Палітычныя рэпрэсіі на Беларусі ў XX стагоддзі
Матэрыялы канферэнцыі
Выдавец:
Памер: 278с.
Мінск 1998
Константин Иванович Керножицкий был арестован в конце 1937 г. Формальным основанием для его ареста послужили показания ранее арестованных сотрудников Академии наук. В следственном деле К. И. Керножицкого имеется также отзыв на его научные работы, представленный Институтом истории. В нём делается утверждение, что работы К. И. Керножицкого носят антисоветский характер и в них «протаскиваются национал-фашистские установки». Это дало основание следователю НКВД в обвинительном заключении указать, что «книги Керножицкого являются вещественным доказательством преступной деятельности Керножицкого», и он постановил приобщить их к следственному делу в качестве вещественного доказательства.
В мае 1939 г. решением внесудебного органа — Особого совещания НКВД СССР К. И. Керножицкий приговорён к 8 годам исправительнотрудовых лагерей. Но и находясь в лагерях, К. И. Керножицкий продолжал борьбу за своё освобождение. После его многочисленных обращений
Н. Токарев. Ученые Академии Наук — жертвы... . в различные инстанции Военной прокуратурой Белорусского военного округа в начале 1940 года был начат пересмо тр дела К. И. Керножицкого. Для изучения его трудов была создана экспертная комиссия.
В следственном деле имеется отзыв о научных работах К. И. Керножицкого, данный его учителем академиком В. И. Пичетой. Это был единственный положительный отзыв на работы Константина Ивановича. В. И. Пичета, в частности отметил, что «Керножицкий проявил себя упорным, ищущим исследователем... его работы сохраняют свою научную ценность».
Напомним, что сам В. И. Пичета был хорошо знаком с нравами и методами новой «охранки». В 1930 г. он с группой российских историков был арестован и провёл в ссылке пять лет. Но несмотря на небезопасность для себя лично попытки встать на защи ту осуждённого, он не предал своего ученика. А Институт истории АН БССР вновь дал отрицательный отзыв. В результате Военная прокуратура БВО, рассмотрев в порядке надзора следственное дело К. И. Керножицкого, постановила его жалобу «как необоснованную, оставить без удовлетворения». 28 февраля 1942 г. К. И. Керножицкий, талантливый белорусский учёный-историк и мужественный человек скончался в лагере близ города Канска.
Репрессии не могли не сказаться отрицательно на развитии многих о 1 раслей науки, особенно истории, литературоведения, языкознания, многих отраслей естествознания. События развивались гак, что были закрыты институты философии и советского строительства, физикотехнический, поскольку в них практически не осталось работников. А обескровленный Институт экономики Академии (в 1936—1938 гг. было арестовано 9 сотрудников института) был передан в ведение Госплана БССР. Это было время, когда борьба идей, мнений, состязание научных концепций, без которых наука обречена на бесплодие, оказались под запретом. В науке господствовал монополизм, творческое обсуждение научных проблем подменялось администрированием, из науки удалялись инакомыслящие.
В 30—40-е годы, по нашим данным, было репрессировано около 150 сотрудников Академии наук республики. Наибольшее число арестов пришлось на 1937 г., когда подверглись репрессиям около 50 человек, в 1930 г. было арестовано 33 человека. В 1933 —16, в 1936—15, в 1938 — 27. Среди них представители многих национальностей, проживающих в Белоруссии: белорусов в числе репрессированных было 96, евреев — 19, русских — 9, литовцев — 7, других национальностей — 13.
Из числа репрессированных сотрудников Академии наук установлены фамилии 52 человек, которые как свидетельствуют материалы, полученные в начале 90-х годов из КГБ Беларуси, были расстреляны в течении 30-х годов в Минске и 10 — в других районах страны. Умерли в исправительно-трудовых лагерях или тюрьмах 29 человек. Таким образом, дождались освобождения примерно только треть осуждённых сотрудников академии, и только очень немногие из них смогли вернуться к научной работе.
