КНІГІ ОНЛАЙН

Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

Анатоль Тарас

Выдавец: Харвест

Памер: 800с.

Мінск 2010

255.97 МБ

«Лишенная разума чернь, уподобляясь скоту, утвердила в своем уме весьма безрассудное решение и даже склонилась на то, чтобы погубить начальников и избранных лучших мужей, а особо знаменитых по сравне­нию с собой, после мучений предать всех смерти, а их имения захватить; это и совершилось»...
«Временник Ивана Тимофеева». Цит. по книге Гумилева, с. 447
В условиях интервенции, краха центральной власти и армии, последней надеждой Московской Руси стало народное сопротив­ление, освещенное идеей общественного сплочения во имя защи­ты Отечества. Сословные противоречия, характерные для преды­дущего периода Смутного времени, в определенной мере уступи­
ли место общему религиозно-национальному единству. Силой, сплотившей все социальные группы, выступила православная цер­ковь, увидевшая смертельную угрозу себе со стороны католициз­ма и униатства, состязаться с которыми в борьбе за души сограж­дан она не умела и не хотела.
Заточенный в Кремле патриарх Гермоген продолжал распрост­ранять через своих сподвижников грамоты, призывая соотече­ственников бороться с иноверцами и смутьянами. Центром право­славной патриотической пропаганды выступил Троице-Сергиев монастырь, где воззвания составляли архимандрит Дионисий и келарь Авраам ий (в миру Аверкий) Палицын.*
$ * *
С марта по октябрь 1611 года Дионисий и Палицын разослали грамоты Гермогена и свои в Казань и другие низовые города, в Новгород Великий, на Поморье, в Вологду и Пермь, в которых го­ворилось:
«Православные христиане, вспомните истинную православную христи­анскую веру... покажите подвиг свой, молите служилых людей, чтоб быть всем православным христианам в соединении и стать сообща против пре­дателей христианских... Пусть служилые люди без всякого мешканья спе­шат к Москве, в сход к боярам, воеводам и ко всем православным христи­анам».
Троицкие грамоты попы публично зачитывали на площадях и в церквях городов. Так было и в Нижнем Новгороде — крупном тор­говом городе на Средней Волге. Там ее читал в Спасо-Преображен­ском соборе протопоп Савва Ефимьев. Чтение грамоты закончи­лось горестными восклицаниями людей и вопросами: «что же нам делать?». И тут раздался громкий голос: «ополчаться!» Это сказал земский староста Козьма Минин, по прозвищу «Сухорук»: «ремеством говядарь» (торговец мясом), «муж рода не славного, но смыслом мудр».
Известны скудные сведения о жизни Козьмы до 1612 года. Ему было тогда около 50 лет. Он родился в многодетной семье богатого соледобытчика Мины Анкудинова из Балахны. Мина являлся совладельцем нескольких больших «рассольных труб» (промыслов).
Интересно то, что совладельцем принадлежавшей Мине Анку­динову трубы Лунитскаябыл... Дмитрий Михайлович Пожарский!
* Аверкий Иванович Палицын (1550—1626) ранее был воеводой в Коле и Холмогорах. В 1597 г. постригся в монахи. С конца 1607 года — келарь в Троице. В 1619 году из-за конфликта с патриархом Филаретом уехал в Соловецкий мона­стырь, где и умер. Автор «Сказания об осаде Троице-Сергиева монастыря».
Староста Козьма Минин
Так что, прежде чем стать то­варищами по ополчению, Козьма Минин и князь По­жарский были уже хорошо знакомы.
Сочетание богатства, чест­ности и деловых способнос­тей вызывало уважение горо­жан к Козьме Минину, из­бравших его земским старо­стой. Земский (точнее — по­садский) староста фактичес­ки был посредником между центральными властями (московской администраци­ей, назначавшей в города во­евод) и горожанами. Главной функцией земских старост являлся сбор налогов с насе­ления, что, естественно, при­давало им немалый авторитет.
В годы Смутного времени, когда после каждого переворота пре­жнего царя объявляли незаконным, а то и сразу было два «царя», законность большинства воевод стала сомнительной, а их реальная власть уменьшилась. Соответственно, роль земских старост воз­росла еще больше.
Предложение Минина «ополчаться» решительно поддержал упомянутый протопоп Ефимьев. Он обратился к пастве со слова­ми, содержавшими все тот же тезис о «страшной угрозе латинства»:
«Увы нам, чада мои и братия, пришли дни конечной гибели — погиба­ет Московское государство и вера православная гибнет. Горе нам!.. Польские и литовские люди в нечестивом совете своем умыслили Москов­ское государство разорить и непорочную веру в латинскую многопрелес­тную ересь обратить!»
Речь Саввы убедила большинство горожан поддержать Минина. Однако объявились и оппоненты. Когда Минин заявил: «Сами мы не искусны в ратном деле, так станем кличь кликать по вольных служилых людей», послышались вопросы: «А казны нам откуда взять служилым людям?»
Минин ответил: «Я убогий с товарищами своими, всех нас 2500 человек, а денег у нас в сборе 1700 рублей; брали третью деньгу: у меня было 300 рублей, и я 100 рублей в сборные деньги принес; то же и вы все сделайте». «Будь так, будь так!» — закричали в ответ.
Староста начал сбор денег, g Некая купеческая вдова ска| зала: «Осталась я после мужа | бездетна, и есть у меня 12 ты| сяч рублей, 10 тысяч отдаю в ; сбор, а 2 тысячи оставлю ’ себе». Богатые купцы Ники/ товы, Лыткины и Дощанниковы дали более десяти тысяч рублей. Семья промышлен­ников Строгановых пожерт­вовала 4660 рублей.
