• Газеты, часопісы і г.д.
  • История имперских отношений беларусы и русские, 1772— 1991 гг.  Анатоль Тарас

    История имперских отношений

    беларусы и русские, 1772— 1991 гг.
    Анатоль Тарас

    Выдавец: Выдавец A. М. Вараксін
    Памер: 608с.
    Мінск 2008
    170.17 МБ
    Кстати, если согласиться с тезисом о массовом «добровольном» переходе униатов в православие, тогда невозможно объяснить, по­чему император Павел I признал противозаконным факт перевода униатов в православие и разрешил им отойти от последнего. Прав­да, на этом пути возникли достаточно серьезные преграды: право­славное духовенство вовсе не стремилось исполнить волю импера­тора. Среди его иерархов преобладали сторонники самых жестких методов обхождения с грекокатоликами. Такими примерами бога­тая история Беларуси. В частности, много примеров грубого насиль­ственного обращения униатов в православие содержалось в петиции шляхты Минской губернии, поданной Павлу I в марте 1797 года.
    На основе анализа многочисленных фактов, зафиксированных в документах, объективно настроенные историки, в том числе рос­сийские, неоднократно убеждались, что присоединение униатов к православной церкви никогда не являлось добровольным актом в точном смысле слова. В лучшем случае оно происходило «в надеж­де на улучшение быта» (снижение налогов, сокращение барщины, и т.п.), вызванной провокационными слухами, специально распус­кавшимися агентами властей. В худшем случае — под прямым при­нуждением.
    Вскоре, обманутое в своих надеждах, движение «перехода» полно­стью остановилось. Более того, участились случаи возвращения об­ратно в униатство, что обеспокоило императора. Весной 1799 года он приказал минскому губернатору Корнееву разобраться в причинах. Последний в рапорте от 9 июня того же года сообщил следующее:
    «При первом призыве “к переходу” крестьяне, которые присо­единились, рассчитывали, что и все их единоверцы сделают то же са­мое, и надеялись на сокращение всяких налогов и работ, что неосто­рожно (!) предложено им было теми, кто обращал».
    «Борцы за возвращение», записывая «присоединенных», само­вольно включали в списки много таких людей, кто ни о чем подоб­ном не помышлял. Результатом стало то, что в некоторых «присо­единенных» приходах крестьяне вообще перестали ходить в цер­ковь, отказались выполнять церковные таинства (крещение, венчание, исповедь, отпевание и другие) по православному обряду, возвращались в унию либо принимали католицизм. Православные священники в этих новых приходах, не имея доходов, «унижали на­род, заставляя их против воли ходить в церковь, и принося жалобы без основания в разврате на униатских в соседстве попов, в итоге че­го множество заведено следствий и народ, большей частью безвин­но, понес наказания».
    Говоря о «крутом и плохом обороте» в деле присоединения, Кор­неев обвинил вновь прибывших православных священников в гру­бом обхождении с людьми, в заботах их только о внешней стороне религии (совершение обрядов), в пренебрежении проповедями, к чему привык народ. Все это, по мнению губернатора, сделало их «омерзительными народу»... Согласно его замечанию, «католичес­кие и униатские попы пользовались большим уважением, заслужен­ным ими своей жизнью и деятельностью».
    С 26 января 1798 года (при Павле I) униаты были подчинены Де­партаменту римскокатолических дел, выделенному как самостоя­тельный орган из юстицколлегии. Ас 1801 года — созданной вме­сто него Римскокатолической духовной коллегии, в состав которой представители униатского духовенства вообще не входили.
    ■	о«
    Униаты, оказавшиеся «под огнем с двух сторон» (между католи­ческой и православной церквями) пускались на разные уловки. На­пример, чтобы скрыть от глаз российских духовных и светских чи­новников факт использования ими беларуского языка, нужную для церковной службы литературу униатские типографии печатали не кириллицей, а латиницей. Иногда униатское духовенство обраща­лось с жалобами «на самый верх», используя ради достижения сво­их целей более терпимое отношение Павла I, и особенно Алексан­дра I, к вопросам религиозной жизни — по сравнению с царицей Екатериной II. Большим успехом униатских иерархов стало откры­тие в 1806 году грекоуниатской семинарии в Полоцке, работавшей свыше 30 лет.
    Указом Павла I от 28 апреля 1798 года были созданы две новые униатские епархии — Брестская и Луцкая. В 1804 году И. Лисов­ский, архиепископ Полоцкий, добился, чтобы в Римскокатоличе­скую коллегию вошли по одному епископу и одному заседателю от каждой из трех епархий. 16 июля 1805 года коллегия была разделе­
    на на два департамента: по делам католической и униатской церк­вей. В 1809 году была создана еще и Виленская епархия.
    Униатская церковь смогла бы добиться многих уступок от влас­тей империи, если бы действовала совместно с костёлом. Но, к со­жалению, отношения между ними оставляли желать лучшего. И во­обще политика России в «новоприобретенных землях» по отноше­нию к католической церкви долгое время (до 1831 года) оставалась благоприятной, тогда как к униатству она была негативной с само­го начала.
