КНІГІ ОНЛАЙН

История имперских отношений

беларусы и русские, 1772— 1991 гг.

Анатоль Тарас

Выдавец: Выдавец A. М. Вараксін

Памер: 608с.

Мінск 2008

170.17 МБ

Александр Солженицын в своем знаменитом исследовании «Ар­хипелаг ГУЛАГ» оценивал число заключенных советской лагерной империи в 1938 году в диапазоне от 12 до 15 миллионов человек! Но ведь 15 миллионов — это почти каждый десятый житель страны. А если исключить детей до 12 лет, немощных стариков и беспомощ­ных инвалидов, то еще больше, каждый седьмой или даже шестой!
Лагеря не какоето малозначительное «отступление» от гуманных норм социализма, сугубо прекрасного общественного строя, как ут­верждали идеологи большевиков. Более чем 600 лагерей с милли­онами абсолютно бесправных рабов, разбросанные по всему СССР от Бреста до Чукотки, это и была основа основ ленинскосталинско­го советского общества. В переносном смысле, весь Советский Со­юз представлял собой огромный концентрационный лагерь. Такое сравнение проводится во множестве научных исследований, пуб­лицистических и художественных произведений.
А тот человеческий материал, который для лагерей не годился по причине слабого здоровья, отсутствия привычки к физическому труду или в силу особого упорства в «заблуждениях», подлежал спи­санию в расход. Около 22% лиц, арестованных карательными орга­нами в СССР за период с 1922 по 1953 год, были казнены.
Школа
Очень большое внимание большевики уделяли школе. В первые несколько лет после октябрьского переворота они использовали школу для отрицания всей предыдущей культуры как «буржуазной» и «поповской». Отсюда, в частности, проистекали знаменитые ло­зунги комсомольцев 20х годов, типа «долой стыд, семью и материн­ство», «попы — это кровопийцы» и подобные им.
Но по мере усиления системы власти большевиков облик и функ­ции школы постепенно менялись. Коммунисты организовали школьное обучение таким образом, чтобы никто не мог выйти за рамки официально разрешенных знаний, а «пролетарское» государ­ство не получало молодых граждан, владеющих «вредными» знани­ями или научившихся задавать «ненужные вопросы». Соответствен­но, общей характеристикой всех школьных учебников по гумани­тарным предметам (по истории, литературе, обществоведению)
являлась полная подчиненность содержащейся в них информации идеологическим установкам большевистской партии.
Особую линию в образовании и воспитании детей составляла жесткая критика традиционных семейных связей. Ведь семья могла остаться важным пристанищем духовной независимости. Поэтому ее стремились скомпрометировать путем превращения естественного конфликта поколений в конфликт политический. Кровное родство, эмоциональные отношения между детьми и родителями больше­вистские идеологи изображали в виде буржуазного пережитка.
В результате, положительные герои советской пропаганды обога­тились фигурами детейдоносчиков. Хрестоматийным стал пример Павлика Морозова, который донес на своего отца и выступил про­тив него в суде как свидетель обвинения. Менее известна 13летняя Проня Колыбина, донесшая на свою мать. Об этом писала газета «Правда» в 1934 году, всячески одобряя ее поступок. Чтобы накор­мить голодных детей, женщина украла немного колхозного зерна. После того, как дочь выдала ее, несчастную мать согласно декрету «о колосках» осудили на 10 лет лагерей!
Трудно сказать, насколько частыми были такие случаи, но уже тот факт, что они использовались пропагандой в качестве образцов для подражания, ярко свидетельствует о направлении «перековки» личности. Далеко не случайно в 30е годы главным советским авто­ритетом в области воспитания стал Антон Макаренко, педагог, имевший опыт работы в исправительных колониях ГПУ и НКВД. Суть его теории заключалась в том, чтобы сделать метод перевоспи­тания малолетних преступников универсальным методом советской педагогики.
Макаренко учил, что детей, подростков, юношей и девушек на­до воспитывать в коллективе, дисциплинированном по военному образцу — в духе приоритета интересов коллектива над интересами его членов и в духе безусловного подчинения его официальному ру­ководителю. Семья — это тоже коллектив, считал он, важнее всего в ней именно интересы семьи как цельной «ячейки общества», а не родителей и детей, взятых по отдельности.
В СССР к концу 30х годов была создана единая система воспи­тания: ребенок воспитывался сначала в авторитарной семье, затем в тоталитарной школе, затем в милитаризованном государстве. Со­ставной частью этой системы являлись обязательные для всех дет­ские общественные организации — пионерская и комсомольская.
Так с детства большевистское государство растило «убежденных рабов», для которых государство — наивысший коллектив, партий­ные вожди — непререкаемые авторитеты
Одинаковы ли «гомо советикусы» ?
Рассматривая феномен «гомо советикуса», следует помнить, что речь идет о СОБИРАТЕЛЬНОМ ОБРАЗЕ, концентрированно выра­жающем психологию большинства членов советского общества, проявляющуюся через типичное поведение в большинстве жизнен­ных ситуаций.
Данный человеческий тип был порожден двумя группами факто­ров: с одной стороны — социальнополитическими отношениями, присущими этому обществу (метафорически можно назвать их «на­ковальней»), а с другой — целенаправленными усилиями властей («молотом»).
