КНІГІ ОНЛАЙН

Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

Анатоль Тарас

Выдавец: Харвест

Памер: 800с.

Мінск 2010

255.97 МБ

На другой день Понтус, перейдя ту же самую реку в другом месте, по­шел назад на поляков, храбро ударил по ним и задал им такого жару, что они обратились в бегство и принуждены были с большим уроном и позо­ром снова отступить в большой лагерь Димитрия».
Буссов. Цит. Соч., с. 159
Поражение у Твери способствовало возникновению разброда в рядах тушинцев. Так, Самозванец немедленно написал Сапеге, чтобы тот бросил осаду Троицко-Сергиевского монастыря и спе­шил на защиту Тушино:
«Неприятель вошел в Тверь почти на плечах нашего войска... Теперь же, при перемене счастья, мы тем более просим оставить там все и спешить как можно скорее со всем войском вашим к главному стану, давая знать и дру­гим, чтоб спешили сюда же»...
Под Калязиным монастырем 18—19 августа 1609 года произо­шел новый бой. Тушинцев возглавил Ян-Петр Сапега, прибывший сюда по призыву «царя». У него было 5 полков — его собственный (гетманский), полк Зборовского, полк Лянскоронского, полк за­порожских казаков Костенецкого, полк донских казаков Лисовс­кого, а всего 12 тысяч копейщиков. Ему противостояли отряды Скопина-Шуйского и шведский отряд Христиерна Зомме.
Здесь Шуйский впервые применил заграждения из вкопанных в землю кольев (рогатки). Когда конница Сапеги пошла в атаку, ей пришлось остановиться перед рогатками, тогда как московиты и шведы вели по ней ружейный огонь. Тогда Сапега спешил часть своих людей и они нанесли удар во фланг. Ожесточенное сражение продолжалось в течение 7 часов, но не дало перевеса ни одной из сторон. В «Новом Летописце» сказано: «Под Калязиным монасты­рем бывшу бою великому и отойдоша на обе стороны ничего не зделаху».
Все же один результат был: Сапеге не удалось перекрыть даль­нейшее продвижение Скопина-Шуйского в замосковные города. 10 сентября его войска освободили Переяславль, хотя сам Скопин торжественно вступил в Переяславль лишь 6 октября.
СОБЫТИЯ ВЕСНЫ ЛЕТА 1609 г.
А в районе Москвы, говоря современным языком, тем временем шла позиционная война. У «царя Дмитрия» не было сил штурмо­вать столицу, у «царя Василия» — сжечь Тушино. На северо-запад­ных окраинах Москвы постоянно происходили стычки московс­ких войск с тушинцами.
Бой на Ходынке
5 июня 1609 года очередная стычка переросла в большое сраже­ние. Польско-литовский отряд Николая Мархоцкого отогнал до­зор московитов и раскинул бивак на берегу реки Ходынки. Но ис­пуганные воеводы доложили царю Василию, что на Москву пошла вся тушинская рать.
Тогда по царскому приказу против Мархоцкого выступило боль­шое войско. На его флангах была конница, в центре двигался гу­ляй-город, то есть несколько десятков возов, за шише иных тол оты­ми дубовыми щитами. На возах сидели стрельцы и вели огонь че­рез бойницы.
Между тем к коннице Мархоцкого тоже подошло подкрепле­ние — три хоругви казаков и 400 польских пехотинцев с нескольки­ми пушками. Позже это сражение хорошо описал сам Мархоцкий:
Бой на Ходынке (5 июня 1609 г.)
«Тут со своими гуляй-городами подошли москвитяне. Наши не знали о гуляй-городах; завидев неприятеля, они решили, что наступает только московская конница, и поскакали к ней через речку. Три казацие хоругви встали во главе и пошли вперед, за ними поскакала гусарская хоругвь (тому, кто ее вел, не стоит этим хвалиться). Когда казацкие хоругви оказались на поле, из гуляй-городов стали палить, и казаки повернули назад. А гусарс­кая хоругвь пошла вперед и направилась прямо на конницу, надеясь, что если удастся ее смять, гуляй-городы будут нашими. В ответ открылась пальба, в хоругви пало несколько лошадей, но, несмотря на это, отряд на­летел на конницу. Москвитяне же, в расчете на прикрытие из гуляй-горо­да, держались так, что приняли на себя удар копий. Затем пошли и другие хоругви, но они уже ничего не изменили. Первая хоругвь, сколько смогла охватить своими рядами, гнала москвитян в спину, другие хоругви пошли в свой черед следом, остальные обратились на гуляй-городы: отбили ружья, посекли пехоту, в пушки впрягли лошадей, чтобы отвезти в обоз. Если бы мы проследили за московской конницей, победа была бы в наших руках.
Московская конница, которую оттеснила первая хоругвь, быстро ухо­дила и, чтобы не было сумятицы, шла почти рядом с нашими. Если бы наши хоругви, не вмешиваясь не в свое дело, обратились на левое крыло, то мы бы одержали большую победу. Е1о произошла ошибка: хорунжий
первой хоругви, который должен был следовать за своим предводителем, увидев сбоку москвитян, присоединился ктем, кто их преследовал. Хоруг­ви, следовавшие за первой, решили, что она уже смята, и ни с того ни с сего показали спину.
Москвитяне опомнились, насели на нас и погнали, разя, прямо в Хо­дынку. Свои гуляй-городы они отбили, потому что наши хоругви все до единой вынуждены были спасаться бегством (тогда-то мне ногу и простре­лили). Но это было еще не все, чем Бог нас наказал. На реке Ходынке у нас было несколько сотен пехоты, — с ее помощью мы могли бы поправить дело. Но пехотные ротмистры, похватав хоругви, побежали первыми; так что, когда дойдет до битвы, плохо, если у пеших ротмистров будут кони.
