• Газеты, часопісы і г.д.
  • Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв  Анатоль Тарас

    Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

    Анатоль Тарас

    Выдавец: Харвест
    Памер: 800с.
    Мінск 2010
    255.97 МБ
    После полудня гетман ввел в бой почти все свои силы. Но опол­чение Пожарского заняло оборону по периметру полуразрушен­
    ных укреплений Белого города, от Арбатских ворот до берега Москва-реки, и упорно сопротивлялось.
    Тем временем поляки и литвины предприняли сильную вы­лазку из Алексеевских и Чертольских ворот Кремля в тыл опол­ченцам. Пожарский немедленно бросил против них свежий полк стрельцов из резерва, находившегося у Никитских ворот. Осажденные понесли довольно серьезные потери и отступили назад в Кремль.
    Не добившись желаемого результата, Ходкевич к вечеру отвел свои потрепанные войска обратно за реку, но уже в другое мес­то, в район Воробьевых гор. Туда же с Поклонной горы перешел весь обоз.
    Ночь и второй день
    Однако хитрый гетман задумал перебросить ночью в Кремль отряд из 600 всадников. Их повел стольник Григорий Орлов, сумев­ший пробраться к литовцам из Кремля. Литвины проскакали ры­сью мимо казаков Трубецкого, спавших мертвым сном, и достиг­ли своей цели без потерь.
    Утром часть гарнизона вместе с прибывшим подкреплением сделала удачную вылазку, захватив плацдарм на правом берегу Москва-реки возле Георгиевского спуска (по названию находив­шейся здесь церкви святого Георгия Победоносца).
    Днем 23 августа отряды Ходкевича переправились в районе Во­робьевых гор через Москва-реку в Замоскворечье, где заняли Дон­ской монастырь. Гетман решил прорываться оттуда в Кремль через позиции Трубецкого, надеясь на неустойчивость казаков и разно­гласия между Трубецким и Пожарским. Кроме того, выгоревшее от пожаров Замоскворечье было плохо укреплено.
    Третий день
    Пожарский не решился перебросить все свои войска через реку на помощь Трубецкому, ибо в этом случае литвины легко бы захва­тили юго-западную часть Земляного и Белого города и дошли бы до Кремля. Он передвинул лишь полки воеводЛопаты-Пожарского и Туренина, которые до того момента занимали позиции в север­ной части города от Петровских до Никитских ворот Земляного города. Полк Туренина стал в районе Алексеевской башни, закрыв так называемый Крымский брод. Полк Лопаты-Пожарского, уси­ленный до двух тысяч человек, переправился в Замоскворечье и занял оборону по правому флангу.
    На рассвете 24 августа Ходкевич повел свои части от Донского монастыря в Замоскворечье, где и развернулось сражение сразу по трем направлениям: противотрядов Лопаты-Пожарского, Трубец­кого и в районе Клементовского острога.
    Обуличныхбоях в Замоскворечье польский шляхтич Маскевич позже писал:
    «Мы кинемся на них с копьями, а они тотчас загородят улицу столами, лавками, дровами; мы отступим, чтобы выманить их из-за ограды, они преследуют нас, неся в руках столы и лавки. И лишь только заметят, что мы намереваемся обратиться к бою, немедленно заваливают улицу и под за­щитой своих загородок стреляют по нас из ружей, адругие, будучи в готов­ности, с кровель и заборов, из окон бьют по нас из самопалов, кидают кам­нями, дрекольем... Жестоко поражали нас из пушек со всех сторон, ибо, по тесноте улиц, мы разделялись на 4 или 6 отрядов — каждому из нас было жарко».
