• Газеты, часопісы і г.д.
  • История имперских отношений беларусы и русские, 1772— 1991 гг.  Анатоль Тарас

    История имперских отношений

    беларусы и русские, 1772— 1991 гг.
    Анатоль Тарас

    Выдавец: Выдавец A. М. Вараксін
    Памер: 608с.
    Мінск 2008
    170.17 МБ
    Около трети униатов после 1839 года перешли в католицизм в знак несогласия с ликвидацией родной им церкви. Вот так царизм возродил в беларуских землях религиозное противостояние, пре­одоленное в конце XVI — начале XVII века благодаря Брестской церковной унии. Религиозный антагонизм между православными и католиками в последующие десятилетия сильно препятствовал национальной консолидации беларусов. Более того, он препятству­ет этому до сих пор.
    4.	Последствия ликвидации униатства
    То, что сделали власти в 1839 году с огромным числом верую­щих, не имело аналогов в истории беларуского народа. Например, обращение литвиновязычников в христианство заняло в свое вре­мя более двух веков! И то отдельные группы язычников сохранились в наиболее глухих местах Полесья до начала XIX столетия. А тут сме­ну конфессии произвели буквально одним махом, к тому же не спра­шивая согласия самих верующих. Впрочем, правящие круги крепо­стнической России во главе с их царем Николаем «Палкиным» меньше всего беспокоились о таком пустяке.
    Простые люди повсеместно роптали, но их успокаивали казаки своими нагайками. Недобрые воспоминания об этих ревностных помощниках православных попов долго хранились в народной па­мяти. Вот что писал, например, Язеп Лёсик в повести «Иеронимлесник»:
    «Мужчины молчали, женщины крестились, говорили бусины /связки молитв/ да тихонько плакали, ведь за вопли и причитания казаки хлестали нагайками... Ксендза — так его арестовали, посади­ли в кибитку, повезли в Минск, в острог... Людей возвращали к пра­вославию. Для этого подводили к попу человек по десять, ставили на колени и, приказав поднять два пальца вверх, исповедовали. Назав­тра загоняли причащаться»*.
    Михаил Коялович писал, что митрополит Семашко приказывал сажать в монастырские тюрьмы бывших грекокатолических свя­щенников только за то, что они не желали отпускать бороду. Он де­лал это вопреки Положению о воссоединении церквей, предусмат­ривавшему либеральное отношение к вопросам внешности ново­обращенных служителей РПЦ.
    Поскольку православное духовенство в беларуских землях руко­водствовалось исключительно интересами русской нации, а католи­ческая церковь — преимущественно интересами польской нации,
    * Лёсик Я. Произведения. Минск, 1994, с. 48.
    бывшим униатам было трудно делать выбор между двумя этим край­ностями. На это ушли десятилетия. Часть униатов, не желавших принимать ни православие, ни католичество, в полном отчаянии от свершившегося покинула Отчизну и уехала в другие страны. Неко­торые крестьяне из западной части Беларуси добрались даже до Бра­зилии! А многие из оставшихся несколько раз меняли веру, так и не примкнув окончательно ни к одной из них.
    Униатство, существовавшее в Беларуси свыше 240 лет, не могло быстро уйти в небытие. Переход верующих из одной конфессии в другую был неразрывно связан с процессом постепенного измене­ния религиозного самосознания, растянувшимся на длительный срок. Не случайно многие иерархи РПЦ заявляли, что бывшие уни­атские священники в душе не отреклись от своей веры, стараются быть россиянами только внешне. По той же причине долгое время считалось, что для достижения наибольших успехов в деле русифи­кации беларусов следует направлять в СевероЗападный край свя­щенников из центральных русских губерний, а не выходцев из мест­ного населения.
    Запрещенное униатство для многих его приверженцев стало пос­ле этого еще дороже и ближе. А.И. Герцен почти через 20 лет после Полоцкого собора — в 1858 году — писал в 27м номере газеты «Ко­локол» о посылке Виленским генералгубернаторам В. Назимовым войск на помощь православному духовенству — «склонить» в лоно их церкви несговорчивых униатов. Дух униатства особенно долго сохра­нялся в таких местах, куда трудно было добраться православным по­пам — на Полесье и в Августовской губернии Царства Польского.
    Равнодушное отношение бывших униатов к навязанной им пра­вославной вере московского образца вынужден был отметить лютый враг римскокатолической и грекокатолической церквей М. Коялович. Побывав в 1866 году в Вильне, в других городах и селах Бела­руси, он записал в своем дневнике:
    «В православных храмах почти не видно простого народа, и вид­но только служилую русскую интеллигенцию, а костёлы переполне­ны простым народам. Православный храм... чужд тамошнему рус­скому /беларусов Коялович называл русскими — Л.Л./, а костел, где так много искусственности и непонятно все, что соответствует кано­ну, переполнен русским народам, да еще этот русский народ распе­вает там заодно с панами попольски прибавочные части из латин­ского богослужения»*.
    До конца жизни сохранил искреннюю приверженность униат­ству Иван Карский, дядя известного основателя беларуского языко­
    * Церковный вестник, 1886, № 45, с. 708.
    ведения Ефима Карского. В Лошанском приходе Гродненского уез­да, где он жил, служба поуниатски сохранялась вплоть до 1855 года:
    «Почти все церковные службы проводились на униатский манер.
