КНІГІ ОНЛАЙН

Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

Анатоль Тарас

Выдавец: Харвест

Памер: 800с.

Мінск 2010

255.97 МБ

Как пишет Н.И. Костомаров, Марина ночью после убийства мужа, схватив факел, бегала в отчаянии среди толпы, рвала на себе одежду и волосы, и умоляла донских казаков о мщении. Началь­ствовал над этими казаками ее любовник, атаман Заруцкий. Он с ними напал на татар в Калуге и убил до 200 человек мужчин, жен­щин и детей, не успевших бежать оттуда с основной частью татар­ского населения (около тысячи человек), заблаговременно поки­нувшего город по указанию Урусова. За несчастными гонялись по всем улицам, убивая их ударами дубин и сабель.
Итак, Марина Юрьевна Мнишек во второй раз стала вдовой. Через несколько дней после гибели мужа она родила сына, кото­рого нарекли Иваном.
4с
Останки Лже-Дмитрия были торжественно погребены в цер­кви Калужского кремля. Но, как известно, «свято место пусто не бывает».
23 марта 1611 года в Иван-городе объявился очередной «чудесноспасшийся» царьДмитрий Иванович (Лже-Дмитрий Ш). Само­званец, подлинное имя которого было Сидор, сообщил изумлен­ным горожанам, что в Калуге убили кого-то другого, а он в очеред­ной раз «чудесно спасся» от смерти. Ему поверили, три дня звони­ли в колокола и стреляли из пушек, знаменуя тем самым «великую радость». Далее под знамена «царя» в Иван-городе встали отряды стрельцов и казаков. С ними он 8 июля явился к Пскову и заставил жителей присягнуть ему.
На выручку Пскову шведы послали из Эстляндии отряд генера­ла Горна. Самозванец испугался и ушел в Гдов. Там он получил письмо от Горна, в котором было сказано, что шведы не считают его «настоящим царем». Но так как его «признают уже многие», шведский король согласен дать ему удел в обмен на отказ от при­тязаний на московский престол в пользу шведского принца Кар­ла-Филиппа, приглашенного земским правительством. Самозва­нец отказался и бежал из Гдова назад в Иван-город. Но 4 декабря он все же торжественно въехал в Псков, где духовенство провозг­ласило, что он и есть «настоящий царь».
Между тем 2 марта 1612 года Первое ополчение под Москвой признало «Псковского вора» своим государем. Оно и понятно,
* От Петра Урусова шел известный в России род князей Урусовых.
движение остро нуждалось в фигуре, за чье «правое дело» оно яко­бы воевало. Заруцкий и Трубецкой со всем ополчением целовали крест на верность «спасенному Дмитрию Ивановичу». Увы, цар­ствовал он недолго. В Пскове возник заговор против него и 18 мая 1612 года самозванец бежал из города. Через два дня его поймали и вернули. Через полтора месяца (1 июля) «вора» повезли в Моск­ву — в стан ополчения. Но по дороге на конвой напали казаки Александра Лисовского. В панике псковичи убили самозванца, а сами убежали.
В литературе встречаются упоминания и о многих других само­званцах. Были известны Лже-Дмитрий IV и Л же-Дмитрий V. Сре­ди терских казаков после гибели Лже-Петра появился «царевич Иван-Август», якобы «сын» царя Ивана IV от брака с Анной Колтовской. На некоторое время ему покорились Астрахань и все Нижнее Поволжье.
Веле за ним появился «внук» Ивана Грозного — «царевич» Лав­рентий, якобы «сын» царевича Ивана Ивановича. Известны также многочисленные «дети» царя Федора от брака с Ириной Годуно­вой: «царевичи» Василий, Гавриил, Ерофей, Клементий, Савелий, Симеон и Мартын. Однако никому из них не удалось добиться сколько-нибудь заметных успехов.
ИДЕЯ О ЦАРЕ ВЛАДИСЛАВЕ
Итак, «семь бояр» и патриарх Филарет решили сделать москов­ским царем Владислава, сына короля Сигизмунда III, которому летом исполнилось 14 лет. В связи с этим, Жолкевский по их просьбе отогнал от Москвы Самозванца.
Затем бояре 17 августа 1610 года подписали договор с Жолкевским об условиях пребывания его войска в Москве и о передаче пре­стола Владиславу. Но при этом некоторые важные вопросы оста­лись открытыми. Гетман без санкции короля и сейма Речи Поспо­литой не решился утвердить статьи о принятии Владиславом пра­вославия; о вступлении его в брак с девицей из знатного московс­кого рода; о возвращении Москве всех городов, захваченных Си­гизмундом; о взаимном обмене пленными без выкупа; о прекраще­нии осады Смоленска.
Поэтому в сентябре из Москвы к королю под Смоленск отпра­вилось «великое посольство». Его возглавили князь Василий Голи­цын и патриарх Филарет. В состав посольства вошли окольничий князь Мезецкий, думный дворянин Сукин, думный дьяк Томила Луговский, дьяк Сыдавный-Васильев; из духовных лиц — спасскийархимандрит Евфимий, троицкий келарь Авраамий Палицын
и другие официальные лица. Всего в составе посольства, вместе с помощниками, охраной и слугами, было 1246 человек!
Посольство прибыло под Смоленск 7 октября. Поляки приня­ли его «с честью» и отвели послам 14 шатров в версте от королевс­кого стана. Ио кормили послов плохо, а на их жалобы отвечали, что «король не в своей земле, а на войне, и взять ему самому негде». Это было правдой.