    Одновременное воздействие на униатскую церковь со стороны русского православия и польского католицизма мешало ее клиру вырабатывать единую линию действий при решении принципиаль­но важных проблем. Например, поразному восприняло униатское духовенство восстание 1830—31 годов. Часть священников, особен­но из тех, что подпали под влиянием костёла, желала поражения царской России за ее посягательства на грекокатолицизм, другая часть, наоборот, все надежды на спасение своей церкви от ополячи­вания и окатоличивания связывала с разгромом поляков.
    Тем не менее, при всех шатаниях униатских священников и мо­нахов то в сторону православия, то в сторону католицизма, их цер­ковь никогда не изменяла интересам беларуского народа, бережно хранила его язык и традиции. Например, Полоцкий униатский ар­хиепископ Якуб Адам АкелоМартусевич в 1824 году издал приказ «учить в церквях народ беларуский на его родном языке». Даже в 1837 году, за два годы до своего упразднения, униатская церковь еще смогла издать катехизис на беларуском языке*.
    ■	О"
    В совсем иной ситуации, нежели в России, оказались униаты Белостокского округа, который в 1795—1807 гг. входил в составе Прус­сии. В этом округе насчитывалось несколько десятков тысяч униа­тов. У них было 70 церквей, три монастыря (в Супрасле, Дрогичине, Кузнице) и две школы (в Малой Берестовице и в Клещелях).
    Прусские власти с разрешения Папы Римского учредили в 1796 году самостоятельную Супрасльскую униатскую епархию, со своим капитулом и духовной семинарией. Немногочисленное духовенство этой епархии отличалось исключительной сплоченностью, упор­ством в борьбе за свои права и вполне самостоятельными взглядами на унию. Все эти качества развились у них в процессе противостоя­ния польскому католическому костёлу, влияние которого в этой са­мой западной части Беларуси ощущалось наиболее сильно.
    * Катехизис — книга, кратко излагающая основы христианского вероучения в форме вопросов и ответов.
    Далеко не случайно именно на территории Супрасльской униат­ской епархии, в семьях униатских священников родились и вырос­ли люди, которые, став профессорами Виленского университета, вошли в нашу историю как первые разработчики беларуской наци­ональной идеи. Это Михаил Бобровский и Платон Сосновский — оба изпод Клещель; правовед Игнат Данилович (17871843), этно­граф ЮзефЯрошевич (1793—1860) — оба из Вельска Подляшского; историк Игнат Анацевич (1780—1845) — из Малой Берестовицы.
    Кстати говоря, из семей униатских священников вышли и такие выдающиеся деятели беларуской культуры, как историк и этнограф Адам Киркор (1819—1896), физиолог Михаил Гамалицкий (1791после 1857), художник Ян Хрупкий (1810—1885), писатель Ян Бор­щевский, ученыйвостоковед Иосиф Гошкевич (1814—1875).
    Вполне правомерно наш выдающийся историк Николай Улащик (1906—1986)заявил:
    «Сколь много выдвинуло научных деятелей деревенское униат­ское духовенство, столь бедным осталось православное, хотя усло­вия для него были несоизмеримо благоприятнее».
    Деятель беларуской культуры XX века А. Цвикевич писал:
    «Интеллигентные униатские семьи являлись носителями идеи беларуской самобытности. На почве унии как особой «мужицкой веры» беларуская интеллигенция первой половины XIX века стреми­лась построить будущее Беларуси, — то ли вместе с Польшей, то ли отдельно от нее. Унию местные работники собственно и рассматри­вали как мост на Запад — мост, который одновременно разъединял их с восточным московскоправославным миром»*.
    о
    Навязчивое стремление российской правящей верхушки духовно подчинить беларусов в определенной степени напоминало религи­озную войну. Но, насильно превратив значительную часть униат­ских церквей и приходов в православные, духовные и светские вла­сти Российской империи все же не создали надежной опоры для се­бя в беларуских землях. Облачившиеся в рясы православных попов, бывшие униатские священники в душе попрежнему остались сто­ронниками прежней веры.
    Их настроения наглядно проявились в 1812 году, когда многие новые служители православной церкви (то есть, недавние униаты) радостно приветствовали наполеоновские войска. Им было извест­но, что во Франции утвердилось терпимое отношение ко всем рели­гиозным конфессиям. Следовательно, надеялись они, ничто теперь не будет угрожать опальной в России униатской церкви.
    * Цвикевич А. Западнорусизм. Минск, 1993, с. 149.
    3.	Как уничтожили униатскую церковь
    После изгнания Наполеона такое поведение униатов побудило российскую верхушку пересмотреть и ужесточить политику в отно­шении униатства. Их надежды на то, что униаты сами стихийно по­тянутся к «истинной православной вере», не сбылись. Причиной всех конкретных актов «воссоединения» служили либо лживые обе­щания, либо откровенное насилие. Поняв, что реальные возможно­сти для добровольного «возвращения» грекокатолической церкви в лоно московского православия отсутствуют, Синод и император решили выдвинуть на первый план административные меры.
    Император Николай I взял курс на «укрепление русской народ­ности и православной веры» в западных губерниях. Увы, нашлись униатские священники высшего ранга, которые за соответствую­щее вознаграждение согласились служить РПЦ и российскому им­ператору. Первое место среди этих предателей принадлежит еписко­пу Семашко. Взгляды Семашко на веру своих отцов и дедов измени­лись после того, как он в 1822 году устроился на работу в униатский департамент римскокатолической коллегии.