Следует иметь в виду, что численный состав Академии наук республики в 30-е годы был небольшой. В 1929 г., при создании академии, внейработало немногим более 10 сотрудников, к концу 1937 г. — 580 сотрудников, в 1941 г. — более 700.
Основным источником при выявлении фамилий репрессированных сотрудников академии стали материалы личных дел на них, хранящиеся в Центральном научном архиве НАН Беларуси. В основном они образовались в результате переписки с Академией наук в 50-е годы родственников репрессированных по вопросам выплаты денежной компенсации. В этих материалах обычно обнаруживаются справки о реабилитации, которые служат отправной точкой для последующего поиска. Следует отметить, что имеющиеся справки о смерти репрессированных, как правило, были фальсифицированы.
Важное значение для получения данных биографического и творческого характера репрессированных учёных имеют материалы, сохранившиеся у родственников репрессированных, воспоминания их коллег.
Неоходимым источником для выяснения обстоятельств ареста, меры наказания, сроков и места заключения, а также точных дат смерти являются материалы уголовных дел жертв политического террора, хранящиеся в архивах Комитета Государственной безопасности.
Задача восстановления исторической и социально-правовой справедливости — обнародование правды в отношении лиц, пострадавших в период сталинских репрессий.
Долг учёных старшего поколения и молодёжи — полная реабилитация невинно пострадавших, восстановление их доброго имени для истории, их творческого наследия для науки. Всё, что они сделали, должно быть достоянием последующих поколений. То, что было, никогда не должно повториться.
А. УРУБЛЕЎСКІ (Мінск, Беларусь) РЭПРЭСІІ СУ ПРАЦЬ ДУХАВЕНСТВА1BEPHJ К АЎ
У 1917—1940 гг.
3 усіх ганенняў, якія выпалі на долю царквы ў гады Савецкай улады. самымі бязлітаснымі і жорсткімі былі тэрор і масавыя рэпрэсіі супраць духавенства і вернікаў. Гэта была тая катэгорыя людзей, хто за веру і релігійныя перакананні, бадай больш за ўсіх, зазнаў самавольства і насілле ўлад, на каго дзяржава абрушыла такі шквал нянавісці, якога не ведала гісторыя.
Ужо ў першыя гады існавання Савецкай улады тэрор бальшавікоў супраць духавенства набыў небывалыя памеры. У иачатку 1922 г. у краіне адпаведна судовым прыгаворам было расстрэляна 1691 свяшчэннік, 1962 манахі, 3447 манахінь і паслушніц, а без суда — каля 15 тысяч служыцелей культа.1
Немалаважную ролю ў гэтым адыграла принятая 5 верасня 1918 г. Саветам Народных Камісараў “Пастанова аб красным тэроры”. У ёй адзначалася: “Савет Народных Камісараў заслухаўшы даклад старшыні Надзвычайнай Камісіі па барацьбе з контррэвалюцыяй аб дзейнасці гэтай камісіі, знаходзіць, што при данай сітуацыі забеспячэнне тыла шляхам тэрора з’яўляецца прамой неабходнасцю: што для ўмацавання дзейнасці Усерасійскай надзвычайнай камісіі і ўнясення ў яе большай планамернасці, накіраваць туды як мага большую колькасць адказных партыйных таварышаў, што неабходна забяспечыць Савецкую Рэспубліку ад класавых ворагаў шляхам ізалявання іх у канцэнтрацыйных лагерах; што падлягаюць растрэлу ўсе асобы, якія маюць дачыненне да белагвардзейскіх арганізацый, загавораў і мяцяжоў; што неабходна апублікаваць імёны ўсіх расстраляных, а таксама ўжыванне да іх гэтай меры”.2
Тых, каго не расстралялі, чакалі лагеры прымусовых работ, якія пачалі стварацца ў 1919 г. Адпаведны дэкрэт УЦВК прадпісваў: ‘‘Ва ўсіх губернскіх гарадах ва ўказаныя асабістай інструкцыяй тэрміны павінны быць адчынены лагеры, разлічаныя не менш чым на 300 чалавек.