10 октября король дал аудиенцию послам, которые попросили Сигизмунда отпустить своего сына на царство в Москву. Они так­же напомнили, что Владислав — в соответствии с договором от 4 февраля — должен принять православие в Смоленске от патриар­ха Филарета и смоленского архиепископа Сергия, чтобы явиться в Москву уже православным человеком. Канцлер Лев Сапега от имени короля неопределенно ответил им, что король желает спо­койствия в Московском государстве и назначит время для пере­говоров.
Помимо тех условий, которые утвердил своей властью гетман Жолкевский, послам следовало добиться от короля соблюдения всех остальных: чтобы королевич взял с собой из Польши лишь небольшое число необходимых ему людей; что жениться Владис­лав должен на девице православной веры; что все города, занятые людьми Сигизмунда или «Тушинского вора», следует очистить, как было до Смуты и как уже договорено с гетманом Жолкевским. А если кто-либо из жителей Московского государства захочет отсту­пить от православной веры, того казнить смертью, таким образом, возможность унии православной церкви с католической категори­чески исключалась.
Согласно условиям, принятым обеими сторонами, ни литвины, ни поляки не имели права занимать руководящие посты в Моск­ве, провозглашалась свобода торговли между Москвой и Респуб­ликой, а также совместная оборона от крымских татар.
Теоретически, возведение Владислава на престол могло стать благом для Московского государства. Отпрыск шведско-польско­го королевского дома пользовался бы большим авторитетом в стра­не, чем какой-нибудь князь Голицын или боярин Мстиславский, еше недавно пресмыкавшиеся перед выскочками Борисом Годуно­вым и Василием Шуйским.
Призвание иностранного монарха на престол в Западной Евро­пе было обычным делом и в те времена и много позже. Например, через 100 лет внук французского короля Людовика XIV Филипп стал королем Испании и основал династию испанских Бурбонов. Да и в России в 1762 году престол заняла стопроцентная немка, принцесса Фредерика-Августа Анхальт-Цербстская, ставшая им­ператрицей Екатериной Второй, или «Великой».
Но фактически мечты московских бояр о «ручном короле» Владиславе были утопией. Сигизмунд вел речи о царствовании сына лишь в качестве «дымовой завесы», в действительности он сам хотел сесть на московский престол, чтобы после этого не мытьем, так катаньем добиться введения церковной унии. Напомним, что он был ревностным католиком и соображения «о пользе истинной веры» являлись для него абсолютной цен­ностью.
Условия, предложенные боярами, были вполне приемлемыми, но за спиной бояр отсутствовали «большие батальоны», если упот­ребить любимое выражение Наполеона Бонапарта. Сигизмунд лгал москвичам, поскольку руководствовался тайным планом, зато батальоны у него были. Точнее, он думал, что они у него есть. По­этому переговоры постепенно зашли в тупик. Король соглашался на переход сына лишь в униатство и вообще не хотел отпускать его в Москву — под предлогом малолетства. В конце концов, в начале апреля 1611 года, Сигизмунд приказал отправить все посольство под вооруженным конвоем на территорию Польши, в замок Ма­риенбург.
А тем временем в королевском совете спорили, отпускать Вла­дислава в Москву или нет? Сначала Лев Сапега, уже не надеясь взять Смоленск, был на стороне тех, кто соглашался отпустить ко­ролевича в Москву, но вскоре изменил свое мнение. Особенно по­влияло на Сапегу письмо королевы Екатерины, супруги Сигиз­мунда, которая написала канцлеру:
«Ты начинаешь терять надежду на возможность взять Смоленск и сове­туешь королю на время отложить осаду: заклинаем тебя, чтоб ты такого совета не подавал, а вместе с другими сенаторами настаивал на продол­жении осады: здесь дело идет о чести не только королевской, но и целого войска».
После этого Сапега заявил на королевском совете, что присяга, данная московитами Владиславу, подозрительна. Не хотят ли они просто выиграть время? Нельзя ради сомнительных выгод с позо­ром уходить из-под Смоленска, оставив надежды на приобретение Смоленской и Северской областей. В итоге Владислава в Москву не отпустили, а московских послов, как уже сказано, задержали в качестве пленников или даже заложников.
Ситуация сложилась трудная. Литвинские и польские магнаты отказались помочь Сигизмунду как войсками, так и деньгами для планировавшегося им похода на Москву. Чтобы заплатить наемни­кам, стоявшим под Москвой, королю пришлось в феврале 1610 года частью продать, частью заложить свои драгоценности. Смоленск же продолжал успешно защищаться.
ВСТУПЛЕНИЕ
ЛИТОВСКО-ПОЛЬСКОГО ВОЙСКА В МОСКВУ (21 сентября 1610 г.)
Между тем в Москве и вокруг нее зрело недовольство против сговора «семи бояр» с интервентами. Многие московиты, особен­но из низших слоев, предпочитали видеть на престоле русского Самозванца, а не польского королевича. Из городов ВладимирЮрьев, Галич, Ростов Великий и Суздаль к Лже-Дмитрию прибы­ли гонцы с заявлениями о готовности передаться ему. А в самой столице продолжал агитацию в пользу «царя Дмитрия» Захар Ля­пунов.
Поэтому, хотя по договору от 17 августа войска Жолкевского должны были отойти к Можайску, бояре договорились с гетманом, что литвины и поляки станут гарнизоном в Москве. 16 сентября полковники Гонсевский и Струсь приехали в Москву расписывать квартиры. Но, увидев их, один монах ударил в набат. На Красной площади быстро собралась огромная толпа, квартирьерам при­шлось удалиться.