кирпичами и цементом, часто полуголодные и нередко срываются вниз, что они уже могут обосноваться в здании, — “вступили в социализм!» — значит издеваться над строителями и над социализмом».
/ Бюллетень оппозиции. 1930, № 1718, с. 8./
Истинные критерии победы социализма — достижение более высокой производительности труда, более высокого материального и культурного уровня жизни, чем в передовых капиталистических странах, — подменялись чисто количе
«Все выше!»
(худ. С. Рянгина, 1934 г.)
235
ственными критериями: числом коллективизированных крестьянских хозяйств, построенных заводов, электростанций, железных дорог и т.д. При этом подразумевалось, что «вступление страны в социализм» уже в ближайшие годы приведет к крутому подъему благосостояния трудящихся. Обманывая трудящихся радужными, но нереальными обещаниями, бюрократия жестоко эксплуатировала энтузиазм их передовой части, увлечённой идеей социалистического строительства.
Энтузиазм и самоотверженность миллионов людей в годы первой пятилетки — не выдумка сталинской пропаганды, а несомненная реальность того времени. Свидетельства атмосферы массового трудового воодушевления можно найти не только в художественной литературе 30х годов, но и во многих «человеческих документах». Так, А.М. Исаев, будущий конструктор космических кораблей, отправившийся в конце 1930 года добровольцем на Магнитогорский комбинат, писал оттуда родителям:
«Недавно нам в силу образовавшегося прорыва хотели поднести рогожное знамя /одна из форм моральных санкций, применявшихся в те годы на предприятиях и стройках — Авт./ Так знайте, что многие горняки плакали на собрании и поклялись не допустить позора! Я никогда не думал, что рабочий (конечно, постоянный, а не сезонник) выглядит так, как он на самом деле выглядит. Если нужно, рабочий работает не 9, а 12—16 часов, а иногда и 36 часов подряд — только бы не пострадало производство! По всему строительству ежедневно совершаются тысячи случаев подлинного героизма».
/«Правда», 1988, 28 октября./
Официальная пропаганда всячески рекламировала факты трудового героизма, даже в тех случаях, когда он оплачивался прямым истощением и инвалидностью рабочих. Например, в докладе на XII пленуме Исполкома Коминтерна видный партийный чиновник Отто Куусинен с гордостью привел следующий пример:
«На постройке Сталинградского тракторного завода надо было при 40градусном морозе застеклить крышу. Эту работу добровольно взяла на себя бригада стекольщиковкомсомольцев. Многих из них пришлось с отмороженными руками и лицами свезти в больницу. Крыша была застеклена к установленному сроку». (Аплодисменты)*.
/XII пленум ИККИ. Стенографический отчёт. Том 1.М., 1933, с. 9./
О трудовом энтузиазме как важном факторе успехов индустриализации неоднократно упоминали корреспонденты «Бюллетеня оппозиции». Так, в одном из писем из СССР говорилось:
236
КНІГІ ОНЛАЙН