Тем временем наше войско удирало к обозу. Хорошо, что там оказался Заруцкий с несколькими сотнями донцов. У речки Химки, где мы по­ставили укрепления для защиты обоза, он повел ответную стрельбу из руч­ного оружия. Иначе неприятель ворвался б на наших плечах прямо в обоз. Хотя победа была рядом, мы лишились тогда всей пехоты, потеряли уби­тыми несколько ротмистров; немало было убито и ранено товарищей, че­ляди, лошадей, множество важных персон попали в плен и были увезены в Москву».
Мархоцкий И. «История Московской войны». М., 2000, с. 52—53
Несмотря на эту победу, власть в столице буквально висела на волоске.
Во-первых, группы дворян-заговорщиков несколько раз прихо­дили в Кремль свергать Шуйского, хотя каждый раздело кончалось словесной перебранкой с царем и его окружением.
Во-вторых, весной и летом 1609 года произошло очередное на­шествие татар на Московскую Русь. Татары разорили Тарусу, захо­дили за Оку, в район Серпухов — Боровск — Коломна. Это был не просто набег, а настоящая война, длившаяся все лето и захватив­шая огромную территорию, почти до самой Москвы. Буссов так писал об этих событиях:
«Татары... увели за рубеж бесчисленное множество захваченных людей и скота, не считая того, сколько они поубивши и побросали старых и ма­лых, не имевших сил идти с ними, да и скота тоже. А об том ужасном вре­де, который они причинили стране поджогами, и говорить не приходит­ся. В это время раздавались горестные стенания жителей, потерявших не толькоскот, ноилюдей, ибо многие жены лишились мужей, мужья —жен и детей, так что даже камень — и тот разжалобился бы».
Буссов К. Цит. Соч., с. 157
Нону Самозванца в Тушино тоже хватало проблем. С поздней осени 1608 года в северо-западных областях Московской Руси на­чалось и с каждым месяцем усиливалось сопротивление его войс­
кам. Начало положил Галич. Этот город последним (в начале но­ября) признал Лже-Дмитрия, и первым (уже 20 ноября) выступил против него. Жители Галича собрали ратников не только из свое­го уезда, но и соседних.
Вслед за Галичем произошли выступления против представите­лей администрации «царя Дмитрия» в городах Белоозеро, Волог­да, Городец, Гороховец, Кашин, Кострома, Духа, Молога, Романов, Рыбинск, Суздаль, Тотьма, Углич, Шуя, Ярославль.
3	марта 1609 года в сражении под Романовым повстанцы разби­ли отряд Лже-Дмитрия, который возглавляли Петр Голович и мур­за Юсупов. После этого город Романов стал средоточием повстан­ческих сил, отсюда 14 марта они двинулись к Ярославлю. На пути повстанцы встретили отряд Самуила Тышкевича, посланный для усмирения бунта, и разбили его 7 апреля. 8 апреля они заняли Ярославль.
О событиях, разыгравшихся в Ярославле после этого, Конрад Буссов пишет следующее:
«Иоахим Шмидт/немецкий купец/... был воеводой в отпавшем городе Ярославле, а во время отпадения /в начале 1609 года/ бежал оттуда вместе с бывшими у него поляками. Этого самого Шмидта поляки послали назад к городу для переговоров...
Шмидта заманили хитрыми речами поближе к городским воротам, и не успел он опомниться, как его окружили и насильно утащили беднягу в го­род. Там они разыграли с ним ужасающее действо о муках страстных: вски­пятив большой котел меду, они сняли со Шмидта одежды, бросили его в мед и варили до тех пор, пока не осталось совсем мяса на костях... Когда Шмидт достаточно долго поварился, они вынули скелет из котла и выбро­сили его на городской вал — так, чтобы свиньи и собаки порастаскали его, и даже не разрешили его вдове и друзьям собрать и похоронить кости...
За ужасную смерть этого честного человека впоследствии хорошо ото­мстил пан Лисовский. Он превратил в пепел весь Ярославский посад, по­том пошел дальше в глубь страны, убивая и истребляя все, что попадалось на пути: мужчин, женщин, детей, дворян, горожан и крестьян. Он сжег дотла большие селения, Кинешму и Юрьевец-Подольский и возвратился в лагерь /Лже-Дмитрия II/ под Троицу с большой добычей».
Буссов К. Цит. Соч., с. 158
К началу лета 1609 года край, где население активно сопротив­лялось войскам и посланцам Самозванца, занимал (по свидетель­ству Карамзина) пространство по обеим сторонам верхнего тече­ния Волги вплоть до Нижнего Новгорода, а по ее притокам на се­вер до Белоозера и на юг до Оки. Это было самое сердце Московс­кого государства. Сопротивление народа очень красочно описал Буссов:
«Во всех углах толпами собирались тысячи крестьян. С теми немцами и поляками /так он называл и литвинов, и украинских казаков — А. Т./, ко­торых они заставали в загоне, т.е. в поисках провианта или в разведке, они поступали во много раз грубее и беспощаднее, чем поступали с ними преж­де поляки. Если крестьяне приходят в ярость, они обычно ведут себя как обезумевшие, помешанные и, какдикие свиньи, не щадят ничего, разры­вают и раздирают, что только могут...
Единственной причиной их отпадения от Димитрия были несправед­ливости и большие бесчинства поляков, которые не могли отказаться от грабежей и насилия, пока их не стали спускать под лед, перерезать им горло или даже вздергивать на виселицу. Они отнимали силою у бедняков, невзи­рая на то, что те присягнули Димитрию, все, что у них было, как если бы это были злейшие враги, а ведь эти бедные люди много отдавали в лагерь на содержание войска».