КНІГІ ОНЛАЙН

История имперских отношений

беларусы и русские, 1772— 1991 гг.

Анатоль Тарас

Выдавец: Выдавец A. М. Вараксін

Памер: 608с.

Мінск 2008

170.17 МБ

1.	Некоторые особенности униатской церкви в Беларуси
Если бы в последней четверти XVHI века не произошли три раз­дела Речи Посполитой, в результате которых Беларусь оказалась под властью Российской империи, позиции униатства, несмотря на по­пытки полонизации, укрепились бы. Вполне вероятно, что по мере роста общей культуры и этнического самосознания беларуского на­рода определенная часть его, исповедавшая католицизм либо право­славие московского образца, перешла бы в униатство, хотя бы толь­ко потому, что оно вело богослужение на беларуском языке и с уче­том национальных традиций.
Униатское духовенство имело право гордиться своей ролью в ду­ховной и культурной жизни ВКЛ. Первая в Беларуси униатская кон
* Сокращенный и переработанный вариант глав VII — IX из книги Л. Лыча «Христианство в этнокультурной жизни Беларуси с древности до 1917 г.» (2006 г.)
грегация (объединение церковных общин) была создана в 1617 году в Новогрудке. А к моменту первого раздела Речи Посполитой (1772 год) 8 униатских епархий ВКЛ имели 9337 приходов (в том числе в Полоцкой епархии — 598, в Пинской — 238).
Для сравнения: в Виленской епископии был в то время 491 като­лический приходский костёл и 136 филиалов, в Жемойтской епис­копии — 94 прихода и 66 филиалов, в Смоленской епископии — 3 костёла и 3 филиала, а всего — 793 прихода вместе с филиалами (8,5% от числа униатских). Православная епархия к 1772 году оста­лась только одна — Могилевская (264 прихода).
К 1795 году соотношение верующих христианских конфессий в ВКЛ было примерно следующим: униаты — 66%, католики — 26%, православные — 7%, протестанты — 1%. А во всей массе населения около 10% составляли иудеи и 0,5% — мусульмане (татары).
Эти цифры убедительно свидетельствуют, что к концу XVIII века в беларуских землях именно униатская церковь являлась самой мас­совой и влиятельной.
За религиозной жизнью в ВКЛ пристально и ревниво следила московская церковь. Ее высших иерархов крайне раздражало рас­пространение как католичества, так и униатства. В свою очередь, враждебное отношение московской патриархии к униатской церк­ви вынуждало руководство последней сознательно усиливать разли­чия между западным православием (греческого образца) и восточ­ным (московского образца). Например, именно по таким соображе­ниям униатские иерархи рекомендовали ставить в церквях скамьи для прихожан, использовать в службе органную музыку. Крестились униаты не тремя пальцами, как православные московского толка, а двумя — как принято у греков (и у русских старообрядцев).
Собор униатской церкви в Замостье (1720 г.) ввел в ее культ като­лический символ веры (взамен православного), сделал обязатель­ным упоминание Папы Римского во время богослужения, отменил день памяти св. Григория Паламы (как чисто православный), при­нял латинский праздник Божьего тела, узаконил святость униат­ского архиепископа Иосафата Кунцевича, принявшего мученичес­кую смерть в 1623 году от рук православных фанатиков. Кроме то­го, одежда униатских священников приобрела некоторые латинские черты, еще раньше им рекомендовали брить бороды. Однако все эти изменения не влияли на повседневную культовую практику в церквях и не волновали крестьян, составлявших подавляющее большинство верующих.
Для них самым важным отличием униатской церкви как от като­лической, так и от православной, являлось использование ею бела­руского языка. К этому униатское духовенство пришло не сразу. До­вольно долгое время в храмах западного православия слышался цер
ковнославянский (староболгарский) язык. Однако его позиции из года в год слабели. С одной стороны, он невольно сближал униат­ский клир с московским. С другой — этот язык плохо понимали ря­довые верующие.
По мнению ученых, даже во времена Франтишека Скорины (ок. 1490 — ок. 1551), литвины (беларусы) с трудом воспринимали цер­ковнославянский язык. Именно это обстоятельство побудило наше­го первопечатника и его последователей перевести тексты Библии на живой язык народа.
Кстати говоря, столь выдающийся деятель западного правосла­вия как Лаврентий Зизаний (ок. 15601634) тоже не видел иного пути популяризации христианской идеологии, кроме перевода цер­ковной литературы на язык, понятный массам. В 1596 году он издал в Вильне книгу «Лексю», в которой дал перевод на беларуский язык более тысячи церковнославянских слов. Необходимость разъясне­ния непонятного церковнославянского языка ощущали буквально все просветители и реформаторы, так как сфера его употребления ограничивалась исключительно духовенством.
С целью усиления своих отличий от православия московского образца и от римскокатолической церкви, униатство вполне ло­гично пришло к идее замены церковнославянского и латинского языков в богослужении на местный (старобеларуский) язык. Он был не только родным для абсолютного большинства населения, но и го­сударственным на всей территории ВКЛ. Кроме того, он являлся хорошо развитым литературным языком (на нем были написаны Статуты ВКЛ), с богатой лексикой, вполне достаточной для адекват­ного перевода книг Священного Писания и литургических текстов. Униатская церковь использовала беларуский язык также и в офици­альной переписке с властями.
