КНІГІ ОНЛАЙН
Пошук сярод кніг, што прайшлі індэксацыю гуглам. Некаторыя кнігі гугл не знаходзіць
а) сразу же после ареста начиналось активное воздействие на арестованного. Сначала словесная обработка с соблюдением некоторой доли вежливости, потом крик, ругань, унижения и оскорбления. Затем следовало закрепление полученных достижений. Арестованному внушали, что теперь поворот невозможен, что спасти себя он может только “чистосердечным” раскаянием; б) если подследственный должен был предстать перед судом, а многие, как правило, осуждались заочно различными несудебными органами, то с ними проводилась дополнительная работа, своеобразная репетиция суда; в) арестованного обрабатывали постоянно, в камере, кабинете следователя и т.д. Одного брали на испуг, другого на уговоры, третьего на посулы, к четвертому применяли сочетание разных методов. Но главное — заключенного сразу лишали всякой возможности защищаться; г) атмосфера внутритюремно-следственного террора создавала безнадежные настроения. Многие арестованные считали, что И. Кузнецов. Технология террора . . сопротивление бесполезно и защита невозможна, а поэтому сразу же подписывали все, что им подсовывали. При этом возникало неслыханное в следственной практике явление: стороны мирно договаривались и о “преступлениях”, и о “мере наказания”. Материалы архивно-следственных дел, воспоминания репрессированных позволяют утверждать, что для получения нужных показаний у подследственных работники НКВД наиболее широко применяли в следственной практике: систему конвейерного допроса до 7—8 суток; ночные допросы и многократные вызовы к следователю; использование родственников в качестве заложников; удары психологическим контрастом; направление в глаза мощной электролампы; применение методов “ножниц” и “стула”; помещение арестованных стоя в нишу; угрозы оружием; плевки в рог... Предела изобретательности работников НКВД в организации системы допросов с использованием самых изощренных способов физического и морального воздействия не было. По трафарету в период 1937—1938 годов были сфабрикованы дела на десятки тысяч жителей республики и других регионов страны. Когда массовые репрессии приняли угрожающие масштабы, по личному указанию И.В.Сталина в конце 1938 года руководство НКВД СССР и ряд начальников НКВД республик и областей были обвинены в массовых арестах и нарушениях социалистической законности. Под непосредственным руководством вновь назначенного наркома НКВД Л.П.Берия в центре и на местах для создания видимости “восстановления законности” были произведены аресты “врагов народа”, пробравшихся в органы НКВД. С этой целью в 1939 году было сфабриковано дело о так называемой “антисоветской заговорческой организации”, действовавшей в системе НКВД. В руководящий “центр” этой организации был поставлен нарком внутренних дел Украины А.И.Успенский. Члены этой “организации” были обвинены в том, что они якобы укрывали от разоблачения и разгромов правотроцкистские и другие антисоветские кадры, производили массовые аресты ни в чем не повинных граждан, фальсифицировали материалы и добивались применения к арестованным репрессий. В общей сложности к уголовной ответственности в период 1938— 1939 годов было привлечено не более одного процента работников НКВД республиканского и областного масштаба. Несмотря на это, нынешние чекисты не забывают подчеркнуть, что более 20 тысяч сотрудников органов НКВД пали жертвами необоснованных репрессий 87 . “в борьбе против нарушений социалистической законности”. Правда, не уточняется, что до того, как были репрессированы, и они тоже исправно крутили колесо репрессивной машины и несут ответственность за кровавые преступления. В те годы активно арестовывались родственники осужденных. В связи с этим народный комиссар юстиции СССР 16 января 1938 года подписал приказ “О недопустимости увольнения с работы лиц по мотивам родственной связи с арестованными за контрреволюционные преступления” и уже на 1 января 1939 года были пересмотрены дела в отношении 1 175998 человек, осужденных в 1936—1937 годах.17 Установить точное количество таких лиц не представляется возможным. До 1942 года данная категория осужденных в судебной статистике не учитывалась. Исходя из анализа данных Верховного суда СССР, Военной коллегии Верховного суда СССР за период 1937—1939 годов эта цифра по СССР превышала миллион, а по БССР составила не менее 90 тысяч человек. Волна массовых репрессий 1937 года пошла на спад со второй половины 1938 года. Поступление дел о контрреволюционных преступлениях уменьшилось (в частности, по БССР в среднем на 30— 40 процентов) после того, как НКВД СССР дал указание о приостановке массовых акций по изъятию “врагов народа”. С сентября 1939 года “работы” у органов НКВД Беларуси снова резко прибавилось. Потянулись на Восток эшелоны с депортированными жителями западных областей республики. В этом потоке только в Сибири оказалось более 60 тысяч белорусов, поляков, евреев, представителей других национальностей. С учетом граждан, репрессированных несудебными и судебными органами в административном порядке, эта цифра превышает 85 тысяч человек. Изучение архивных документов и материалов органов