• Газеты, часопісы і г.д.
  • История имперских отношений беларусы и русские, 1772— 1991 гг.  Анатоль Тарас

    История имперских отношений

    беларусы и русские, 1772— 1991 гг.
    Анатоль Тарас

    Выдавец: Выдавец A. М. Вараксін
    Памер: 608с.
    Мінск 2008
    170.17 МБ
    Царское правительство решило, что лучшим способом подготов­ки к ликвидации униатской церкви будет широкое употребление в ее повседневной практике ортодоксальной обрядности РПЦ. В феврале 1834 года совещание униатских епископов, «с подачи» Семашко, обязало приходских священников использовать для цер­ковных служб православные молитвенники. А с 1835 года началось введение «чисто православных» обрядов. В 1836 году в униатских церквях демонтировали органы и установили иконостасы, после че­го они уже почти не отличались от православных. Было также при­казано вести метрические книги униатов на русском языке. Все эти изменения сопровождались насилием. Крестьяне протестовали.
    Все же число сторонников объединения с РПЦ среди священни­ков постепенно увеличивалось. Под влиянием правительственной агитации они искренне верили в то, что «русское православное пра­вительство» будет больше заботиться о них тогда, когда они сами
    станут православными.
    В 1837 году царь Николай I своим указом подчинил Грекоуниат­скую коллегию департаменту иностранных вероисповеданий Свя­тейшего Синода.
    В 1831—37 гг. один за другим умерли пять униатских епископов (А. Головня, И. Жарский, И. Матусевич, К. Сератинский, Л. Яворовский) — противники слияния с РПЦ. А в начале февраля 1838 го­да умер глава униатов, митрополит Иосафат Булгак, более всех дру­гих сопротивлявшийся «воссоединению» (ходили упорные слухи о том, что его отравили).
    После этого у Семашко освободились руки. Он потребовал от всех священников дать подписку о согласии на объединение с РПЦ. Правда, такую подписку дали только 186 человек. Большинство воз­держалось, а самые смелые пытались бороться. Но отдельные про­тесты ничего не могли изменить. Секретный комитет по униатским делам, созданный в Петербурге в 1835 году, уже готовил полное уничтожение униатской церкви.
    В него вошли 10 человек: от РПЦ — митрополит Московский Филарет, митрополит Новгородский Серафим, архиепископ Твер­ской Григорий; от правительства — министр внутренних дел Блудов, оберпрокурор синода Нечаев, статссекретарь Танеев, действитель­ный тайный советник Голицын, генерал граф Толстой; от униатской церкви — епископ Иосиф Семашко и митрополит Иосафат Булгак. Уже по составу комитета можно судить о том, сколь большое значе­ние придавали власти проблеме ликвидации униатства. Из всех его членов только И. Булгак являлся противником этого плана, но пос­ле его смерти, наступившей 25 февраля 1838 года, исчезло и это по­следнее препятствие.
    Из секретного письма министра внутренних дел Блудова от 29 мая 1835 года, направленного Семашко, ясно следует, что главной функцией данного комитета являлась вовсе не «защита» униатов от польскоримского влияния, а полная интеграция их в православие.
    ■ о
    Разумеется, польское католическое духовенство, помещики и чи­новники католического вероисповедания в Беларуси и Украине ви­дели, к чему ведут дело правительство и Синод. Опасаясь полной ут­раты своего влияния на несколько миллионов беларусов и украин­цев, они стали открыто высказывать недовольство политикой Петербурга в отношении униатской церкви. Более половины поме­щиковкатоликов находилось в оппозиции к официальному курсу по этому вопросу. После 1832 года значительное распространение получили действия ксендзов и помещиков, направленные на то, чтобы удержать униатов в их вере, а тех, кто уже перешел в правосла­вие, обратить в католичество.
    Благодаря этому стихийному движению среди униатских свя­щенников на местах появилась надежда устоять против политики Синода и царя на слияние с православной церковью. Но она не сбы­лась. В ноябре 1838 года вышел царский указ, требовавший от епи­скопов направлять непокорных священников в дальние российские монастыри. Семашко, в свою очередь, желая остановить дальней­шее углубление конфликтной ситуации, в записке от 1 декабря 1838
    года просил правительство немедлен­но приступить к самым решительным действиям.
    26 января 1839 года Комитет утвер­дил Положение о мероприятиях по ликвидации унии. Этот документ предусматривал сочетание кнута и пряника.
    Члены комитета не исключали «противодействий как со стороны па­нов, так и со стороны римского духо­венства воссоединению униатов», а посему предложили наделить гене­ралгубернаторов особыми полномо­чиями, с той целью, чтобы любые беспорядки, «если бы они и происхо­дили вдруг в нескольких местах, были бы немедля остановлены в самом их начале». Генералгубернаторов обяза­
    Последний униатский митрополит Иосафат Булгак (1758—1838)
    ли немедленно связываться с военным министром на предмет раз­мещения войск в «подозрительных уездах». Вместе с тем им реко­мендовалось не вводить войска без особой нужды в деревни, насе­
    ленные униатами.
