КНІГІ ОНЛАЙН

История имперских отношений

беларусы и русские, 1772— 1991 гг.

Анатоль Тарас

Выдавец: Выдавец A. М. Вараксін

Памер: 608с.

Мінск 2008

170.17 МБ

Диктат православной церкви. В основу всей системы народного образования в Беларуси была положена православная религия. Уче­никам вдалбливали в голову, что все католики — это поляки. Из это­го лживого тезиса следовало, что беларусов среди католических ве­рующих нет вообще. Главным лицом в любой школе стал право­славный священник. Он не только излагал основы вероучения и священную историю, но и следил за преданностью учителей царю и РПЦ.
Власти уволили из школ всех беларуских учителейкатоликов, ибо считали их поляками. Поэтому в школах возник дефицит педа­гогов. Тогда учителей начали выписывать из центральной России на тех же льготных условиях, что и чиновников. Правда, уже при Ви­ленском генералгубернаторе Александре Потапове (1868—74 гг.) от столь диких методов русификации пришлось отказаться, чтобы не давать повода местной шляхте пополнять ряды оппозиции.
Муравьев выступал за максимальное увеличение числа русских начальных школ в сельской местности. Он хотел, чтобы такие шко­лы русифицировали беларуских крестьян, воспитывали их в духе христианского смирения, покорности властям, любви к царю. Одна­
ко народные школы содержались не за счет государства, а на сред­ства крестьян и налогов с помещиков. Когда же крестьяне изза бед­ности начали отказываться от содержания школ, их количест­венный рост прекратился. Программа русификации беларуского крестьянства срывалась.
Главное официальное лицо, контролировавшее православную церковь России, оберпрокурор Синода Константин Победоносцев (18271907) не мог с этим смириться. В соответствии с «Правилами о церковноприходских школах» от 13 июня 1884 года он начал от­крывать в беларуских землях однокласные и двухклассные церков­ноприходские школы (ЦПШ), содержавшиеся за счет духовного ведомства. Вскоре число таких школ превзошло число народных
училищ министерства обра­зования. Нигде в империи начальное образование не имело столь ярко выражен­ной религиознорусифика­торской направленности, как в Беларуси. В ЦПШ пре­подавались Закон Божий, сведения из церковной и российской истории, цер­ковное пение. Естественно, все это — на русском языке.
Однако титаническая деятельность школьных ру­сификаторов большей час­тью уходила «в песок». Крес­тьянские дети оставались равнодушными к официаль­ной идеологии, а в повсе­дневных трудовых буднях быстро забывали и русский язык, и русскую грамоту, со­
Поп — преподаватель ЦПШ
вершенно им не нужные. На вопрос «кто вы?» крестьяне обычно скромно отвечали — «тутэйшыя» («здешние»).
Более серьезной идеологической обработке подвергалась дере­венская молодежь в учительских семинариях, готовивших учителей для начальных школ. Первая учительская семинария открылась в Молодечно в 1864 году, став первой во всей Российской империи. Потом такие же семинарии появились в Несвиже, в Свислочи (Грод­ненская губерния), в Полоцке. Крестьянских юношей весьма при­влекала возможность получить образование за казенный счет. Кон­курс на вступительных испытаниях достигал 10 человек на место.
Учительские семинарии должны были «взращивать в учителях самоотверженное исполнение законов и привязанность к россий­ской национальности». Семинаристы жили на казарменном режи­ме. Привязанность к российской национальности предусматри­валось воспитывать у них запретом разговаривать между собой побеларуски и высмеиванием всего беларуского как «отсталого». Иными словами, здесь готовили русификаторов местного образца. Но болезнь денационализации у большинств выпускников потом проходила, ведь учителя работали в самой гуще беларуского народа. Не случайно многие питомцы учительских семинарий приняли уча­стие в беларуском национальноосвободительном движении.
Наибольших успехов русификаторы достигли в городах, где кон­центрировалась российская бюрократия и интеллигенция, действо­вало много русских школ. К началу XX века в губернских и уездных городах русский язык начал считаться «городским».
Наступление на католическую церковь. После восстания 1863 го­да М.Н. Муравьев закрыл 30 католических монастырей, поддержав­ших повстанцев. Католиков ограничили в правах на образование и предпринимательство. Однако репрессии обострили конфликты на религиозной почве. Католическая церковь тайно открывала польские школы, переманивала к себе крестьян из числа бывших униатов. Это наблюдалось во многих местах Минской и Гроднен­ской губерний.
После восшествия на престол царя Александра III власти стали насильно записывать католиков из числа бывших униатов в право­славные, а костёлы переделывать в православные церкви. Верующие упорно сопротивлялись, не позволяли разорять костёлы. В ответ власти возбуждали судебные дела. Но и это не помогало. Крестьяне, силой приписанные к РПЦ, нередко вообще отказывались от ис­полнения любых православных обрядов. Так, в ряде деревень южной части Минской губернии дети «фиктивных» православных и «упор­ствующих в католицизме» оставались некрещеными, браки — без венчания, покойники — неотпетыми. А это позволяло властям счи­тать внебрачными детей, рождавшихся от невенчаных родителей, преследовать людей, погребавших покойников без православных обрядов. Фактически, духовно изнасилованные жители Беларуси вели необъявленную религиозную войну с самодержавием.
