КНІГІ ОНЛАЙН

История имперских отношений

беларусы и русские, 1772— 1991 гг.

Анатоль Тарас

Выдавец: Выдавец A. М. Вараксін

Памер: 608с.

Мінск 2008

170.17 МБ

В 70е годы в Беларуси осушили около миллиона гектаров забо­лоченных земель. Грунтовые воды уходили в глубину, а болота пре­вращались летом в пустыни, зимой в ледники, где посевы то высы­хали, то вымерзали. Экологические потери принесло строительство животноводческих комплексов возле рек. Только в декабре 1972 го­да Москва, наконец, обратила внимание на необходимость охраны природы, а в 1973 году было прекращено хищническое истребление беларуских лесов.
Тысячи гектаров отводились под военные объекты. По насыщен­ности военнослужащими и ядерным оружием Беларусь занимала сре­ди других советских республик первое место. Белорусский военный округ был самым крупным в СССР по численности войск — свыше 270 тысяч человек. На территории БССР Минобороны разместило две дивизии стратегических ракет: 33ю в Мозыре, 49ю — в Лиде.
Беларуская деревня. В конце 60х и в 70е годы по инициативе ЦК КПБ реализовывалась программа сноса «неперспективных» де­ревень. Их жителей насильно переселяли в крупные колхозные и совхозные поселки с многоэтажными домами. В результате нару­шался традиционный деревенский образ жизни. Люди теряли веко­вые культурные и моральные ориентиры.
Мяса и молока в Беларуси производили столько, что не хватало холодильников и промышленных мощностей для их переработки. Но предприятия по переработке в республике все равно не строили. А корм для беларуского поголовья скота попрежнему привозили со всего Союза. И сельскому хозяйству навязывалась союзная интегра­ция. При этом БССР имела более низкие, чем в соседних Смолен­ской и Псковской областях, закупочные цены на сельскохо­зяйственную продукцию, и в то же время она осушала за свой счет псковские болота!
Урожайность зерновых к началу 80х годов возросла в БССР до 22 центнеров с гектара. Она была выше, чем в Украине и России, но втрое ниже по сравнению с западноевропейскими странами. Прямые потери сельскохозяйственной продукции доходили до 40%. А потери от краж просто не учитывались.
«Нефтерублёвое благополучие»
Хрущевское наследие. Средние заработки рабочих и служащих Бе­ларуси были в 1965 году на 17% ниже, чем в среднем по СССР, у ра­ботников совхозов — на 20%. В ведущих отраслях промышленнос­ти производство продукции на одного работника был одним из выс­ших, тогда как заработок — одним из низших среди союзных республик. Происходило систематическое перераспределение на­циональных богатств в пользу центра. Тех средств, которые плани­ровал отпустить Госплан СССР для Беларуси на 1966—70 гг., не хва­тало, чтобы преодолеть ее социальнокультурное отставание: требо­валось вдвое больше. Машерову удалося добиться в Москве дополнительного финансирования. Но секрет успеха заключался не в его предприимчивости, а в появлении «нефтедолларов».
Черное сокровище. Высокая цена на нефть, установившаяся на международном рынке со второй половины 60х годов, позволила руководству СССР продавать ценное сырье в европейские страны и получать за него значительные суммы. Союз теперь жил за счет нефти. В магазинах страны в большом количестве появились им­портные товары. Повысились заработки горожан. В 1967 году была установлена пятидневная рабочая неделя.
Колхозникам с 1965 года платили пенсии по старости и инва­лидности, а в 1966 году натуральную форму оплаты труда заменили
денежной. В 1968 году минимальный заработок колхозников срав­нялся с минимальным заработком в городе.
Значительная часть беларуских граждан смогла приобрести быто­вые товары длительного пользования — холодильники, телевизо­ры, стиральные машины. Значительно улучшилось питание горо­жан. Расходы на квартирную плату, коммунальные услуги, транс­порт были в то время чисто символическими. Все это означало, что при Машерове беларуское общество вступило в эпоху массового по­требления. Относительно стабильная жизнь способствовала еще и тому, что через 26 лет после окончания войны (в 1971 году) насе­ление БССР достигло, наконец, довоенного уровня (9,5 млн. чело­век) и продолжало увеличиваться, в том числе за счет приезжих из других республик.
Социальные контрасты. Особенно хорошо жили тогда представи­тели партийной номенклатуры. Их должности фактически стали пожизненными. Бюрократия имела все, что хотела. Тогда же бюро­кратический аппарат начал сращиваться с «теневой экономикой». У простых людей попрежнему хватало проблем. Периодически в магазинах исчезал тот или иной товар: то рыба, то мясо, то масло. Чтобы купить хорошие импортные вещи, приходилось много бе­гать по магазинам, стоять в огромных очередях. Ожидание очереди на покупку легкового автомобиля занимало много лет.
В 1984 году среднемесячный заработок рабочих и служащих в БССР составил 166 рублей, тогда как в РСФСР — 195 рублей. При­том надо учесть, что цены на промышленные товары систематиче­ски повышались. По сравнению со странами Западной Европы, уро­вень жизни населения СССР оставался очень низким.
