КНІГІ ОНЛАЙН

Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

Анатоль Тарас

Выдавец: Харвест

Памер: 800с.

Мінск 2010

255.97 МБ

Там же был убит Пехота, мешанин из Кросно, с сыном, сам-четверт. А которых Господь Бог сохранил, тех совсем обобрали. Из тех, что в живых остались, много было раненых, поколотых. Притеснения и жестокости свирепые и неслыханные! Над бездыханными трупами измывались. Коло­ли, пороли, четвертовали, жир из них вытапливали, в болото, в гноище, в
воду метали и совершали всяческие убийства. Большую добычу стой ули­цы взяли, ибо много там было зажиточных и богато одетых.
В другом месте те именно, что нападали на князя Вишневецкого, бро­сились к пану Сигизмунду Тарло, хорунжему пшемысльскому, и быстро схватили его, так как он не мог обороняться против великой силы. Саму пани Тарлову выстрелом тяжело ранили, челяди несколько человек убили, побрали веши всякие. Сами только в рубахах остались. Там же та же участь постигла пани Гербуртову и панаЛюбомирского.
Оттуда сразу, ибо недалеко было, бросились к ксёндзу Помасскому, сек­ретарю короля его милости. Он в это время как раз совершал мессу. И как только он закончил «Ite missa est» (Идите с миром — лат.), последние две­ри выбили. Ксендз еще был вризе. Тут же образ Пресвятой Девы простре­лили. А ксендза, содрав облачения, там же перед алтарем забили, а скон­чался он на другой день. Убили также и брата его родного, и из челяди мало кто остался. Вещи все растащили. Был там в то время ксендз Александр Сондецкий, каноник бобовский, тот только, сняв облачение, ушел. Сам Господь Бог да и немецкий язык спасли его, ибо думали, что это немец, но если бы заметили, что ксёндз, то уж его бы точно убили.
На пана старосту саноцкого не нападали, ибо видели, что там жолнеры. Туда же к нему прибежали пан Немоевский — подстолий коронный, пан
Московский стрелец начала XVII века
Корытко, пан Вольский в поисках надежнейшей обороны. Увидев немало людей наготове, не посме­ли вступить в бой с ними. Только один негодяй в самого пана старо­сту выпустил стрелу, пролетевшую над головой, и едва его не убил. Тем временем от бояр дали при­ставов и стрельцов для защиты.
Пан староста луковский, рано услышав гвалт и догадавшись о мятеже, поехал к пану послу для совета, и других немало туда сбе­жалось. Пан посол как человек добродетельный, невзирая на опасность, приказал всех пускать надвор и после того мятежа долго держал их на своих харчах и сопро­тивлялся их выдаче. Ибо на По­сольском дворе пока было спо­койно.
Панов Стадницких осаждали, но там ничего не добились. Они
защищались хорошо и очень креп­
ко, так что вынуждены были их оставить. На них нападали те самые лихие злодеи, что были выпущены из тюрьмы и которых они до этого кормили в тюрьме, снабжали пожитками и деньгами. И так им за благодеяния отпла­тили, осаждая их с великою силою. Но Бог их защитил.
Пани Старостина сохачевская, увидев суматоху, в доме своем заперлась и со слугами своими спряталась на чердаке. Оттуда долго ее не могли спу­стить, видя, что она защищается. Только вещи, лошадей, возы, что внизу были, забрали.
Пан Павел Тарло, сын старосты сохачевского, с паном Самуилом Балем защищались долго в одном дворе. Когда «Москва» увидела, что не может одолеть их без урона для себя, она присягнула, что сохранит им жизнь. Поверив этой присяге, пан Баль вышел к ним, отдал свое оружие, и его сразу посекли вместе со слугами, которые вышли с ним. Видя это, пан Тар­ло не вышел за Балем, но, повернув назад, до конца защищался и остался невредим.