Русская православная церковь после восстания 1863 года явля­лась главным инструментом русификации края. Здесь развернулось небывалое церковное строительство, которое велось за счет поборов с местных помещиков, а также пожертвований царского двора и рус­ских националпатриотов. Строительными работами руководил рус­ский чиновник Помпей Батюшков. За десять лет его деятельности в Беларуси и Литве были построены около 1700 православных храмов.
Православные русификаторы начали объединяться в особые со­юзы — братства. Уже к концу 60х годов их численность в Севе­роЗападном крае и Украине достигла 200. Церковь чрезмерно поли­тизировалась. И только царский указ 1890 года официально запре­тил ей заниматься деятельностью, направленной против других конфессий. Но упомянутый указ во многих случаях не исполнялся.
Вторая волна русификации имела для беларусов более серьезные результаты, чем первая. Хотя царизм острие своего удара направил против «полонизма», он выжил. Носителями польской культурной традиции являлись шляхтичи. Они сберегли ее, объединяясь в сель­скохозяйственные и кредитные общества, группируясь на основе светских салонов и просветительских кружков. Например, в конце XIX века широкой известностью в Вильне пользовался кружок пи­сательницы Элоизы Ожешко (1841—1910), уроженки Гродненской губернии. Зато почти полностью исчезло слабое беларуское начало, объявленное «польским».
Эстафета развития культуры из имений магнатов и шляхты пере­шла в города. Но беларуской культуре в этих городах, возводивших­ся руками беларусов, места не находилось. Там процветали иные культуры — польская, русская, еврейская. А приобщение беларуской массы к русской культуре, при отсутствии собственного государства и национальной религии, имело своим следствием русификацию. Если интеллектуалы могли критически перерабатывать достижения чуждой культуры в своих собственных интересах, то на «простых людей» она действовала подобно отраве — калечила этническое са­мосознание, формировала синдром неполноценности.
«Откат». В результате режима насилия и террора, которыми М.Н. Муравьев искоренял «польский дух» в СевероЗападном крае, в беларуских землях установилась доминирующее положение русс­кого чиновничества и православной церкви, чьи основные усилия были направленные на тотальную русификацию.
И без того неблагоприятные для беларуской самоидентифика­ции условия ухудшились многократно. В оккупированных россий­ской бюрократией землях воцарилась такая атмосфера, что не толь­ко роста самосознания не могло быть, но и тем, кто успел осознать себя беларусами, лучше было скрыться за наименованием «русс­кий» или хотя бы «здешний». Вот как характеризовала обстановку в Западном крае середины 60х годов XIX века свидетельница тех со­бытий Н.С. Ланская:
«Несколько лет назад Западный край был центром, куда стекалось великое множество людей великорусского происхождения преиму­щественно и православного вероисповедания обязательно. В то вре­мя край представлял собой арену, где, ничем не рискуя, можно было
тысячу раз отличиться, выйти, что называется, в люди и после, почи­вая на лаврах, произнести со спокойной совестью: мы обрусили.
Сюда стремились все те, кто был чемто недоволен у себя дома: каждый, кого обошли чином, местом или наградой, чей не приняли или вернули проект, чье поместье в результате новых порядков при­шло в упадок, а взяться за дело не было ни уменья, ни сил — все это спешило в Западный край. Здесь стекались люди всяких профес­сий, возрастов и состояний: молодые, старики, любители пожить и те, что прожились насквозь, разочарованные в любви, обманутые в жизни и те, что сами обманывали, — все стремились сюда с лихо­радочной поспешностью...
Аттестатов никаких не требовалось: достаточно было приехать из России и заявить себя православным, чтобы получить право на такие льготы, права и преимущества, которые превращались в на­стоящий рог изобилия. Можно поэтому представить, какое коли­чество разного сброда заполонило эти несчастные девять губерний! Какой контингент лжи, подлости, всяческих обманов, подкупов, фальши и морального разврата принесла с собой эта православная армия оголодавших и жаждущих, оборванных и нетерпеливых!
Словно саранча, бросились они на готовые места, спеша захва­тить все это пространство, очищаемое для них насильно; церемо­ниться не было нужды, и под видом обрусения и пропаганды право­славия эти завоеватели преследовали такие цели, которые не имели ничего общего ни с религией, ни с моральностью, ни даже с полити­кой настоящего обрусения»*.
«Западнорусизм». Национально одержимые русские деятели стре­мились убедить местных жителей, российскую и европейскую обще­ственность в том, что Беларусь всегда была «истинно русским» кра­ем, ее народ — ветвью русской нации, а беларуский язык — всего лишь «наречием» русского языка.
В результате целенаправленной политики русификации на тер­ритории Беларуси постепенно возник целый слой местного обще­ства, который стал опорой русского господства в крае. Его состави­ли православные священники, учителя и чиновники из беларусов. Все они жили только на жалованье, а потому завидовали помещи­камкатоликам. Полная зависимость от государства и враждебность ко всему польскому объединяла их в стремлении как можно плотнее «прислониться» к России. Именно в ней они видели единственную гарантию своего благополучия. Эти местные пособники русских властей охотно отказывались от исторического и культурного насле­дия беларуского народа времен Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой.