КНІГІ ОНЛАЙН

Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

Анатоль Тарас

Выдавец: Харвест

Памер: 800с.

Мінск 2010

255.97 МБ

за стену, стегалилитовскихкамнетесовитеми палками и острыми крюка­ми извлекали литву, как ястребы клювами утят из кустов на заводи; желез­ные крюки на кнутах цеплялись за одежду и тело литовских хвастливых градоемцев и выдергивали их из-под стены; стрельцы же, как белые кре­четы набрасываются на сладкую добычу, из ручниц тела их клевали и литвс убегать никоим образом не давали».
«Воинские повести древней Руси», с. 383—384
Между тем наступила глубокая осень, начались морозы. Тогда Баторий решил атаковать город через реку Великую. На другом ее берегу он велел установить несколько осадных батарей. Пять дней по стенам били тяжелые пушки. В конце концов, рухнула часть стены со стороны реки Великой. 2 ноября литовцы по льду реки пошли на приступ. Однако псковские воеводы тоже не дремали. За
пять дней они подтянули кетене напротив осадных батарей не­сколько десятков своих пушек. Причем на сей раз московские пушкари, замаскировав пушки, ждали штурма. Бежавших к проло­му людей встретил мощный залп из пушек, пищалей и ручниц. Напрасно королевские воеводы, разъезжая на конях, кричали, махали саблями, даже рубили тех, кто поворачивал назад. Второй сильный залп из города обратил в бегство и воинов и воевод, пря­мо на глазах у короля! Они бросились назад, оставив возле стены и на льду много трупов.
В тот же день стрелецкий голова Федор Мясоедов с довольно многочисленным отрядом прорвался в Пскове противоположной стороны, к огромной радости его защитников, понесших изрядные потери.
Тогда Стефан приказал прекратить обстрелы и вместо напрас­ных приступов заняться жесткой блокадой со всех сторон, чтобы покорить осажденных голодом.
Желая каким-нибудь легким успехом ободрить приунывшее войско, а заодно удовлетворить наемников ценными трофеями, Баторий решил взять древний Печерский монастырь в 56 верстах от Пскова. Он был окружен мощными каменными стенами с баш­нями, в башнях стояли 20 пушек. Кроме монахов, в монастыре на­ходился гарнизон (250 человек) во главе с Юрием Нечаевым. Вое­воды Георг Фаренсбах с немцами и Борнемиссас венграми пришли к монастырю, потребовав сдачи. Но монахи ответили им:
«Похвально ли для витязей воевать с чернецами? Если хотите битвы и славы, то идите к Пскову, где найдете бойцов достойных. А мы не сдаемся».
Монахи действовали еще лучше, чем говорили: вместе с воина­ми гарнизона, их женами и детьми, они отразили два приступа; даже взяли в плен молодого Кетлера, племянника герцога Курлян­дского.
В дневнике, который вел один литвинский шляхтич, в записи от 16 ноября 1581 года сказано:
«Борнемиссе с венгерцами, и Фаренсбаху с немцами не везет в Печерах. Пробьют отверстие в стене, подойдут к нему, да и остановятся, далее идти не могут. Все удивляются, отчего это происходит. Одни говорят, что это колдовство со стороны русских, другие — что место свято. Уже второй при­ступ не удается. Эти монахи творят чудеса храбрости».
Войско Батория за все время осады потеряло не более трех ты­сяч человек убитыми, умершими от ран и болезней, но стало силь­но страдать от наступивших холодов. Ощущался недостаток съес­тных припасов и фуража, падали лошади, появились дезертиры.
Боевой дух снизился, среди шляхты возникло и все больше усили­валось недовольство. Тем не менее король решил оставить часть войска зимовать под Псковом. Приказал копать землянки и стро­ить избы для воинов. Сам же, видимо, не рассчитывая на успех, ушел с другой частью воинов, чтобы отступление произошло без него. Поводом для отъезда он выставил необходимость присут­ствия на сейме Речи Посполитой, который еще и не собирался.
Помощь Баторию, как обычно, оказал Ян Замойский. Он ввел строжайшие порядки, особенно сурово наказывая шляхтичей. Одних по его приказу заковывали в кандалы, других подвергали телесным наказаниям. Но все это не помогло успеху в осаде.
Правда, в августе — октябре 1581 года отряды воевод Криштофа Радзивилла, Филона Кмита-Чернобыльского и Михаила Гарабурды, посланные Баторием в рейд, дошли до верховий Волги, взяли Ржев и Старицу, сожгли на своем пути десятки деревень. Попыта­лись взять Торопец, но повернули назад, так как получили сведе­ния, оказавшиеся ложными, будто бы против них с большим вой­ском идет сам царь.
Тем временем шведы, пользуясь долговременной осадой Пско­ва и бездействием царских воевод, за два или три месяца заняли Лоде, Фиккель, Леаль, Габсаль и Нарву, где в кровопролитном сра­жении полегло до семи тысяч московских ратников и переселен­ных туда жителей.
Чрез несколько дней после падения Нарвы французский гене­рал на шведской службе, де ла-Гарди, взял Иван-город, Ям и Копорье; захватил в плен много московских дворян и детей боярских. Далее он овладел еще и Вейсенштейном, после чего пышно отме­тил свои победы в Ревеле. Он навел такой страх на московитов, что они молились в церквах — «да спасет нас Бог от сего врага лютого».
ЗАПОЛЬНОЕ ПЕРЕМИРИЕ (1582 г.): ИТОГИ ВОЙНЫ