Беларусь стало страной образованных людей. Но одновременно происходила девальвация интеллектуального труда. Заработная пла­та инженеров, учителей, врачей, научных сотрудников была мень­ше, чем у рабочих. Интеллигент повсюду являлся кандидатом номер один для подметания улиц во время так называемых «субботников», для работы в подшефных колхозах и совхозах. Презрительное отно­шение властей к интеллигенции не способствовало научнотехниче­скому прогрессу.
В целом, советская Беларусь достигла к середине 70х годов апо­гея стабильности и консерватизма.
Зарождение антикоммунистического движения
Назревание экономического кризиса. Уже в первой половине 70х гг. цена нефти поползла вниз. Средства, полученные от ее продажи на пике рыночной конъюнктуры, страна очень быстро «проела». В 1971—85 гг. темпы роста расходов на социальную сферу и заработ­
ную плату опережали темпы роста национального дохода. Реформы Косыгина провалились. Социалистическая плановая экономика чувствовала себя все хуже, несмотря на регулярные денежные инъекции. В 70е годы в Беларуси, как и во всем СССР, замедлился, а потом и остановился рост материального благополучия. Застой обернулся спадом производства. Наблюдался острый недостаток не только квартир, но и промышленных товаров массового спроса.
Обострилась пищевая проблема. Потребление жителями БССР мясных и молочных продуктов, рыбы, овощей и фруктов значитель­но не соответствовало международным стандартам. Необходимую калорийность пищи беларусы компенсировали за счет картофеля, хлеба и жиров.
За железным занавесом. Формально провозглашенная в СССР свобода слова, печати и собраний на деле означала право «свободно поддерживать» и «горячо одобрять» политику коммунистической партии и советского правительства. Для несогласных с такой по­становкой вопроса были предусмотрены воспитательные меропри­ятия в виде лишения свободы.
Коммунистические «князья» стремились удержать своих поддан­ных в покорности путем политики изоляционизма. Выезд за грани­цу был практически невозможен. Поводов для отказа было придума­но много: низкий моральный уровень, недостаточная политичес­кая сознательность, неурегулированность семейных отношений, наличие родственников за границей, охрана военных и государ­ственных тайн. Речь о тех, кто побывал в заключении, вообще не шла. Специальные станции круглосуточно подавляли («глушили») иностранные программы на русском и беларуском языках.
«Второе слуцкое восстание». Недовольство коммунистическим режимом время от времени проявлялось в стихийных выступлени­ях. Например, в 1967 году произошли трагические события в Слуцке. Заведующий отделом местного исполкома, член партии, совер­шил убийство человека. Назначенный на октябрь суд доверия у жи­телей Слуцка не вызывал. Многотысячная толпа настойчиво требовала смертной казни для убийцы. Она столкнулась с охраной. Имелись жертвы. Помещение суда было сожжено. Власти арестова­ли 70 участников выступления. Двоих осудили на расстрел, осталь­ные 68 человек получили от 7 до 15 лет лишения свободы.
Реакция на чехословацкие события. Попытка Чехословакии изба­виться от московского диктата и ввод туда советской армии (1968 год) привлекли к себе всеобщее внимание. Осведомители КГБ в тот год зафиксировали среди жителей Беларуси «нездоровые раз­говоры и настроения». В числе тех, кто публично осудил советскую агрессию в Чехословакии, по официальным данным, были минский «предприниматель» Л. Кленцов, технолог из Могилева В. Макси­
менко, часовой мастер из Бреста Ф. Шидловский, минский инженер А. Гринберг, вилейский рабочий Пирожников, минский литератор Федор Ефимов, журналист и историк Анатолий Сидоревич.
Ночью 22 августа минчанин Николай Якимович разбросал в цен­тре города написанные им от руки листовки такого содержания: «Коммунисты — империалисты, убирайтесь из Праги. Их свобода се­годня — это наша свобода завтра. Оружие неосталинистов — ложь». А 24 августа многие жители Минска обнаружили в своих почтовых ящиках записки, призывавшие требовать прекращения агрессии.
В 1970 году беларуский поэт и переводчик Сергей Панизник, ко­торый по мобилизации оказался в составе советских оккупацион­ных войск, публично извинился перед чешскими учеными и журна­листами, за что подвергся репрессиям.
Репрессии против диссидентов. После XXIII съезда КПСС (1966 г.) злоупотребления властью в среде партийной номенклатуры еще больше усилились. Создались неограниченные возможности для кланового руководства во властных структурах всех уровней. Сответственно, происходил возврат к репрессивным методам управления.
Во второй половине 60х годов под наблюдение КГБ попала мин­ская писательница Лидия Вакуловская, на квартире которой со­биралась вольнодумная интеллигенция. Одна из участниц встреч записывала разговоры на карманный магнитофон. Накопив «ком­промат», чекисты радостно доложили в ЦК о «пресечении» деятель­ности группы антисоветски настроенной интеллигенции. Всех тех, кто хотя бы однажды побывал у Вакуловской, долгое время вызыва­ли на допросы и «профилактические беседы».
В 1973 году в СССР прошла кампания по осуждению академика Андрея Сахарова, организованная «сверху». К ней присоединилось и руководство Академии Наук БССР. В начале 1974 года в такой же кампании осуждения писателя Александра Солженицына приняли участие некоторые деятели беларуской ли­тературы.