• Газеты, часопісы і г.д.
  • Деды: дайджест публикаций о беларуской истории Выпуск 14

    Деды: дайджест публикаций о беларуской истории

    Выпуск 14

    Выдавец: Харвест
    Памер: 320с.
    Мінск 2014
    103.2 МБ
    (6)	Проведение научнопрактических конференций по проблемам истории, культуры, ментальности беларусов. За 18 месяцев Институт провел 6 конферен­ций (с изданием сборников материалов):
    — Проблемы современной беларуской идеологии (3 ноября 2012 г.)
    — Паўстанне 1863 г. і Кастусь Каліноўскі (23 сакавіка 2013 г.)
    — Праблемы гуманітарнай бяспекі Беларусі (27 красавіка 2013 г.)
    — Трансфармацыі ментальнасці беларускай нацыі ў XXI стагоддзі (24 лістапада 2013 г.)
    — 1863 год: паўстанне або шляхецкая рэвалюцыя? (21 снежня 2013 г.)
    — Аршанская перамога 1514 года (6 верасня 2014 г.)
    (7)	Руководство деятельностью Общества любителей беларуской истории (Таварыства аматараў беларускай гісторыі імя Вацлава Ластоўскага — ТАБГ), создан­ного в январе 2013 г. Изданы три выпуска «Запісаў ТАБГ ім. Ластоўскага», на ок­тябрь запланировано издание четвертого.
    (8)	Присуждение премий имени Вацлава Ластовского за достижения в обла­сти популяризации истории Беларуси.
    * * *
    Все это, вместе взятое, Анатоль Тарас считает главным делом своей жизни. Пожелаем же юбиляру новых свершений на пути служения Отечеству!
    «Я НЕ СКЛОНЕН
    К ПОЛИТКОРРЕКТНОСТИ...»
    В канун своего 70летия писатель и историк Анатолий Тарас рассказал кор­респонденту газеты «Салідарнасць», почему стал убежденным антисоветчиком, как зарплата в 112 рублей привела его к изучению белорусской истории и почему он работает даже 31 декабря.
    Анастасия Зеленкова
    — Наверное, такой неординарный человек обязательно должен был ро­диться в семье творческих родителей?
    — Мои родители познакомились на фронте. Мать тогда была инструктором обкома воронежского комсомола. Ее командировали в разведывательный отдел штаба 2го Белорусского фронта, где мой отец был заместителем начальника этого самого отдела. То есть мама поступила к нему в подчинение. И как мы когдато пели в одной шуточной песне: «Ножки одной комсомолки увидел наме­танный глаз»... Они поженились в ноябре 1942го. Отцу было 32, а маме 24.
    Я появился на свет 24 мая 1944 года. В Минск меня привезли буквально через неделю после его освобождения, в июле. Я тутэйшы до мозга костей, ведь мои отец, дед и прадед был коренные минчуки.
    — А как протекала жизнь семьи после войны?
    — Сначала отца послали в Гродно поднимать техническую базу агитации и пропаганды. Он разбирался в типографском деле, поэтому его назначили на­чальником типографии. Это ж была у большевиков задача номер один — печат­ная пропаганда. Вот там он и работал, горел на работе. Мама тоже горела на ра­боте.
    А меня воспитывала тетенька, которая досталась родителям вместе с домом. Дело в том, что отцу отдали особняк какогото богатого поляка, который кудато сбежал. А эта женщина была при доме. Она фактически стала моей гувернант­кой. Она говорила со мной исключительно попольски, потому что других язы­ков не знала. И крестила в католичество — естественно, тайно от родителей. Когда они узнали, их чуть кондрашка не хватил: ведь мать — член партии!
    Мне было года три, когда родители вдруг обнаружили, что ребенок их не по­нимает, и сам лопочет на непонятном языке. Тетеньку срочно прогнали. Так что первым моим языком был польский. Что никак не отразилось на моей последую­щей жизни.
    В 1948 году родители вернулись в Минск. А в 1956м отец взял ссуду и по­строил этот дом, в котором я сейчас живу. Вот уже 58 лет, за исключением вре­менных отъездов — службы в армии, учебы в аспирантуре в Москве и т.д.
    — Неужели никогда не возникало желания покинуть родительский дом или вообще страну?
    — Я привык жить здесь. Люблю свою родину. Я это понял, когда в начале 90х
    в связи с известными событиями и всеобщим смятением в умах возникла мысль уехать куданибудь «за бугор» — благо, границы открылись. И я стал предприни­мать определенные действия. Но с изумлением обнаружил, что нигде, кроме род­ной страны, родного города и родного дома, хорошо себя не чувствую. Вопрос об отъезде отпал навсегда. Тут я родился, тут я живу, тут меня похоронят. Вот такая у меня жизненная программа!
    — Чтото в вашей биографии не вяжется с последующей деятельностью. С такими идеологически правильными родителями вы должны были быть до мозга костей советским, а не писать книжки вроде «Научного антикомму­низма»...
    — А я и был довольно долго до мозга костей советским человеком. Иногда даже думал, что могу отдать жизнь за советскую родину...
    Но, с другой стороны, я рос под влиянием своего старшего брата Валентина (известный писатель Валентин Тарас — сын Ефима Николаевича Тараса от пер­вой жены). А он, как почти вся творческая интеллигенция, позволял себе в кругу дружеском и творческом критически относиться к советской власти. И я, будучи его моложе на 14 лет, с оттопыренными ушами слушал эти умные разговоры.
    К тому же я очень много читал. Все детство, юность прошли за книжками, что дало массу знаний в самых разных областях, поскольку я с юности любил на­учнопопулярную литературу, а не художественную.