Теперь Баторию ничего не осталось делать, как заключить пере­мирие, чтобы собрать средства и силы для новой кампании. А Иван, ограбивший не только Новгород и Псков, но и православ­ную церковь, больше не имел денег для продолжения войны. Так, в Можайске насчитывалось к 1581 году 127 пустых дворов и 1446 брошенных дворовых мест (89% от обшей численности); в Муро­ме не платили налоги 84% хозяев; в Коломне — 91%. В Пскове из 700 тягловых дворов (плативших оброк и государевы подати) оста­лось всего 30 (4,3%), в окрестностях города были заброшены все промыслы.
В данной связи Нечволодов писал:
«У царя не было средств вести дальше борьбу, казна его опустела, и он оставил после себя крупные долги частным лицам».
Нечволодов А. Сказания о русской земле. Книга IV, с. 268
Карамзин по тому же поводу сказал следующее:
«Отойти от Пскова, не взявши его и не заключивши мира, было бы сра­мом для Батория: ропоту в Польше не было бы и предела. Баторий поте­рял бы свою воинскую честь и свое нравственное влияние.
Нои положение московского государя от неудач Батория не улучшалось. Шведы одерживали над русскими победу за победой. Шведский генерал взял Нарву, захватил часть новгородской земли, овладел Корелою, берегами Ижоры, городами Ямом и Копорьем. Магнус взял Киремпель; ливонские города были отняты у русских почти все. Радзивилл, сын Виленского воево­ды, с казаками и литовскими татарам и, вступивши в глубину неприятельской земли, доходил почти до Старицы, где находился тогда Иван Васильевич.
Долгие мучительства и развращение, посеянное в народе опричниною, приносили свои плоды: русские легко сдавались неприятелю и переходи­ли наслужбу к Стефану Баторию; один Псков представлял счастливое ис­ключение... Иван Васильевич трепетал измены, боялся посылать от себя войско: ему представлялось, что его самого схватят и отвезут к Баторию. Понятно, что Ивану Васильевичу нужен был мир как можно скорее. Упор­ство Пскова и нежелание поляков давать средства своему королю на про­должение войны невольно приводили и Стефана Батория к тому же».
Иван стал себе искать посредников и отправил гонца Шевригина в Вену и в Рим просить ходатайства императора и Папы Рим­ского о заключении мира с Баторием. Император Рудольф откло­нил это предложение, но Папа Григорий XIII с радостью ухватил­ся за него, потому что увидел тут возможность попытки склонить московского царя к объединению церквей. Он выбрал для этой цели знаменитого в свое время богослова Антония Поссевино.
Папский нунций Поссевино прибыл в Старицу к царю Ивану 18 августа 1581 года. А 13 декабря 1581 года в деревню Ям Заполь­ный съехались литовские и московские послы. ВКЛ представляли воевода брацдавский Ян Збаражский, надворный маршалок Аль­брехт Радзивилл, великий писарь князь Михаил Гарабурда. От Москвы приехали князь Дмитрий Елецкий, думный дворянин Роман Безнин-Олферьев (или Алферьев) и дьяк М.М. Верещагин. Посредником был тотже Поссевино. Им пришлосьжить в кресть­янских курных избах, терпеть зимний холод и недостаток, даже пить снежную воду. Кругом все было опустошено.
Вместо трех дней, назначенных Баторием для переговоров, про­шло более трех недель в жарких прениях. Напрасно Елецкий и 346
Олферьев надеялись на содействие Поссевино: иезуит хитрил, пре­возносил опасность Батория и коварно сожалел о новых немину­емых бедствиях Москвы в случае продолжения войны от ее упрям­ства. Помощь царским послам была только от псковских воевод: они 4 января 1582 года еще раз удачно атаковали Замойского, взя­ли пленных, убили несколько десятков осаждавших и с трофеями вернулись в город. Эта вылазка была сорок шестая и последняя. Замойский передал своим послам, что терпение войска истощи­лось; надобно подписать договор или бежать.
«Настала минута решительная. Збаражский объявил, что Стефан велел кончить переговоры и сеютвердостию победил нашу: видя крайность, не смея ехать в Москву без мира, не смея ослушаться государя, Елецкий и Олферьев должны были принять главное условие: то есть, именем Иоан­новым отказались от Ливонии; уступили и Полоцке Велижем; а Баторий согласился не требовать с нас денег, не упоминать в записи ни о шведском короле, ни о городах эстонских (Ревеле, Нарве), возвратить нам Великие Луки, Заволочье, Невель, Холм, Себеж, Остров, Красный, Изборск, Гдов и все другие Псковские занятые им пригороды. На сих условиях положи­ли быть десятилетнему перемирию от 6 генваря 1582 года.
Утвердив грамоты крестным целованием, поверенные обеих держав обнялися какдрузья, и 17 генваря известили воевод Псковских о замире­нии. Тихий, полумертвый стан литовский ожил шумною радостию: защит­ники Пскова с умилением принесли жертву благодарности небу, совершив свой подвиг с честию для России. Замойский звал их на пир: князь Иван Шуйский отпустил к нему воевод младших, но сам не поехал».
4	февраля Замойский выступил от Пскова в Ливонию, чтобы принять от московитов ее города и крепости. Сподвижники его не хотели смотреть назад на стены и башни Пскова, окруженные мо­гилами их товарищей.
* 4е
Кстати говоря, приехав в Запольный Ям, послы убедились, что деревня почти полностью сожжена. Поэтому им пришлось отпра­виться в деревню Киверова Горка, расположенную в 15 верстах от Запольного Яма. Переговоры шли бурно, а об изменении места переговоров в документах не упомянули, поэтому в историю дого­вор 1582 года вошел по имени сгоревшей деревни.