КНІГІ ОНЛАЙН

Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

Анатоль Тарас

Выдавец: Харвест

Памер: 800с.

Мінск 2010

255.97 МБ

Тем временем ополчение Ляпунова медленно двигалось к Москве.
На презрительное отношение чужеземного гарнизона к себе москвичи отвечали дружной ненавистью. Поэтому то и дело вспы­хивали стычки. Так, 13 февраля вспыхнула ссора на рынке из-за того, что московский купец потребовал тройную цену за бочку овса. Сначала толпа москвичей убила троих слуг польских шлях­тичей. В ответ дюжина наемников убила 15 человек в этой толпе и разогнала весь рынок. Тогда собралась еще большая толпа москви­чей и хотела ударить по полякам, но их остановили московские бояре и дьяки. Их, во главе с патриархом Гермогеном, собрал Гон­севский и предостерег от бунта, заявив, что расправа с бунтовщи­ками будет беспощадной.
17 марта 1611 года было Вербное воскресенье. Гермоген надеял­ся, что в этот день, благодаря огромному скоплению народа, удас­тся поднять восстание и перебить всех литвинов с поляками. Од­нако Гонсевский был начеку. Он повсюду расставил конные и пе­шие роты своих солдат в полном вооружении. Москвичи пошуме­ли да и разошлись к вечеру поломам. Поляк-очевидец позже вспо­минал, что боярин Михаил Салтыков сказал Гонсевскому по это­му поводу:
«Нынче был случай, и вы Москву не били, ну так они вас во вторник будут бить, а я этого ждать не буду, возьму жену и убегу к королю».*
Он знал, что говорил. Патрарх Гермоген назначил общее выступ­ление на вторник 19 марта. Тем временем в московские слободы тайно проникали ратники изляпуновского ополчения, чтобы под­держать горожан. Пробрались и воеводы: князь Дмитрий Пожар­ский, Иван Бутурлин. Иван Колтовский. Наместник Гонсевский приказал в понедельник всем иноземным солдатам собраться в Кремле. Для того чтобы стали понятными дальнейшие события, придется привести длинную цитату из записок Буссова:
* За Михаила Салтыкова позже ответил его сын Иван, сидевший в тюрьме в Новгороде. Его допросили «с пристрастием», азатем посадили на кол.
«Увидев, что в понедельник/18 марта/ немцы со всем, что у них было, направляются в Кремль, так же, как и иноземные солдаты, московиты поняли, что наверное их замысел открыт. Они просовещались день и ночь, как помешать тому, чтобы все воинские люди собрались в Кремле и перед Кремлем, и затем во вторник, утром 19 марта, московиты начали свою игру, побили насмерть многих поляков (которые эту ночь проводили еще на своих квартирах), сделали больверки и шанцы на улицах и собрались во множестве тысяч.
Наместник /Гонсевский/ послал к ним несколько отрядов конных ко­пейщиков, которые должны были помешать подобным их намерениям, но московиты на них не обратили никакого внимания. Московитские стрель­цы (этоаркебузники)так в них палили, что много и людей и коней полег­ло на месте. Если бы не было в крепости набранного из немцев... полка мушкетеров, а также и поляков, то в тот день едва ли остался бы в живых хотя бы один из этих 5000 конных копейщиков, ибо московиты уже силь­но взыграли духом, увидав, как много поляков сбито с коней и какое мно­жество отрядов отступило. Они так ужасно кричали и вопили, что в воздухе стоял гул; к тому же тысячи колоколов били тревогу /набат/.
Когда поляков столь бесславно проводили пулями и стрелами снова до ворот Кремля и на них напал великий страх, капитан иноземных ратников Яков Маржерет в восемь часов вечера... выслал из Кремля на Никитскую улицу три роты мушкетеров, в совокупности всего только 400 человек.* Эта улица, длиною в четверть путевой мили, имела много переулков, в кото­рых за шанцами и больверками укрылось 7000 московитов, нанесших большой урон полякам. 400 мушкетеров напали, во имя господа, на николаитовза первым больверком и так успешно стреляли, что те по многу человексразу, как воробьи, в которых стреляют дробью, падали на землю.
Поэтому с добрый час был слышен ужасающий гул от московского бо­евого клича, от гудения сотен колоколов, а также от грохота и треска муш­кетов, от шума и завывания небывалой бури... Солдаты тем не менее так стремительно нападали по всей улице, что тут уж московитам стало не до крику и они, как зайцы, бросились врасссыпную. Солдаты кололи их ра­пирами, как собак, итак как больше не слышно было мушкетных выстре­лов, то в Кремле другие немцы и поляки подумали, что эти три роты совсем уничтожены, и сильный страх напал на них. Ноте вернулись, похожие на мясников: рапиры, руки, одежда были в крови, и весь вид у них был уст­рашающий. Они уложили много московитов, а из своих потеряли только 8 человек.
С того берега Неглинной (это маленькая речушка в городе) снова по­слышался сильный крик московитов, которые сделали и там на улицах шанцы и сильно били в набат. Тогда эти три роты отважились пойти и туда тоже, и Бог помог им одержать там победу. В течение двух часов они бились
* Эти наемники перешли к полякам при Клушино.
с московитами на одном и том же месте, пока не одолели их. Но затем сно­ва собралась толпа на Покровской улице.