Адказнасць за невыкананне ўказа ўскладаецца на адпаведныя надзвычайныя камісіі...”3
Адным з самых страшэнных месц зняволення лічыліся лагеры на Салавецкіх астравах.
Шостага чэрвеня 1923 г. сюды прыбылі першыя зняволеныя. Так нарадзіўся СЛАП (Салавецкі лагер адмысловага прызначэння) АДПУ.
Склад яго вязняў у першыя гады: прадстаўнікі рускай арыстакратыі
153
і дзяржаўнага апарата дарэвалюцыйнай Расіі; удзельнікі белага руху. прадсгаўнікі ўсіх дарэвалюцыйных палітычных партый; чорнага і белага духавенства, розных рэлігійных сект; быўшыя нэпманы, буйныя крымінальнікі-рэцыдывісты; савецкія ваенныя і чэкісты, асуджаныя па палітычных і іншых артыкулах...
Ізаляцыя, прымусовая праца, дванаццацігадзінны рабочы дзень, армейская арганізацыя...
Вось імёны толькі некалькіх вязняў-свяшчэннаслужыцелей гэтага лагера, каму прышлося зведаць маральныя і фізіччныя мукі, чыё жыццё ператварылі ў беспрасветную паласу пакут і прыніжэння. Грысюк Анатолій, мітрапаліт Адэскі (1880—1938 гг.)—царкоўны гісторык; Пётр, архіепіскап Варонежскі (П.К. Звераў) (1878—1929 гг.) загінуў на востраве Анзеры, на Галгофе; П.А. Фларэнскі (1879—1937) — свяшчэннік, філосаф, матэматык, хімік, мастацтвазнаўца, расстраляны на Салаўках.
Начальнікам упраўлення СЛАПАа быў Ногцеў П.А., рэпрэсіраваны ў канцы 30-х гадоў. Начальнікам асобага аддзела УНК, адным з арганізатараў Салавецкіх лагераў, быў Кедраў М.С. Арыштаваны ў канцы трыццатых гадоў. Па суду апраўданы, але расстраляны па асабістаму ўказанню Берыі ў 1941 г.4
У Мінску “кантрацыённы лагер” (так яны называліся ў дэкрэце) быў створаны ў ліпені 1920 г.5 і адрозніваўся ад СЛАПАа тым, што з’яўляўся перавалачным пунктам, дзе ў судовым і пазасудовым парадку вязням вызначаліся рэпрэсіўныя меры пакарання, у тым ліку і дэпартацыя ў аддаленыя раёны РСФСР. У большасці сваёй за межы Беларусі высяляліся людзі, якія лічыліся небяспечнымі для Савецкай улады і не маглі прадукцыйна працаваць. Так, сакрэтны цыркуляр, адрасаваны 21 чэрвеня 1921 г. за подпісам Старшыні ЦВК і СНК А.Р. Чарвякова Наркамату Унутраных Спраў, Наркамюсту і Старшыні надзвычайнай камісіі БССР прадпісваў: “...Арганізаваць камісію, якой прыступіць для перагляду сйіскаў зняволенных у канцлагеры, прычым яўна злачынны элемент перадаць па падсуднасці, дзе яны панясуць заслужаную кару, а на астатніх, няздольных да прадукцыйнай працы, саставіць спісак для рассялення па другіх раёнах Расіі.”6
У гэтых спісках было багата свяшчэннаслужыцелей і сектантаў, якія абвінавачваліся ў контррэвалюцыйнай дзейнасці.
Паняцце “контррэвалюцыйная дзейнасць” тлумачылася Наркамюстам БССР як агітацыя супраць Савецкай улады, невыкананне яе распараджэнняў, шпіянаж і іншыя віды злачынстваў.7