    Если священник предложил петь: «Господи, помилуй», то крестьяне отвечали: «Мы не москали, чтобы петь «Господи, помилуй». Из пя­ти тысяч душ этого прихода всегонавсего пять знали бусины и мо­литвы порусски».
    ■	о
    Пока в Беларуси существовало униатство, царизму было трудно разобщить наш народ с помощью религиозного фактора. Рядовые униаты легко шли на сближение с православными благодаря обще­му с ними восточному обряду, а с католиками их объединяло подчи­нение Папе Римскому.
    Но после упразднения унии беларуские крестьяне постепенно разделились на православных и католиков, за спинами которых сто­яли две крупные нации — русская и польская, с традиционной враж­дой между собой. В связи с этим беларусыправославные начали все более ориентироваться на Россию, а беларусыкатолики — на Поль­шу, что нередко провоцировало конфликтные ситуации. И если де­ло не дошло до братоубийства, то лишь потому, что у наших праде­дов хватило ума и выдержки не доводить дело до кровопролития. Одним из первых обратил внимание на указанное обстоятельство Янка Станкевич:
    «Беларусы, по мнению московского правительства, должны бы­ли превратиться в два враждебных табора, в янычар, которые, сража­ясь между собой, могли бы сами себя уничтожить».
    В отчаянии сотни тысяч беларусовуниатов, желая как можно больше «насолить» русскому православному духовенству за совер­шенную им гнусность, бросились в объятия католицизма, с которым они прежде постоянно воевали, ибо не желали изменять униатской церкви. Никогда еще так быстро не росла численность беларусовкатоликов, как после упразднения Брестской унии. Коекто среди иерархов РПЦ понимал гибельность Акта 1839 года, но предпочитал помалкивать. Между тем настроение огромной массы людей явля­лось весьма мрачным.
    Чтобы лучше понять трагизм положения крестьянуниатов, да­вайте на минуту представим себе чувства людей, лишенных возмож­ности крестить детей, венчаться, хоронить членов семьи согласно обычаям своих отцов, дедов, прадедов и прапрадедов. Оказавшись в столь непростой ситуации, одни эмигрировали, другие избегали ходить в церковь, не приглашали священников к себе домой, третьи тайно молились и совершали обряды согласно старым заветам. На­
    пример, в мемуарах беларуского историка, краеведа, писателя Алек­сандра Ельского приведены факты крещения детей согласно униат­скому обряду даже в конце XIX века! Иными словами, то, что про­исходило в Беларуси после 1839 года, во многом напоминало собы­тия в Московии после церковной реформы, проведенной в 1653—55 гг. патриархом Никоном.
    Дореволюционные русские историки слишком преувеличивали стычки между униатами и православными, стараясь этим оправдать насилие над первыми. Как при заключении Брестской церковной унии в 1596 году, так и при упразднении ее в 1839 году беларусы ве­ли себя цивилизованно, не поставили конфессиональный фактор выше национального.
    Разумные люди очень быстро поняли всю трагедию конфессио­нального разделения беларусов. К числу таковых относился и руко­водитель восстания 1863—64 гг. в Беларуси Константин Калинов­ский. В шестом номере своей подпольной газеты «Мужицкая прав­да» он обвинил русское правительство в том, что оно «отобрало у нас нашу справедливую униатскую веру и погубило нас перед Богом на­веки, чтобы иметь возможность нас без конца драть».
    Если бы у нас во время восстания была своя национальная цер­ковь, она сделала бы все возможное для мобилизации народа на борьбу с царизмом, стремившимся «драть» беларусов до бесконеч­ности. Что же касается православной церкви, то она активно под­держала все действия царских войск по борьбе с повстанцами и все зверства, творившиеся по приказам Муравьевавешателя.
    Калиновский и его соратники твердо верили в то, что в условиях Беларуси наиболее успешно в роли национальной церкви могла вы­ступать только униатская церковь. Логика их рассуждений была проста и понятна. Православная церковь в беларуских землях пол­ностью подчинялась русскому Синоду, во главе которого стоял сам царь; католическая церковь (костёл) всецело зависела от польского духовенства. Поэтому в планах и действиях их обеих не было ниче­го хорошего применительно к беларуской национальной идее. Не случайно возрождение униатства являлось одним из важнейших требований программных документов, выработанных накануне вос­стания 1863—64 годов группой Калиновского...
    Произошедшие перемены в церковной жизни сразу же выявили острую нехватку духовных служителей разного рода и ранга, кото­рым следовало отныне проводить в Беларуси линию руководства РПЦ. «Помощь» не заставила себя ждать. Прибывшие из централь­ных губерний России православные священники с таким напором взялись за униатов, что даже превзошли в своих стараниях прежних
    иезуитов. И все же до иезуитов им было далеко. Те, отправляясь в чужие края с миссионерскими целями, предварительно изучали язык местного населения, приобретали хотя бы элементарные све­дения об истории и культуре коренного населения. Русские право­славные священники не утруждали себя подобной чепухой. Учиты­вать местную национальнокультурную специфику они изначально не собирались. Свою задачу попы видели в другом: в «исправлении» жителей СевероЗападного края, «испорченного», по их мнению, пагубным влиянием «латинства» и польской культуры. Тот факт, что им самим по части образования и общей культуры было очень дале­ко как до ксендзов, так и до образованной части беларусов, усколь­зал от их понимания.