    Цитируется по книге Дюпюи, с. 576
    Все же после пятичасового боя воины Лопаты-Пожарского ста­ли отступать к реке. Казаки Трубецкого не выдержали удара в рай­оне Серпуховских ворот и обратились в бегство. Литовцы прорва­лись к берегу Москва-реки напротив собора Василия Блаженного. Надо отметить, что Ходкевич не сумел воспользоваться этим успе­хом, так как пытался провести свой обоз с продовольствием в Кремль. Однако сотни повозок (некоторые авторы называют 400 подвод) создали пробки втесных кривых улицах Замоскворечья, к тому же заваленных трупами и обломками. Конвой подвергался обстрелу с разных сторон и продвигался вперед крайне медленно.
    Сражение за Москву
    Наиболее жестокий бой шел днем за Клементовский острожек, расположенный в глубине Замоскворечья (ныне район Пятницкой улицы). Ударом с двух направлений (с плацдарма у Георгиевского спуска и со стороны Замоскворечья) поляки и литвины взяли его.
    Резерв казаков Трубецкого (около 500 человек) находился, как уже сказано выше, неподалеку, в таборе у Яузских ворот. Но в этот ответственный момент эти пять сотен отказались сражаться, зая­вив: «Они (дворяне) богаты и ничего не хотят делать, мы наги и голодны, и одни бьемся; так не выйдем же теперь на бой никогда». Получив столь грустную весть, Козьма Минин, бывший с полком Туренина, срочно послал за келарем Троице-Сергиева монастыря Авраамием Палицыным, имевшим большое влияние на казаков. Палицын переправился через реку и направился в табор к казакам. Казаки там пьянствовали и играли в зернь.
    Палицын их уговорил, видимо, рассказав о каком-то чуде Сер­гия Радонежского. Во всяком случае, казаки с криком «Сергиев! Сергиев!» переправились через Москву-реку в Замоскворечье и ударили в правый фланг литовцев. В ходе ожесточенной схватки острожек несколько раз переходил из рук в руки. К вечеру он ос­тался за казаками, но решительной победы не было.
    Ходкевич, захватив значительную территорию Замоскворечья, опять не смог развить успех и остановился на новых позициях. Дело шло уже к вечеру, исход битвы по-прежнему оставался неяс­ным. Тогда, чтобы переломить ситуацию, Пожарский дал Козьме Минину три отборные сотни конныхдворян и приказал атаковать две литовские роты (конную и пешую), стоявшие на левом флан­ге в Замосворечье, напротив полка Туренина. Мошной атакой дво­рянская конница заставила литвинов отступить. Увидев это, нача­ли отступать и соседние роты. В свою очередь казаки и стрельцы Лопаты-Пожарского, засевшие в развалинах возле берега реки, тоже поднялись в атаку.
    Этот двойной удар решил исход сражения. Бросив обоз, большая часть которого так и не попала в Кремль, Ходкевич отступил к Донскому монастырю. Глубокой ночью все его войска перешли реку и снова стали лагерем на Воробьевых горах. Там гетман оставался два дня, раздумывая, что ему делать дальше. В конце концов, он принял единственно верное решение — уйти. Ходкевич пони­мал, что если даже прорвется в Кремль, то в ходе дальнейшей оса­ды без всякой пользы погибнет и находившийся там гарнизон, и его войско. Если не в результате штурма, то уж от голода наверня­ка. Напротив, вернувшись к королю, он мог надеяться на получе­ние подкрепления и возвращение к Москве со свежими силами.
    Ходкевич послал в Кремль лазутчика с грамотой, в которой про­сил осажденных подождатьтри недели, после чего обещал вернуть­
    ся с большим войском. Свой уход гетман оправдывал большими потерями, у него якобы осталось всего 400 конников (о пехоте гра­мота умалчивала). Затем его части пошли на запад по Смоленской дороге. Пожарский их не преследовал.
    За 22—24 августа Ходкевич потерял убитыми и ранеными не менее трети своего войска и почти весь обоз. Польский автор кон­ца XVII века Кобержицкий так написал об этом поражении:
    «Поляки понесли такую значительную потерю, что ее ничем нельзя было вознаградить. Колесо фортуны повернулось, и надежда овладеть це­лым Московским государством рушилась невозвратно».