    И, втретьих, решающую роль сыграла военная служба. Армия — это миниа­тюрная модель общества, где все общественные отношения обнажены до пре­дела. К тому же мне доводилось принимать участие в целом ряде мероприятий, которые показывали истинную суть советской власти. Так что из советской армии я вернулся убежденным антисоветчиком — вот такой получился парадокс.
    — И каково в советском обществе было жить с антисоветскими взгля­дами?
    — Я никогда своих взглядов особо не скрывал, но, надо сказать, и не афиши­ровал, на рожон не лез. Конечно, мне могло не повезти, как тем людям, которые ни за что ни про что попадали в жернова системы, которые их ломали, и все это кончалось очень печально, а то и трагически. Мне просто повезло, что не попал никому на зуб.
    К тому же семья моя с этой точки зрения была совершенно благополучная — ни со стороны отца, ни со стороны матери никто никогда не был жертвою ни­каких политических репрессий, никого не раскулачивали, не сажали, не высы­лали.
    Мама сделала успешную карьеру — она много лет до выхода на пенсию была ученым секретарем НИИ мелиорации и водных проблем АН БССР. Это был все­союзный институт первой категории, где работали даже бывшие министры СССР. Там же много лет она была секретарем партийной организации.
    Отец хоть был и беспартийный, но тоже много лет советской власти служил — сначала в погонах, потом без погон. У них были свои взгляды. Мать всегда на праздники вывешивала красный флаг.
    [294]
    Однако воспитанием детей они не занимались по причине полного отсут­ствия времени. Вот мы и росли — трое мальчишек — под влиянием среды обще­ния, школы, кино, книжек... Они нас воспитывали, не родители.
    — А кем мечтали стать в детстве?
    — Часто говорят, что человек с детства мечтал стать летчиком, врачом, кос­монавтом или просто чегото добиться. У меня таких мечтаний никогда не было. Наверное, потому, что я рос в благополучной морально и материально (отец и мать хорошо зарабатывали) обстановке. У меня было все, что я хотел. Только в армии я с удивлением узнал, что некоторые ребята до службы голодали. Мне ка­жется, очень сильно хотят добиться чегото люди в чемто ущемленные, обде­ленные. А мне всегда всего хватало.
    — А как выбрали себе профессию?
    — После армии решил, что надо все же полу­чить высшее образование. Стал выбирать, куда
    поступить? Я хотел, чтобы это было в Минске и чтобы там не было математики — с алгеброй у меня в школе были большие проблемы. С уче­том того, что я интересовался тогда йогой и — соответственно — индийской философией, решил поступать на философское отделение истфака. Каков же был мой ужас, когда, посту­пив, узнал, что там есть математика! Это был
    А. Тарас (весна 2014 г.)
    удар ниже пояса. Но както сдал.
    А вообще учиться было интересно. Если не считать курса марксистсколенинской филосо­фии, которая сама по себе муть голубая, да еще и умноженная на малоталантли­вых преподавателей... Но было много других интересных предметов. Поэтому ни капельки не жалею, что туда поступил. Это было философское отделение ис­торического факультета.
    Меня часто упрекают, что у меня нет исторического образования. Смею раз­очаровать злопыхателей — есть. Другое дело, что, несмотря на это, я сам говорю о себе, что не историк, а писатель, пишущий на исторические темы.
    А между тем я учился у такого зубра, как Лаврентий Абецедарский. Кстати, у меня с ним был забавный случай: я сидел на его лекции и читал книжку Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Не потому, что восхищался Лениным, просто на следующей паре был семинар, я к нему готовился. Абецедарский подкрался, схватил книжку. Уже открыл рот и хотел чтото гневное сказать студенту, который позволяет себе не слушать гениального преподавателя, но тут же осекся... Ленин... Воцарилась тишина, все с интересом ждали, что он скажет. В итоге Абецедарский промолвил: «Я оченьочень уважаю автора этой книги, но на моих лекциях всетаки нужно слушать меня. Выйдите за дверь!»
    Будучи наслышанным о его бурном нраве, думал, что экзамен ему я не сдам. Но ничего подобного. Сдал с первого захода на пять баллов...
    Надо признать, что лекции он читал интересно. Это я сейчас могу оценивать критически их суть. А тогда мы ничего не знали об истории, поэтому слушали Абецедарского, открыв рот.
    — С той поры и начали увлекаться историей?
    — Нет. Я ее просто изучал в качестве одного из предметов. Кроме Абецедар­ского, были ведь и другие преподаватели — Савочкин, Игнатенко, Царюк, еще ктото, кого уже не помню... И сам я всегда чемто увлекался. Интересовался ис­торией мореплавания, военным делом, восточной философией... Всякий раз це­леустремленно, энергично, до тех пор, пока не надоедало. После чего ставил точку и никогда не возвращался назад. У меня появлялось новое увлечение...
    Ну и, естественно, большое место в моей жизни занимали девушки. На них я потратил много времени, изобретательности и сил. Скажем так: мы взаимно лю­били друг друга.
    — Но все же остановили свой выбор на одной...
    — Я был молод, неплохо выглядел, был спортивным, с подвешенным языком, девушки охотно уделяли мне внимание, а я им. Но наступил период, когда мне это все надоело. Именно надоело. И я решил: а чего собственно тратить на них столько времени?