    Комитет направил директивы и духовному, и гражданскому на­чальству, в соответствия с которыми «последнее должно было пред­упредить помещиков, что всякая попытка с их стороны к сопротив­лению и агитации против имеющего произойти акта (упразднения унии — Л.Л.) повлечет за собой ссылку и даже конфискацию поме­стий». В распоряжение губернаторов послали отряды казаков, рас­квартированные в Полоцке, где должен был собраться собор.
    В то же время, желая избежать массовых протестов со стороны униатских священников, авторы Положения сочли нужным на пер­вых порах пойти им навстречу по ряду мелких вопросов. Так, один из пунктов Положения гласил:
    «Поскольку большая часть униатских священников дала подпи­ски о готовности своей присоединиться к православию с условием, что им разрешено было остаться при местных обычаях своих, не
    противоречащих православию, а, с другой стороны, быстрое измене­ние таких, как бритье бороды и ношение теперешнего платья, изба­вило бы их влияния на народ, надо засвидетельствовать, что не бу­дет требоваться изменения прежних, стариной установленных обы­чаев. Такое засвидетельствование от наивысшей власти удобнее сообщить секретными сношениями грекоуниатским епископам, чтобы они предъявили это священникам вместе с провозглашением им синодского указа».
    Ну, а для тех, кто все равно будет противиться, Положение преду­сматривало иное обращение:
    «Если духовные окажут сопротивление начальству, так их можно переводить либо в униатские монастыри южных губерний, окру­женные православными приходами, либо в православные монасты­ри великорусских губерний».
    ■ О'
    Что касается униатских епископов, то Семашко был уверен в том, что без особых проблем добьется от них согласия на упразд­нение униатской церкви. К сожалению, он не ошибся. Хорошо про­думанные меры индивидуального воздействия, предпринимавшие­ся им и его ближайшими помощниками в течение нескольких по­следних лет, дали соответствующий результат. Героев среди высших иерархов не нашлось. Святые отцы, выступавшие «против», поки­нули этот мир до начала Собора в Полоцке.
    Собравшись в Полоцке, 25 епископов без всяких возражений подписали 12 февраля 1839 года «Соборный акт о воссоединении». Текст документа заранее подготовил упомянутый выше секретный Комитет. Естественно, в нем содержалось заявление о том, что «предки наши, по языку и происхождения, всегда составляли неде­лимую часть Русского народа», а Россия называлась исключительно «матерью нашей».
    В тот же день Иосиф Семашко вместе с Василием, епископом Оршанским, и Антонием, епископом Брестским, подписали очень похожее по содержанию на «Соборный акт о воссоединении» про­шение к российскому императору Николаю I о разрешении униатам «присоединиться к их праотческой Православной Всероссийской церкви». К этому прошению были приложены 1305 подписей раз­личных духовных лиц грекоуниатской церкви, собранные за пре­дыдущие пять лет.
    Вряд ли епископы осознавали свою вину перед рядовыми веру­ющими. Ксёндз Адам Станкевич вполне справедливо отметил в 1920е годы:
    «Было им уже все равно, кому служить — польскому магнату или российскому царю. Важно было служить там, где похвалы, сила, сла­ва, поощрения, карьера!»
    Подписанный в Полоцке документ легко и быстро прошел все этапы формального утверждения в высших инстанциях власти. Царь уже 1 марта своим указом Святейшему Синоду поручил последнему рассмотреть данный вопрос и принять по нему соответствующее постановление, что и было сделано 23 марта. Получив составленный 23 марта соответствующий документ (Всеподданейший Синодаль­ный доклад), царь наложил лаконичную резолюцию: «Благодарю Бога и принимаю».
    После этого Синод 30 марта составил «Синодальную грамоту к воссоединенным епископам и духовенству», в которой высказал благодарность им «за старание быть вместе с Русской православной церковью». В тот же день эту грамоту подписал Николай I. На том юридическая сторона процедуры объединения униатской церкви с РПЦ завершилась. Разумеется, в память о столь выдающемся со­бытии была отчеканена памятная медаль. На ее обороте было откро­венно написано — «торжество православия».
    Однако сразу объявить о свершившемся объединении массам ве­рующих ни власти, ни епископы, ни приходские священники не решились. Кто как умел, тот так и готовил их к столь крутой переме­не в жизни. Но, независимо от того, «под каким соусом» сообщалось о происшедшем, никто не радовался. Даже столь убежденный сто­ронник православия как Г. Киприянович написал, что «простые лю­ди встретили молчанием весть о кончине папства, не понимали раз­личий между римскою и православною церквями».
    Спустя полвека члены петербургской группы беларуских народ­ников в одном из своих «Писем о Беларуси» дали такую характери­стику этому событию:
    «За два века часть беларуского народа успела уже сжиться с уни­ей, и принудительное возвращение в православие явилось унижени­ем народной души»*.
    Уния как компромисс православия и католицизма могла спокой­но существовать в толерантной Речи Посполитой, но была несовме­стима ни с деспотизмом российского самодержавия, ни с идеями московской церкви о «Третьем Риме» и «Святой Руси», по отноше­нию к которым весь остальной мир «идет не в ногу». Ликвидировав унию, царизм добился усиления позиций православия в Беларуси, «освободил» беларуских униатов от культурного влияния на них Польши.
    * Публицистика белорусских народников. Минск, 1993, с. 26.