КНІГІ ОНЛАЙН

Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

Анатоль Тарас

Выдавец: Харвест

Памер: 800с.

Мінск 2010

255.97 МБ

Поначалу он выбрал в опричнину ровно одну тысячу человек из людей разного звания, а для содержания их и своего двора выделил свыше 20 городов и несколько улиц в Москве. Остальная часть го­сударства составила Земщину, управление которой царь поручил боярской думе во главе с князьями Мстиславским и Бельским. Поселившись в Александровской слободе, Иван стал вести стран­ный образ жизни. Он устроил там как бы «монастырь наоборот», в котором сам играл роль игумена, князь Афанасий Вяземский — келаря, Григорий Бельский (Малюта) — пономаря. 300 же оприч­ников из тысячи составили монашескую братию, они носили по­верх своего платья черные рясы, а на головах — тафьи. Утром и ве­чером царь и 300 монахов-воинов истово молились. День Иван посвящал, в основном, пыткам и казням.
Какая-либо «самодеятельность» в опричном терроре была ис­ключена. От начала и до конца мобильные подразделения этих палачей действовали только на основании прямых приказов царя. По этому поводу крупнейший российский исследователь оприч­нины Р.Г. Скрынников пишет:
«Как свидетельствуют очевидцы, царь Иван давал опричникам пись­менные приказы о расправе с опальными, с указанием способа казни ит.д. В свою очередь, опричники подавали царю отчеты об исполнении его при­казов, с указанием обстоятельств и места казни»
Скрынников Р. Г. Царство террорра. М., 1992, с. 15
Когда царь перешел от казней отдельных лиц к массовому тер­рору, он, обоснованно опасаясь выступлений оппозиции, увели­чил опричное войско до шести тысяч человек. Теперь в опрични­ну брали худородных дворян, «не знавшихся с боярами», «нищих косолапых мужиков» и даже «скверных людей».
* * ф
Начало широкомасштабному террору положило расследование о сторонниках князя Курбского (бежавшего вЛитву вапреле 1564 г.), якобы «умышлявшихс ним всякиелихие дела». Первыми были каз­нены (обезглавлены) по этому делу князь Александр Горбатов-Суздальский (Шуйский) с сыном-подростком Петром и его родствен­ники — князья Ховрины, Иван Сухой-Кашин, Дмитрий Шевырев, Петр Горенский-Оболенский, а также окольничий Петр Головин. Затем были казнены князья Иван Куракин и Дмитрий Немой.
Следующим политическим делом стало расследование о пресло­вутой «литовской измене». Приближенные царя распространили
выдумку, согласно которой великий князь Сигизмунд-Август яко­бы направил письма ряду московских бояр с приглашением уехать в Литву.
Главой «заговора» в пользу Литвы Иван назвал старого боярина, своего конюшего Ивана Петровича Федорова-Челяднина. Его убили вместе с женой 11 сентября 1568 г. Вот как описал эту распра­ву немец-опричник Генрих Штаден:
«В Москве он был убит и брошен у речки Неглинной в навозную яму. А великий князь вместе со своими опричниками поехал и пожег по всей стране все вотчины, принадлежавшие упомянутому Ивану Петровичу. Села вместе с церквами и всем, что в них было, с иконами и церковными украшениями — были спалены. Женщин и девушек раздевали до нага и в таком виде заставляли ловить по полю кур».
Штаден, с. 45
Р. Г. Скрынников приводит свидетельства документов:
«Меньшая часть боярских людей была посечена саблями; прочих холо­пов и челядь опричники сгоняли в избы и взрывали на воздух порохом... /всего, согласно отчету опричников, они убили 369 человек/. Вслед затем опричники палили боярские амбары, секли скот, спускали воду из прудов, грабили крестьян».
Затем казнили «соумышленников» Челяднина — князей Кура­киных-Булгаковых, Ряполовских, трех князей Ростовских, князей Щенятева и Турунтая-Пронского (всех их засекли батогами до смерти), государева казначея Тютина (был изрублен вместе с же­ной и малолетними сыновьями, а их тела оставлены на площади). Всего по «делу» Федорова было казнено свыше 400 человек!
Всех оговоренных казнили без суда. Как правило, следствие про­водилось в глубокой тайне, смертные приговоры выносились за­очно, осужденных убивал и в собственных домах, на улицах и даже в церквях.
Тогда же произошел конфликт Ивана Грозного с высшим духо­венством, пытавшимся протестовать против бессмысленных убийств. Этот конфликт привел к расправе в ноябре 1568 года с митрополитом Филиппом II (в миру Федор Степанович Колычев; 1517—1569). Всех бояр митрополита забили насмерть железными прутьями. Самого Филиппа по приказу Ивана бросили в монас­тырскую тюрьму, где осенью следующего года его задушил Малюта Скуратов.
В тот же период было ликвидировано последнее удельное княжество и казнен его князь Владимир Андреевич Старицкий (1535—1569). Владимир был двоюродным братом Ивана IV и одним из последних Рюриковичей на Руси. Как отмечалось в
первой части книги, в 1537 году его отец, князь Андрей Ивано­вич Старицкий, пытался бежать в Литву, подальше от великой княгини Елены Глинской, но в итоге был заключен в тюрьму, где вскоре умер (скорее всего, был убит). Тогда же были заточены двухлетний Владимир и его мать, княгиня Ефросинья. В 1540 году 5-летнего мальчика освободили, а в следующем году он получил удел отца — город Старицу. В 1550 году (в 15 лет) женился на Евдокии Нагой. С ней он прожил менее пяти лет. В 1555 году овдовевший Владимир Андреевич женился на княж­не Евдокии Одоевской.