* * *
Понятно, что войску тре'• бовался умелый и достойный предводитель: «муж честен, кому ратное дело за обычай, который в таком деле искусен и который в измене не явил­
ся». Козьма Минин предло-	Князь Дмитрий Пожарский
жил пригласить воеводой 33-
летнего князя Дмитрия Михайловича Пожарского (1578—1642), известного ему по солевому предприятию отца.
Как воевода, Пожарский не проиграл ни одной битвы. Как стольник, ни разу не изменил царям. Пожарский верно служил Бо­рису Годунову, Лже-Дмитрию I и Василию Шуйскому, пока их смерть или отречение не освобождали его от присяги. Князь не присягал ни Лже-Дмитрию II, ни королевичу Владиславу.
К началу XVI века Пожарские богатством существенно усту­пали многим другим князьям, однако знатностью рода могли соперничать с кем угодно. Их родословная шла по прямой ли­нии от великого князя Всеволода Большое Гнездо (1154—1212). В 1238 году великий князь Ярослав Всеволодович дал в удел сво­ему брату Ивану Всеволодовичу город Стародуб (на Клязьме) с окрестностями. Стародубское княжество (не путать со Стародубом в Северских землях) находилось между Владимирским и Нижегородским княжествами. Кстати, село Мугреево входило в его состав.*
Иван Всеволодович стал родоначальником династии стародубских князей. Один из них, Андрей Федорович Стародубский, от-
* С конца XVI века Стародуб потерял свое прежнее значение. К началу XIX века он превратился в село Клязьменский Городок Ковровского уезда Вла­димирской губернии.
дичился в Куликовской битве. Второй сын этого Андрея Федоро­вича — Василий — получил в удел волость с городом Пожар (Погара)* в составе Стародубского княжества. По названию города князь Василий Андреевич и его потомки получили прозвище «По­жарские», ставшее затем фамилией.
Отец Дмитрия, Михаил Федорович Пожарский отличился при взятии Казани и в Ливонской войне. Но в марте 1566 года Иван IV согнал со своих уделов всех потомков стародубских князей. Решив расправиться с двоюродным братом — Владимиром Андреевичем Старицким, царь поменял ему удел, чтобы лишить верного дворян­ства, а взамен дал ему Стародубское княжество. Стародубских же князей отправил в Казань и Свияжск. Среди них оказались Андрей Иванович Ряполовский, Федор Иванович Пожарский (дедДмитрия) и другие.
В 1580-е годы большинство вотчин в бывшем Стародубском княжестве постепенно были возвращены законным владельцам. Но «казанское сидение» нанесло непоправимый урон князьям Пожарским в местническом плане. Их «затерло» новое «боярство», выдвинувшееся в царствование Ивана IV. Так Пожарских, входив­ших в XIV — начале XVI веков в число знатных Рюриковичей, от­теснили на периферию, что дало повод ряду советских историков называть их «захудалым родом».
4	: *
По рекомендации Минина и Ефимьева, горожане решили при­звать на воеводство князя Дмитрия Михайловича. Дважды посы­лали нижегородцы гонцов к нему с просьбой возглавить ополче­ние, но он отвечал отказом. Во-первых, этого требовал тогдашний этикет: на Руси считалось неприличным соглашаться с первого раза; во-вторых, князь хотел таким способом вытребовать себе большую власть.
Наконец, в Мугреево прибыло целое посольство во главе с архи­мандритом Печерского монастыря Феодосием. С ним приехал со­ратник воеводы, сын боярский Ждан Петрович Болтин, приехали именитые нижегородские купцы. Тут Пожарскому пришлось со­гласиться. Он сказал:
«Рад я вашему совету, готов хотя сейчас ехать, но выберите прежде из посадскихлюдей, кому сомноюутакого великого делабытьи казну соби­рать».
Послы ответили, что в Нижнем Новгороде такого человека нет, на что князь возразил:
* Некоторые историки XIX века отождествляли его с селом Троицко-Ильинское Ковровского уезда Владимирской губернии.
«Естьу вас Козьма Минин, бывал он человекслужилый, ему это дело за обычай».
Послы возвратились в город и передали нижегородцам слова князя. Тогда те стали просить Козьму Минина взяться за дело. Минин тоже поначалу отказывался, чтобы горожане согласились на все его условия. Главным среди них стало требование дальней­шего финансирования предприятия. Он сказал: «соглашусь, если напишете приговор, что будете во всем послушны и покорны и будете ратным людям давать деньги». Нижегородцы согласились, и тогда Минин написал в приговоре (договоре), что горожане бу­дут выкупать для казны не только свои имения, но даже жен и де­тей. Об этой удивительной истории расскажем словами Гумилева:
«Казалось бы, оставалось лишь собрать средства и сформировать пол­ки, но не тут-то было. Когда нижегородцам было предложено сделать рас­кладку средств по населению, население сказало: «Ау нас денег нет». Один божился, что его товары ушли на Каспий, другой клялся, что его казна в Архангельске, у третьего приказчики уехали в Сибирь — и денег не давали.
Тогда Козьма Минин, великолепно зная сограждан, бросил свой знаме­нитый клич: «Заложим жен и детей наших, но спасем Русскую землю!» И снова никто не был против. А раз так, то Минин с выборными людьми взял силой и выставил на продажу в холопы жен и детей всех состоятельных граждан города. Главам семейств ничего не оставалось делать, как идти на огороды, выкапывать кубышки с запрятанными деньгами и выкупать соб­ственные семьи».