И так как через некоторое время 400 солдатам стало невмоготу так дол­го и так далеко бе гать с тяжелыми мушкетами в руках и столько часов бить­ся с врагом, стрелять, рубить и колоть, то полковник Борковский выпус­тил несколько отрядов конных копейщиков, которые должны были прий­ти им на помощь. Поскольку они не могли добраться до московитов на конях по разрытым улицам, полковник приказал поджечь на всех улицах угловые дома, а дул такой ветер, что через полчаса Москва от Арбата до Кулижек была вся охвачена огнем, благодаря чему наши и победили. Ибо русским было не под силу обороняться от врага, тушить огонь и спасать оттуда своих, и им пришлось поэтому обратиться в бегство и уйти с жена­ми и детьми из своих домов и дворов... В тот день выгорела третья часть Москвы, и много тысяч людей погибло от пуль, мечей и от охватившего их огня».
Буссов К. Цит. Соч., с. 186—187
Разумеется, национал-патриоты придумали совершенно иную версию событий, начавшихся 19 марта. Якобы поляки попытались заставить московских извозчиков поднимать пушки на стены Кремля, те уперлись, началась драка, быстро переросшая в массо­вое побоише. Характерно, что единственным «первоисточником», сообщающим эту выдумку, является книга «Очерки по истории
Александр Гонсевский. С портрета XVII века
СССР. Конец XV — начало XVI1 в.», изданная в Москве в 1955 году (см. в ней страницу 577). Между тем Конрад Бус­сов был непосредственным свидетелем почти всех опи­сываемых им событий или же лично слышал рассказы та­ких свидетелей.
Ратники из ополчения Ля­пунова, успевшие проник­нуть в Москву, дрались вмес­те с горожанами. На Сретенке большим отрядом москвичей командовал князь Д.М. По­жарский. К нему присоеди­нились пушкари из находив­шегося рядом Пушечного двора. Пожарскому удалось выстроить острожек (укреп­ление) у церкви Введения на
Лубянке, который закрывал выход из ворот Китай-города. Отряд Ивана Бутурлина сражался возле Яузских ворот, а дворянин Иван Колтовской занял Замоскворечье.
Но к середине дня 20 марта бои шли уже только на Сретенке. Пожарский дрался там до вечера. Вечером он был ранен в голову и вынесен ратниками из боя. Его удалось увезти в Троицкий мона­стырь. Последнее сопротивление прекратилось. На улицах лежа­ло около семи тысяч трупов.
Многие москвичи, несмотря на мороз, бежали из столицы. Лишь некоторые 21 марта пришли к Гонсевскому просить о поми­ловании. Тот велел им снова присягнуть Владиславу и отдал при­каз своим людям прекратить убийства, а покорившимся москви­чам иметь особый знак — подпоясываться полотенцем. Конрад Буссов так написал о последующих днях:
«Так как в течение четырнадцати дней не видно было, чтобы москови­ты возвращались, воинские люди только и делали, что искали добычу. Одежду, полотно, олово, латунь, медь, утварь, которые были выкопаны из погребов и ям и могли быть проданы за большие деньги, они ни во что не ставили. Это они оставляли, а брали только бархат, шелк, парчу, золото, серебро, драгоценные каменья и жемчуг. В церквах они снимали со святых позолоченные серебряные ризы, ожерелья и вороты, пышно украшенные драгоценными каменьями и жемчугом. Многим польским солдатам дос­талось по 10, 15, 25 фунтов серебра, содранного с идолов, и тот, кто ушел в окровавленном, грязном платье, возвращался в Кремль в дорогих одеждах. На пиво и мед на этот раз и нс смотрели, а отдавали предпочтение вину, которого несказанно много было в московитеких погребах — французско­го, венгерского и мальвазии.
Кто хотел — брал. От этого начался столь чудовищный разгул, блуд и столь богопротивное житье, что их нс могли прекратить никакие висели­цы, и только потом Ляпунов положил этому конец при помощи своих ка­заков»...
Буссов К. Цит. Соч., с. 189
Тяжело раненный Дмитрий Пожарский несколько недельотлеживался у монахов в Троице-Сергиевом монастыре, затем отпра­вился на лечение в свою вотчину Мугреево. Позже именно там он узнал об осаде Москвы первым ополчением, о кознях казаков про­тив Ляпунова и его гибели, о массовом уходе дворян и служилых людей из ополчения.
Что касается Гермогена, то поляки арестовали патриарха и зак­лючили в кремлевский Чудов монастырь. Некоторые российские авторы (например, А. Б. Широкорад) уверяют, будто бы его умори­ли голодом. Но это неправда. Правда то, что поляки и литвины действительно считали Гермогена «зачинщиком всего мятежа» (что
соответствовало истине) и потому взяли его под стражу. Как пишет Карамзин, /они/ «не пускали к нему ни мирян, ни духовенства; обходились с ним то жестоко и бесчинно, то с уважением, опаса­ясь народа».
Однако перехватить инициативу они не смогли. Послания пат­риарха достигли цели. Их переписывали, распространяли, читали в храмах и на площадях. До своего ареста Гермоген успел сформи­ровать общественное мнение в пользу борьбы с интервентами.
ДАЛЬНЕЙШИЕ ДЕЙСТВИЯ ПЕРВОГО ОПОЛЧЕНИЯ (апрель — июнь 1611 г.)
Ляпунов и Трубецкой с основными силами (от 30 до 50 тысяч человек, более точные данные отсутствуют) подошли к Москве 24 или 25 марта. Днем раньше пришел Заруцкий со своими ка­заками. С приходом ополчения 9 апреля бои возобновились. Ополченцы заняли половину стен Белого города, оставив сво­бодным лишь выезд в сторону Можайска. Литвины, поляки и немцы отошли к Китай-городу и Кремлю. В ночь с 21 на 22 мая последовал решительный штурм Китай-города, но осажденные его отбили.