Научный антикоммунизм
учебное пособие
Анатоль Тарас
Памер: 364с.
Рыга 2015
Нередко фикции создавались в тактических целях. Но тактические цели и лозунги часто меняются. Тогда и связанные с ними фикции выбрасывались на свалку. История большевизма чрезвычайно богата сменой лозунгов — политических, общественных, научных, в области искусства, всяких.
Такова, например, история с признанием величайшего авторитета за марксистской наукой о воспитании — педологией, которую потом «разоблачили» как «лженауку». Такова концепция исторической школы Покровского, осужденная в 1934 году. Таковы многочисленные дискуссии с приклеиванием ярлыков в литературоведении, театре, музыке, искусстве вообще.
Когда Сталин заявил об «обострении классовой борьбы по мере строительства социализма», из курса истории партии исчезли этапы развития, остались только «уклоны», «извращения», «наглые попытки врага захватить важный участок идеологического фронта» и т.п.
Фикций в СССР было великое множество. Если принимать их всерьез, то получается совершенно фантастическое понятие о советской жизни. Поэтому при изучении советского прошлого необходимо признать фикции тем, чем они были на самом деле, а также уяснить их значение в советской жизни.
Все советские мифы и фикции можно условно разделить на две группы: 1) положительные, трактующие о преимуществах социалистического строя и величии вождя (Сталина, Ленина, Хрущева, Брежнева...); 2) отрицательные, разоблачающие и клеймящие всё, 300
что не нравилось вождю (вождям) в настоящем, прошлом и будущем.
Миф о «величии» самого Сталина мы рассматривать не будем. Только напомним некоторые официальные характеристики этого деятеля — «великий стратег социализма», «гениальный вождь прогрессивного человечества», «испытанный, мудрый и любимый вождь советского народа» (из стенограммы XVII съезда ВКП(б), 1934 г.)
Положительные мифы и фикции
Задача положительных мифов и фикций — превращать такие понятия, как свобода, гуманность, демократия, счастье и подобные им в понятия фиктивные. Вследствие этого большинство людей теряло способность понимать истинный смысл производимого над ними насилия, подлинные ценности духа выступали в качестве проституток, а всякого рода критика, что важно, становилась непринципиальной. Нелегко направляли по заведомо ложным путям, выгодным власти. Познакомимся для примера с рядом мифов и фикций.
Миф о научности большевистской теории
Среди советских людей было распространено убеждение если не в истинности, то в научной ценности марксизма. Оно имело своим корнем претензию Маркса на научность его теории коммунизма в противоположность коммунизму «утопическому». Во всех учебных заведениях СССР, начиная со средней школы и кончая Академией Генерального штаба, постоянно твердили, что исторический и диалектический материализм (истмат и диамат) являются высшим достижением человеческой мысли.
У Маркса сказано:
«Подобно тому, как философия находит в пролетариате свое материальное оружие, так и пролетариат находит в философии свое духовное оружие».
У Сталина читаем:
«Теоретические основы марксизмаленинизма — диалектический и исторический материализм, выдержали всестороннюю проверку на опыте Великой Октябрьской Социалистической Революции и строительства социализма в СССР. Это мировоззрение является господствующим на одной шестой части земного шара. Учение диалектического материализма всесильно и верно, потому что дает правильное понимание закономерностей развития объективной действительности».
301
Назойливое внушение о научности марксизмаленинизмасталинизма вызывало в советском народе пусть неглубокое, но всё же убеждение в философской солидности диамата. Сколько рьяных противников Сталина считало диамат научным мировоззрением! За диктатуру, террор, коллективизацию они обвиняли лично Сталина и его режим, но редко Ленина и никогда — Маркса. По их мнению, в пороках советской действительности диамат с истматом не виноваты.
Миф о научной состоятельности коммунистической теории являлся живым и действенным, одним из идейнопсихологических столпов режима. Суждения типа «свобода есть осознанная необходимость», «религия несовместима с наукой», «история общества есть история борьбы классов» и тому подобные прочно вошли в интеллектуальный обиход советской интеллигенции и воспринимались ею как несомненные истины.
Поколебать доверие к советской власти и к Сталину было сравнительно нетрудно, ибо доверия этого у большинства советских людей не было. Но выкорчевать веру в научную значимость марксистской философии оказалось очень трудно. Советская интеллигенция в большинстве своем знала основы диамата и истмата (изучению их приходилось посвящать немало времени) и в ответ на элементарные нападки на это учение она имела готовые, заученные возражения.