В 1553 году, во время тяжелой болезни Ивана IV, часть бояр и дьяков высказалась за то, чтобы престол наследовал князь Влади­мир, а не малолетний Дмитрий Иванович. Таким образом, он пред­ставлял угрозу для Ивана самим фактом своего существования — как потенциальный соперник. Вот почему позже было сфабрико­вано дело о причастности Старицкого к заговору против царя.
В 1563 году мать Владимира, княгиню Ефросинью, по прика­зу царя насильно постригли в монахини. Позже, в 1570 году, Иван IV велел ее «уморити в ызбе в дыму». Участь опальной кня­гини разделила вся ее свита: 12 стариц «боярынь» и 5 слуг.
В 1566 году царь отобрал у князя Владимира Старицу и дал ему в удел город Дмитров с уездом. Но через три года (9 октября 1569 г.), обвинив в вымышленном заговоре против себя («зельем извести хотел»), он заставил Владимира Андреевича, его жену, двух мало­летних сыновей (одному было 10 лет, другому еще меньше) и двух дочерей (из четырех) выпить яд. Были также казнены все их слуги. В частности, Штаден, Таубе и Крузе сообщают о казни «многих знатных женщин», служивших семье Владимира Андреевича:
«Великий князь велел вывести их нагими и заставил бегать в присутствии других людей. Сперва их для постыдного зрелища травили собаками, как зайцев, а затем они были застрелены и растерзаны ужасным образом».
Штаден Г. «Записки немца-опричника». М., 2002, с. 180—181
Летом 1570 года в Москве состоялись массовые казни по вы­мышленному делу о так называемой «Новгородской и Псковской измене». Были казнены разными изуверскими способами князь ПетрОболенский-Серебряный, царский печатникдьяк Иван Висковатый, казначей Никита Фуников-Карцов, князья Очин-Пле­щеев, Иван Воронцов и многие другие. На площадь вывели около 300 москвичей, в основном приказных людей (дьяков и подьячих) и дворян. Шлихинг пишет:
«Большинство их —о жал кое зрелище! —было так ослаблено и заморе­но, что они едва могли дышать; у одних можно было видеть сломанные при пытке ноги, у других — руки».
По его свидетельству, народ испугался и пытался уйти подальше от страшного зрелища, но царь приказал согнать всех, кто был в соседних улицах, на площадь, чтобы смотрели.
После этого он велел вывести из толпы осужденных 184 челове­ка и сказал, что прощает их. Остальные 120—130 человек умерли в страшных муках.
На следующий день опричники изнасиловали, а затем утопили в реке примерно 80 жен казненных.
В 1570 году террор достиг своего апогея. Бессмысленность об­винений, выдвигав­шихся царем Иваном против своих жертв, стала очевидна даже опричникам.
Руководителей оп­ричнины Ф.А. Басма­нова и А.И Вяземского стала волновать соб­ственная безопасность, так как террор все более приобретал случайный характер.
Вяземский пытался
предупредить новго­родского архиепископа Пимена об опасности, но открыто против царя не выступил. Басманов, высказывавшийся про­тив похода на Новго­род, был допущен к участию в нем.
Узнав о контактах Басманова и Вяземско­го с Пименом, мни­тельный царь решил, что измена проникла уже и в среду его оприч­ников.
В том же 1570 году были казнены князь Вяземский, Василий
Казни князей и бояр при Иване IV. Книжные миниатюры XVI века
Грязной, воевода Алексей Басманов и многие другие видные оп­ричники. Сыну Алексея Басманова Федору царь обещал сохра­нить жизнь, если тот согласится перерезать горло своему отцу, и он согласился. Иван выполнил обещание: Федора заковали в кандалы и отправили в дальний острог, где он позже умер «сво­ей смертью».
В 1572 году опричнина была распущена, но массовые казни продолжались в Московской Руси вплоть до 1582 года. Нет до­кументальных сведений о казнях лишь в последние два года жизни царя Ивана.
Социально-психологические последствия террора
Общее числолюдей, истребленных в период 1565—1582 гг.,вряд ли будет когда-либо названо, разве что на Страшном Суде. Исто­рики называют цифры с разбежкой от 70 до 200 тысяч, в том числе свыше трех тысяч князей и бояр вместе с членами их семей. Но это — только те, кого непосредственно пытали и убивали.
Между тем для содержания опричников и для ведения Ливонс­кой войны были установлены непосильные налоги и повинности. Люди умирали от голода и болезней, разбегались. До миллиона человек умерло преждевременно в указанные годы, примерно столько же бежало на далекие окраины либо в Литву.
* *
К середине XVI века в сознании русских людей утвердилось представление о божественности царской власти и священной обязанности подданных повиноваться государю. Эти представле­ния тесно сочетались с представлениями о царе как о защитнике и поборнике христианской веры, Божием избраннике и слуге.
Однако безудержный террор Ивана Грозного нанес жестокий удар по этим идеям. Еще Иосиф Волоцкий (1439—1515), которого традиционно считают одним из создателей идеологии самодержавства московских государей, предупреждал монархов:
«Аше ли есть царь, над человеки царствуя, над собою же имать царствующа скверны страсти и грехи, сребролюбие же и гнев, лукавство и неправ­ду, гордость и ярость, злейши же всех неверие и хулу, таковой царь не Бо­жий слуга, но дьявола, не царь, но мучитель»...