Миллионы человеческих душ большевики подвергли «переков­ке». Этот термин в 20е и 30е годы был необыкновенно популярен в СССР. Перековывали не только отдельных людей, но и целые тру­довые коллективы. При этом, как в настоящей кузнице, ктото ло­мался, а ктото начинал соответствовать формуле, выведенной по­этом Николаем Тихоновым еще в 1917 году:
«Гвозди бы делать из этих людей Не было б крепче в мире гвоздей»...
Тот человеческий материал, который личное ставил выше обще­ственного, а христианские духовные ценности — выше политичес­ких целей большевиков, «перековаться» не смог и большей частью погиб — надорвался на стройках и лесоповалах, помер в шахтах и рудниках, куда их отправили новоявленные «кузнецы». Заодно выяснилось, что интеллигентная часть этого «материала» в своем большинстве принципиально не желала превращаться ни в «гвоз­ди», ни в «шестеренки». Но, как верно подметил В.И. Ленин, «жить в обществе и быть от него свободным нельзя». Поэтому одни интел­лигенты «старого образца» застрелились (как Владимир Маяков­ский) или повесились (как Сергей Есенин), другие спились (как Александр Грин), третьи превратились в кочегаров котельных (как Андрей Платонов). Совсем безнадежных гуманитариев прикончили в 30е годы чекисты.
Разумеется, далеко не каждый «гомо советикус» носил у сердца партийный или комсомольский билет. Хотя в своих важнейших про­явлениях они были очень похожи, в деталях наблюдалось много раз­личий. Поэтому следует рассматривать их в двух измерениях — вер­тикальном и горизонтальном. Что касается первого, то гомососыинтеллектуалы (интеллигенты «нового типа» — «выходцы из народа») существенно отличались от гомососовплебеев («проле­тарской массы»), А жители городов России имели мало общего с на­
селением пресловутых «национальных окраин» — бывших союзных и автономных республик СССР.
Наконец, играл роль возрастной фактор. Первое поколение со­ветских людей (примерно до 1925 года) составили те, кто стали взрослыми еще при царе. Поэтому их нельзя считать вполне совет­скими. Скорее, это было поколение, обманутое и запуганное боль­шевиками. А вот следующие два поколения воспитывались на дема­гогии, на коммунистических сказках, на терроре, на лозунгах типа «кто не с нами, тот против нас», «если враг не сдаётся, его уничто­жают», «партия сказала надо — народ ответил «есть». Это поколения времен ГУЛАГа, сезона охоты на «врагов народа» и «космополитов». Из них получились настоящие «советские люди», классические «гомососы».
Позже, в «период расцвета эпохи застоя», на общественной сце­не массово объявились карьеристы, всякого рода ловкачипрохо­димцы, «теневики», а также туристы с гитарами и прочие «внутрен­ние эмигранты». Но вот ведь в чем ужас, мозги представителей и этого поколения (эпохи «развитого социализма») были переполне­ны коммунистической ахинеей. Даже пресловутые диссиденты и те, кто им симпатизировал, тоже были типичные «гомососы», разве что слегка «зараженные» либеральными идеями.
Вспомним правозащитников 60х и 70х годов: они не отвергали советскую власть, а всего лишь наивно желали, чтобы эта власть со­блюдала законы, установленные ею самой, они хотели увидеть соци­ализм с «человеческим лицом». Эти честные, но наивные люди не понимали того принципиального факта, что большевистская банда сочиняла государственные законы и «моральный кодекс строителей коммунизма» не для себя, а для своих рабов, и что истинное «лицо» социализма советского образца — это скотская харя.
Типичные черты гомососов
Какие же черты являлись общими для людей «нового типа», не­зависимо от их статуса в обществе, региона проживания и этничес­кой принадлежности?
Прежде всего, это существа коллективные во всех своих значимых проявлениях. «Гомосос» психологически жестко привязан к группе, даже если временно находится на необитаемом острове. Мыслить в понятиях автономного индивидуального существования он не способен в принципе. «Гомосос» всегда сознает себя только частью какойто социальной общности, начиная с уровня школьного клас­са, спортивной команды, производственной бригады, и кончая уровнем государства, в котором он — всего лишь маленький «вин­тик», а его семья — «ячейка».
Такую группу, с которой он себя соотносит, обычно называют коллективом, хотя во многих случаях правильнее было говорить о стаде баранов и овец. Соответственно, стимуляцию слияния с «коллективом» всех членов общества, полного подчинения инте­ресов индивидов интересам коллективов партийное руководство считало важнейшей задачей своей внутренней политики. На ее ре­шение была нацелена вся система пропаганды, принуждения, обра­зования и воспитания.
Вот что вспоминала, например, одна польская интеллигентка (Барбара Скарга), узница казахстанских лагерей, которая до ареста жила в Западной Беларуси и не подверглась коллективистскому со­ветскому воспитанию:
«Раньше я не осознавала, что различия заходят так далеко. Даже представители русской интеллигенции казались мне чужими. Это были симпатичные люди, и я дружила с ними. Живость их ума, от­личное знание мировой литературы, прекрасная ориентация в раз­личных вопросах политики и культуры вызывали уважение, однако я всегда ощущала, что нас разделяет пропасть. Арестованные во вре­мя «больших чисток», они были сливками лагерного сообщества. В лагере они находились уже так долго, что могли убедиться, чем яв­ляется правда реального социализма. Однако попрежнему были верны партии, идеологическим лозунгам...