Так, на обвинение в одностороннем материализме любой «диаматчик» мог ответить, что основа марксистской философии не простой, а диалектический материализм, ничего общего не имеющий с материализмом «механическим» или «вульгарным». В ответ на указание, что всякая идеология является для марксистов лишь пассивной надстройкой над экономическим базисом, а это противоречит фактам, приходилось слышать в ответ, что марксизм не отрицает обратного воздействия идеологии на экономику и что субъективный фактор, то есть сознательность, имеет огромное значение: «Исторический материализм подчеркивает огромную социальную роль идей... Этим он отличается от вульгарного экономического материализма». На обвинение в отрицании роли личности в истории диаматчик мог возразить, что теория стихийности и самотека давно уже признана еретической и что личность, конечно же, играет в историческом процессе активную роль.
Словом, рядовой западный антимарксист, незнакомый со схоластическими тонкостями диамата, скорее всего стал бы в тупик и оказался побежденным в споре с рядовым, но натасканным диамат
чиком.
302
Проект Дворца Советов в Москве (1934 г.) на месте снесенного храма ХристаСпасителя. Высота здания — 415м, высота статуи Ленина — 100 м; шесть тысяч помещений, в том числе зал на 21 тыс. человек
Смысл мифа о научности марксизма огромен. Он служил наукообразным обоснованием политики партии в духовной жизни страны и запретом всякой свободной мысли, которая при таком подходе объявлялась «ненаучной». На этом, в конечном счете, покоилось всё здание большевистской идеологии и культуры: «советской по форме, социалистической по содержанию».
Фикционализация истории
«Краткий курс истории ВКП(б)», вместе с «Краткой биографией И.В. Сталина», которые «прорабатывало» едва ли не все население СССР, постепенно стали символом большевистской историографии. Процесс подмены исторических фактов мифами и фикциями, часто плохо увязанными друг с другом и порой даже противоречивыми, зашел очень далеко.
Методологическое требование Михаила Покровского: «история есть политика, опрокинутая в прошлое» было формально отвергнуто по причине его обнаженного цинизма, но практически стало руководящей идеей советской историографии. Инстанцией, определяющей, что было и чего не было, что важно и что неважно в историческом процессе стали ЦК ВКП(б) и лично Сталин (а за ним Хрущев, Брежнев, Андропов...).
303
Советская историография, в лице высшего партийного руководства, присвоила себе право не только искажать и толковать «в свете поставленных задач» исторические данные, но и вообще устранять «неудобные» исторические факты, заменять действительные события целесообразными мифами и фикциями.
Полностью переработать всю историю, создать вместо нее новую (фиктивную), соответствующую «задачам коммунистического строительства», большевики не успели. Но образцы и методы такой переработки они создали. Достаточно рассмотреть хотя бы переоценку значения Троцкого, Зиновьева, Бухарина и многих других крупных большевиков в русской революции, сравнить с действительностью «Краткий курс истории ВКП(б)» или краткую биографию Сталина.
Конечная цель — отмена реального прошлого и замена его фиктивным, объявление бывшего не бывшим, а не бывшего — бывшим, была намечена совершенно ясно.
Фикционализации истории имела двоякий смысл. Вопервых, пропагандистский: создание у советских людей ложного представления об истории, внушение им мысли об исторической, следовательно и научной оправданности большевизма. Вовторых, запретительный: запрещение заниматься подлинно научной историей, пытаться узнать, что же на самом деле было в прошлом.
Фикционализация истории достигала примерно того же эффекта, что и миф о научности диамата с истматом. Большинство изучавших «Краткий курс» знали, что на самом деле все было иначе, но не смели интересоваться тем, как же оно на самом деле было. Довольствуясь фальшивкой, они привыкли обходиться без истории, разучились воспринимать события, происходящие в обществе как результат многогранного и сложного исторического процесса.
Миф об СССР как самой передовой стране в мире
Этот миф важен в двух отношениях. Вопервых, он оправдывал тезис марксистов о социалистической культуре как высшем типе ее в истории человечества. Вовторых, постулировал любовь советского человека к пролетарской власти и к социалистическому отечеству.
Тезис об СССР как самой передовой стране в мире — именно миф. Несмотря на свою явную, видимую для каждого советского человека нелепость, он оставался психологической реальностью, потому что создавал иллюзию «нас возвышающего обмана», в определенной мере компенсировал неполноценность советского человека, 304
болезненно им переживаемую. Миф этот апеллировал к национальному самолюбию в среде людей, постоянно и жестоко унижаемых, именно поэтому оказался чрезвычайно жизнеспособным. Миф этот повышал самооценку советского человека, он живет и сегодня.
Поскольку в нем отразился, помимо прочего, верно улавливаемое явление чувственного эвдемонизма европейской культуры и ощущения кризиса традиционного европейского мироощущения, постольку миф о превосходстве советского строя воспринимался как условная формула некоего действительного превосходства*. Превосходство это понималось как издавна свойственная русскому человеку приверженность идее служения сверхличным ценностям. Советский человек был убежден, что, несмотря на всю ложь, которой окружила его сталинская пропаганда, он должен жить и работать для какогото общего блага (блага государства, общества, будущих поколений...).