госбезопасности, МВД, судов и прокуратуры Российской Федерации позволяет сделать предварительный вывод, что на территории Западно-Сибирского края (ныне Новосибирская, Кемеровская и Томская области) в период 30-х годов только судебными органами повторно было репрессировано не менее 25—30 тысяч уроженцев Беларуси. Автору довелось анализировать данные на уроженцев Беларуси, репрессированных в 30-е годы на территории Томской области. Картина получается такая: главный удар был направлен против кре-стьян и рабочих (до 64 процентов); основные мотивы ареста — девять человек из десяти — совершение “контрреволюционных престу-плений”; до 70 В. Лебедзева. Старонка у мартыралогу: Палута Бадунова процентов было осуждено в 1937—1938 годы; каждые восемь из десяти осужденных были расстреляны; по минимуму — пять лет — получили не более двух процентов арестованных. Массовые репрессии на территории СССР и Беларуси в 30-е годы носили явно выраженный плановый характер и осуществлялись карательными органами под непосредственным руководством ВКП(б)Б в крайне жестокой и бесчеловечной форме в отношении ни в чем не виновных граждан. 1 Сборник узаконений РСФСР. 1919. № 4. С. 25. 2 Там же. 1924. № 12. С. 105. 3 Собрание законов СССР. 1934. № 36. С. 283. 4 Сборник законодательных актов и документов. М., 1989. С. 12. 5 Реабилитация: Политические процессы 30—50-х годов. М., 1991. С. 9. 6 Полымя. 1995. № 1. С. 141. 7 Государственный архив Новосибирской области (далее ГАНО), ф. 1072, on. 1, д. 254, л. 115. 8 ГАНО, ф. 1072, on. 1, д. 397, л. 93. ’ Государственный архив Российской Федерации (далее ГАРФ), ф. 9492, оп. 1, д. 1, л. 47. 10 ГАРФ, ф. 9498, on. 1, д. 64, л. 82. 11 Известия ЦК КПСС. 1989. № 9. С. 35—36. 12 Там же. 1989. №3. С. 132. 13 Боль людская. Томск, 1990. С. 124. 14 Репрессии 30—40-х гг. в Томском крае. Томск, 1991. С. 82. 15 Государственный архив Томской области, ф. 582, оп. 2, д. 112, л. 105— 106. 16 Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. С. 145. 17 ГАРФ, ф. 9492, on. 1, д. 1002, л. 258. В. ЛЕБЕДЗЕВА (Гомель, Беларусь) СТАРОНКА Ў МАРТЫРАЛОГУ: ПАЛУТА БАДУНОВА ” Палута Бадунова — адзін з лідэраў барацьбы за нацыянальнадзяржаўнае вызначэнне Беларусі, на працягу 1917—1921 гг. уваходзіла ва ўсе кіруючыя структуры беларускага руху: ЦК БСГ, Цэнтральную і Вялікую Беларускія Рады, з’яўлялася міністрам урадаў БНР, сакратаром Партыі беларускіх сацыялістаў-рэвалюцыянераў, арганізатарам антыпольскага паргызанскага змагання ў 1919—1920 гг. Пад час сталінскіх рэпрэсій яе напаткаў лёс усіх нацыянальных дзеячоў, што апынуліся ў Савецкай Беларусі: рашэннем Асобых троек у 1937—1938 гг. была асуджана спачатку да 10 год ГУЛАГу, а потым і да вышэйшай меры 89 Палітычныя рэпрэсіі на Беларусі ў XX стагодлзі . пакарання. Жыццяіііс Бадуновай — не толькі адна з многіх старонак у мартыралогу беларускай справы XX ст., ён таксама яскрава ілюструе ролю рэпрэсіўных метадаў як сродка палітычнай барацьбы, эвалюцыю іх стылю. Палітычная біяграфія Бадуновай сведчыць, што менавіта рэпрэсіі былі адказам антынацыянальных сіл на кожную самастойную і дзейсную акцыю беларускага руху, здольную прынесці практычна-палітычны вынік. Ёй давялося асабіста спазнаць ужо першае выпрабаваннс гэтага сродка бальшавікамі, калі разгон Усебеларускага з’езда ў снежні 1917 вымусіў разам з іншымі сябрамі Выканаўчага камітэта перайсці на нелегальнае становішча. Гэтую ж заканамернасць пацвярджае і дзейнасць Бадуновай як аднаго з найбольш актыўных лідэраў БГІСР. Партыя засведчыла сябе рэальнай сілай у барацьбе за самавызначэнне Беларусі. Спалучэнне ў яе праграме дзяржаўнанезалежніцкіх і сялянска-сацыялістычных арыентацый з тактыкай «апоры на ўласныя сілы беларускага працоўнага народа» і лозунгі «барацьбы супраць любых акупантаў» забяспечылі ёй істотны ўплыў. Ва ўмовах нямецкай, а затым польскай акупацыі эсэры пачалі фарміраванне партызанскай «Беларускай сялянскай сувязі» для абароны краю. Актыўнасць эсэраў выклікала занепакоенасць як польскіх, так і савецкіх улад. 3 вясны 1919г. партыя вымушана была перайсці на нелегальнае становішча. На савецкай тэрыторыі арышты эсэраў начал іся восенню таго ж года, а актывістаў партыі Карача, Барташа і Забродскага каля года пратрымалі ў маскоўскай Бутырцы. Вясной 1920 г. серыю арыштаў правялі польскія ўлады. Быў арыштаваны і больш за паўгода правёў у польскіх турмах і канцлагерах ідейны лідэр партыі Тамаш Грыб. Не пазбегла арышту і П.Бадунова. 3 красавіка 1920 г. яе кінулі ў адзіночную камеру спачатку жаночай, а затым адміністрацыйнай мінскіх гурам. Аб рэжыме зняволення Налута ўспамінала, што ледзь выжыла «пасля страшэнных умоў холаду, ад якога я замярзала смяртэльна, і пагрозытыфусу, ад якога памерла палова арыштаваных»'. Праз месяц яна была вызвалена над нагляд жандармерыі, пазбегнуўшы якога, праз некалькі дзён ёй удалася пакінуць акупіраваны Мінск. Праз лінію фронта і разліў Бярэзіны ўброд яна перабіраецца ў Смаленск для вядзення перамоў з прадстаўнікамі Кампартыі Літвы і Беларусі. Усведамляючы эсэраўскі ўплыў на Беларусі, бальшавіцкае кіраўніцтва замест адкрытых рэпрэсій абірае больш тонкую тактыку яго нейтралізацыі. Са снежня 1919 г. быў распачаты эсэраўска90