    ОСАДА КРЕМЛЯ И КИТАЙ-ГОРОДА (сентябрь — октябрь 1612 г.)
    Отступление Ходкевича не сплотило два ополчения, наоборот, начались новые ссоры. Боярин Трубецкой требовал от Пожарско­го и Минина, чтобы они исполняли его приказы. Ведь князь По­жарский не бегал за боярством в Тушино, он так и остался стольни­ком, второй же был, как тогда говорили, «подлого звания» (т.е. не аристократ). Но вожди земского войска помнили судьбу Ляпуно­ва, да и вообще не собирались подчиняться проходимцу.
    В начале сентября среди казаков возникла идея об уходе из Мос­квы. Они кричали, что голодны, раздеты, разуты (это было в основ­ном правдой) и не могут больше стоять в осаде. В Москве пусть дворяне да земцы остаются. Дело взялся уладить троицкий архимандритДионисий. Он посоветовался с братией: что делать? Денег в монастыре нет, нечего послать казакам, как уговорить их остать­ся? Монахи решили послать казакам в заклад (под будущее жало­ванье) дорогую церковную утварь. Расчет оказался правильным: суеверные казаки не посмели взять предметы культа. Два атамана отвезли утварь обратно в монастырь и дали монахам грамоту; в ко­торой клялись все претерпеть, но не уйти от Москвы.
    Пожарский и Трубецкой регулярно встречались на нейтраль­ной территории, у реки Неглинной. Они договорились выко­пать через все Замоскворечье глубокий ров от одного берега Москва-реки до другого, а вдоль него поставить палисад и ох­рану. Тем самым они хотели исключить на будущее возможность нового прорыва противника в город. Оба воеводы поперемен­но следили за ходом работ.
    15 сентября Пожарский послал в Кремль грамоту:
    «Полковникам и всему рыцарству, немцам, черкасам и гайдукам, кото­рые сидят в Кремле, князь Дмитрий Пожарский челом бьет. Ведомо нам,
    что вы, будучи в городе в осаде, голод безмерный и нужду великую терпи­те, ожидаючи со дня надень своей гибели, а крепит вас и упрашивает Ни­колай Струсь, да Московского государства изменники, Федька Андронов с товарищами, которые сидят с вами вместе для своего живота...
    Гетмана в другой раз не ждите: черкасы, которые были с ним, покину­ли его и пошли в Литву. Сам гетман ушел в Смоленск, где нет никого при­былых людей, сапежинское войско все в Польше...
    Присылайте к нам не мешкая, сберегите головы ваши и животы ваши в целости, а я возьму на свою душу и у всех ратных людей упрошу: которые из вас захотят в свою землю, тех отпустим без всякой зацепки, а которые захотят Московскому государству служить, тех пожалуем по достоинству...
    А что вам говорят Струсь и московские изменники, что у нас в полках рознь с казаками и многие от нас уходят, то им естественно петь такую пес­ню и научить языки говорить это, а вам стыдно, что вы вместе с ними си­дели. Вам самим хорошо известно, что к нам идет много людей и еще боль­шее их число обещает вскоре прибыть... А если бы даже у нас и была рознь с казаками, то и против них у нас есть силы и они достаточны, чтобы нам стать против них».
    21 сентября он получил ответ:
    «От полковника Мозырского, хорунжего Осипа Будзилы, трокского конюшего Эразма Стравинского, от ротмистров, поручиков и всего ры­царства, находящегося в московской столице, князю Дмитрию Пожарско­му. Мать наша отчизна, дав нам в руки рыцарское ремесло, научила нас также тому, чтобы мы прежде всего боялись Бога, а затем имели к нашему государю и отчизне верность, были честными... Каждый из нас, не только будучи в отечественных пределах, но и в чужих государствах, как доказа­тельство своих рыцарских дел, показывает верность своему государю и рас­ширяет славу своего отечества...