Если бы не постоянное негативное влияние факторов внешней политики, униатство неизбежно стало бы национальной религией беларуского народа. К сожалению, история сложилась иначе. По­этому все достижения униатства в указанном направлении надо це­ликом отнести к стремлению его духовенства и рядовых верующих иметь такую церковь, которая бы служила на понятном народу язы­ке, ценила и уважала местные традиции.
Правда, после перехода всех ветвей и уровней власти ВКЛ с 1696 года на польский язык, униатскому духовенству иногда приходи­лось отступать от своих принципов. Объяснение этому факту дал наш знаменитый языковед, академик Ефим Карский:
«Беларуская интеллигенция к этому времени (конец XVII века — Л.Л.) окончательно полонизировалась: униатское духовенство дви­галось по тому же пути, употребляя нередко даже в полемических произведениях, написанных в защиту православия и беларуской на­
родности, польский язык, как более понятный и распространенный среди читателей».
Было бы несправедливо осуждать униатское духовенство за это. Тем более, что и после запрета властей Речи Посполитой на употреб­ление беларуского языка в служебном делопроизводстве, оно не от­казалось от употребления его в своих храмах. Вот что писал об этом классик беларуской литературы Максим Горецкий:
«В другом /повседневном — А. Т./ обиходе наш старый книжный язык существовал и далее, вплоть до конца XVIIIro века. Прежде всего в униатстве. Почти все наше низшее сельское духовенство к концу XVIIIro века было униатским, не было такого села, где не имелось бы униатской церкви... Униатские же духовные лица, хотя и сильно подпали под влияние польского языка, твердо держались языка своей паствы, проповеди говорили и науку в школах препода­вали побеларуски. От церковнославянщины униаты отдалились на­столько, что уже ко времени собора в Замостье (1720 г.) разве что один из ста священников понимал по церковнославянски, и униат­ским митрополитом Львом Кишкою был издан нужный словарь (1722 г.). Вот же униатские религиозные писатели, кроме латинско­го и польского языка, пользовались в своих произведениях и своим родным языком»*.
Итак, после официального запрета на употребление беларуского языка в делопроизводстве, его социальные функции сократились до крайности. И только униатское духовенство сохранило верность ему. А поскольку униатство исповедовало большинство беларуских крестьян, нетрудно понять, сколь огромную роль играла оно в деле сохранения и укрепления этнического самосознания беларусов.
Например, только в период 1771—92 годов, не считая всей преды­дущей эпохи, униатское духовенство издало на беларуском языке (латиницей) ряд популярных в народе религиозных сборников и пес­нопений, в том числе «Молитвенник», «Радуйся Божий народ», «Но­вая радость стала», «Царю Христу молюсь», «Люди говорят». Пропо­веди на беларуском языке еще долго звучали в униатских храмах и после присоединения всего нашего края к Российской империи.
Ксёндз Адам Станкевич, принявший мученическую смерть от сталинистов в 1949 году, был знатоком истории религиозноцерков­ной жизни Беларуси. Вот что он написал в 20е годы:
«Она /уния/ превратилась в Беларуси в народную веру, допол­ненную беларуским богослужением в церкви, беларускими песнями, проповедями и т.д.» **
* Горецкий М. История беларуской литературы. Минск, 1992, с. 148149.
** Журнал «Спадчына» («Наследие»), 1992, № 1, с. 64.
Народ уважал эту церковь еще и за то, что она была дешевой в прямом смысле этого слова. Тем самым она сильно отличалась от католического костёла, который, с одной стороны, постоянно тре­бовал пожертвований от верующих, а с другой — использовал любой повод, чтобы поразить их своей роскошью. Так, историк католи­цизма Я. Мараш упоминает случай, когда во время похорон в Мин­ске предводителя шляхты Игнатия Завиши возле катафалка горели четыре тысячи свечей и десять тысяч оливковых лампад!
Противники униатства иногда заявляют, что кроме уважения к беларускому языку, оно не дало больше ничего духовной культуре нашего народа. Подразумеваются произведения музыки, живописи, скульптуры, декоративного искусства, в большом количестве со­зданные по заказам католической и православной церквей. Бес­спорно, возможности последних для стимулирования творческой деятельности мастеров искусств были несравненно лучше, чем у бедной униатской церкви, поскольку они располагали крупными финансовыми средствами, их поддерживало государство.
Но все художественные произведения, предназначавшиеся пра­вославным и католическим храмам, не могут сравниться с тем, что сделала униатская церковь для сохранения беларуского языка, без которого не было бы самобытного беларуского этноса.
2.	Наступление властей на униатство в 17721825 гг.
Тяжкие времена для униатства началась после присоединения Беларуси (ВКЛ) к России в результате трех разделов Речи Посполи­той. Теперь у грекоримской церкви помимо соперника — польско­го католического костёла — появился опаснейший враг — русская православная церковь (РПЦ), являвшаяся составной частью госу­дарственного аппарата России. Если костёл желал, чтобы униаты отказались от всех обрядов греческого образца, то РПЦ ненавидела униатов за принятие ими некоторых католических догматов и эле­ментов культа. Она с великой радостью приветствовала захват бела­руских земель. Высшие иерархи РПЦ не сомневались в том, что пришло время покончить с унией на этой территории.