Там же, неподалеку, пана Петра Домарацкого, также присягою и пере­мирием обезоружив, когда он им сдался, вывели за ворота и убили. Слуги его рады были бы защищаться, но сам же пан, отобрав у них оружие, запер его в спальне. Правда, их не убили, но всего лишили.
Там же убили Яна Голуховского, дворянина короля его милости, кото­рый перед этим приехал к царю и был приставом у его посла Татева. Это­го, распластав накрест, пороли ножами и необыкновенно над ним измы­вались. Также пана Ясеневского (что был приставом у посла Афанасия) и челядь они убили.
Пана Цыковского младшего также убили, с которым был пан Яков Броневский, но по счастью, либо, вернее, провидением Божьим, он сумел прямо днем, среди этой суматохи, благополучно проехать в крепость к пану воеводе, сам-четверт.
Убили Целаря, краковского купца, и все драгоценности и товары захва­тили. Другого купца — Баптисту оставили, приняв за мертвого. Его Гос­подь Бог возвратил к жизни, но оставил голым, он потерял большие сум­мы в золоте и серебре. Также и других купцов немало убили и забрали у них много денег, золота, серебра и других товаров. А более всего пропало дра­гоценностей, которые приобрел у них царь, но не успел заплатить за них.
Из царской роты убит пан Громыка Старший, сам-десят, и паны Зверхлевские, два брата. Челяди в той же роте, что при лошадях в поле остава­лась, убили, как говорили, до 30 человек.
Всех убито, как по имевшейся у нас ведомости и реестрам, так и по из­вестному от самой «Москвы» подсчету трупов — до 500 человек, а «Моск­вы» — вдвое больше.
Около полудня этот дебош унялся. Несколько раз снова возникали стычки и нашим чинились жестокие притеснения и мучения. Более всего нашим вреда творили чернецы и попы в мужичьей одежде, ибо и сами убива­ли, и чернь приводили, приказывая нас бить, говоря, что «литва» приехала
нашу веру рушить и истреблять» /выделено мной — А. Т/ Великое кровопро­литие и вред неисчислимый из-за той подлой измены произошли...
В тот же день по улицам лежали нагие тела убитых с ужасными ранами, вплоть до утра, когда их похоронили всех в могилах под Москвой, других в болотах и гноищах погребли, а некоторых в воду пометали. Тех же, кото­рые укрылись и попрятались, свезли на Земский двор, переписали по име­нам и прозвищам и кто кому служил. У которых господа уцелели, отсыла­ли их к своим панам, а у которых убиты — держали их в надежных местах и давали пропитание. Там они обнищали до последней рубашки, по воз­можности выручая друг друга...
Тела/Лже-Дмитрия и Басманова/ положили на столе, нагие и необы­чайно изуродованные. Лежали они там в течение трех дней на великое поругание, которое над ними с большой жестокостью чинили, посыпая песком, оплевывая, колотя, обмазывая дегтем, и другую срамоту творили на вечный позор. Потом Басманова увезли, а то — другое тело, протащи­ли, привязав к лошади, и сожгли дотла. Схоронили их было сперва, но ког­да установились в тот же день жестокие холода и долго продолжались, а затем и чудеса какие-то над тем погребением стали случаться — то по со­вету' чернецов и попов, выкопав их, сожгли».
Дневник Марины Мнишек. Записи от 25 и 26мая 1606 года
Вечером 17 мая Марину отправили под арест в дом дьяка Афа­насия Власьева — того самого, который замещал царя Дмитрия при обручении в Кракове. После выезда из кремлевского дворца ей прислали несколько платьев, пустые сундуки и шкатулки. Все деньги, драгоценности, парадные наряды, лошадей и повозки (как подаренные Самозванцем, так и личные) у нее отобрали. Значи­тельно позже (8 июня) Марину отвели к отцу, но лишь после того, как он уплатил за нее огромный выкуп (80.000 талеров) из своих личных средств.
Еше позже (вавгусте) царь Шуйский приказал отправить Мари­ну и Юрия Мнишеков, в сопровождении 375 поляков и литвинов, мужчин и женщин, в Ярославль. Князя Константина Вишневец­кого со всем его двором отправили в Кострому; Мартина и Андрея Стадницких, панов Вольского, Корытку и Немоевского — снача­ла в Ростов Великий, а потом в Вологду и Белое озеро; супругов Тарловых с несколькими другими знатными дамами — в Тверь; Казановских — в Устюг.
Сосланных в Ярославль охраняли 300 стрельцов. Трудно сказать, о чем тогда думала 16-летняя польская шляхетка, официально объявленная русской царицей. Но в дневнике Диаментовского ясно сказано, что она не верила слухам о спасении своего мужа.
Некоторые русские историки распространяют выдумку, будто бы Юрий Мнишек заставил дочь сочинить письмо родне, в кото­
ром Марина клялась, что ее супруг не убит в Москве, а бежал, и для убедительности якобы приводила ряд подробностей его бегства. Дескать, это письмо доставил в Самбор шляхтич Ян Вильчинский, бежавший в ноябре 1606 года из Ярославля. Но все это ложь, архив Мнишеков в Самборе сохранился полностью и давно опублико­ван, такого письма там нет.
Чтобы покончить с вопросом «вины» поляков и литвинов в деле Самозванца, расскажем о двух случаях «выяснения отношений», имевших место 9 июня 1606 года (разговор бояр с Юрием Мнише­ком), а также 24,26 и 29 декабря (в первый день прием послов царя Василия Шуйского королем Сигизмундом Ш, в два других — радными панами). Мнишек сказал боярам, в частности, следующее:
«Вы поступили с нами не так, как поступают честные люди. Вы говори­те, что мой покойный зять не был Димитрием, сыном Ивана Васильеви­ча, и все же вы приняли его год тому назад, когда он с немногими людьми пришел в вашу землю из Польши. Вас много тысяч отпало от вашего Бо­риса, перешло к нему, приняло и признало его своим истинным цареви­чем и государем, благодаря чему и мы, поляки, имели основания верить, что он истинный наследный государь. Ради иеговы лишили жизни Федо­ра Борисовича Годунова и искоренили весь род Годуновых. Вы коронова­ли его своим государем и даже благодарили нас через посла вашей держа­вы, что мы такдобросовестно сохранили, хорошо воспитали и помогли ему встать на ноги.
Документ, в котором вы все приложением руки и печати удостоверяе­те, что он законный наследный государь Московской земли, и просите, чтобы мы согласились дать ему в жены и отпустили к нему нашу возлюб­ленную дочь, находится у нас в Польше, и всего этого вы не никак не мо­жете отрицать. Мы не навязывали нашу дочь вашему государю, он же че­рез вас, князей и бояр, весьма настойчиво добивался ее и сватался к ней. Мы не хотели давать своего согласия, не получив прежде согласия всего вашего государства, а также свидетельства, что он истинный наследник престола. Вы доставили таковое нам в Польшу, и оно в полной сохранно­сти лежит и по сей день у его королевского величества. То же самое засви­детельствовали также и ваши послы перед нашим королем в Польше.
Как же вы теперь смеете говорить, что он им не был? Как вам не совес­тно жаловаться на нас, поляков, что будто бы мы вас обманули? Мы, бу­дучи честными людьми, слишком положились на ваши слова, грамоты и печати, да и на ваши клятвы и целования креста; вы нас, а не мы вас обма­нули. Мы приехали к вам как друзья, а вы поступили с нами как злейшие враги. Мы жили среди вас без лукавства, чему свидетельством то, что мы поселились не все вместе, а жили врозь, кто здесь, кто там, один тут, на этой улице, другой там, на той улице и т.д., чего мы, конечно, не сделали бы,