• Газеты, часопісы і г.д.
  • Научный антикоммунизм учебное пособие Анатоль Тарас

    Научный антикоммунизм

    учебное пособие
    Анатоль Тарас

    Памер: 364с.
    Рыга 2015
    81.65 МБ
    Вторая лежит в научно разработанной системе превентивного, выборочного, но систематического террора против любого проявления индивидуального или группового политического инакомыслия.
    Третья лежит в политической природе советской правительственной системы, при которой интересы удержания власти не только выше интересов личности, но и выше интересов социальных групп, классов и даже целых народов».
    Но, доведенные до полного логического завершения, то есть до абсурда, эти же три фактора (военнополицейский режим, превентивный массовый террор, удержание власти партии любой ценой) способствовали возникновению и неуклонному нарастанию системного кризиса советского общества и всех его институтов.
    После смерти Сталина в 1953 году политический режим в СССР немного смягчился, некоторые «перегибы» сталинской эпохи подверглись критике. Однако эти перемены практически не коснулись привилегий партийносоветской бюрократии, сохранявшей свою власть вплоть до распада СССР в 1991 году.
    Современные сталинисты, которых в России очень много, категорически отрицают концепцию существования в СССР классов новых господ и рабов. Напротив, они утверждают, что Советский Союз в 1930е годы «вступил в социализм». Тем не менее, факт развала СССР требует от них объяснения. В связи с этим сталинисты распространяют теорию, согласно которой после смерти Сталина началось «перерождение советского строя» (совершенно прекрасного по своей изначальной сути) — в связи с тем, что к власти пришел «ревизионист Хрущёв».
    Пытаясь объяснить причины краха идеологии и практики большевизма, сталинисты яростно отрицают реакционную роль партийной бюрократии и так называемой «общенародной собственности» на средства производства. Системный экономический, идеологический и политический кризис они сводят к таким субъективным факторам, как результаты действий иностранных спецслужб, «пре
    340
    дательство» высшего партийного руководства, недостаточное внимание партии к творческому развитию теории марксизма...
    Между тем, система сталинизма, сложившаяся в 30—40е годы, заключала самоотрицание в себе самой. Правда, это ощущали далеко не все люди, жившие в то время. Большинству из них — и тем, кто управлял тогдашним обществом, и тем, кто был его «винтиками», — существовавшие порядки казались чрезвычайно прочными, рассчитанными на века.
    Но объективно, вне зависимости от состояния массового сознания, дело обстояло иначе. В 30—40е годы, пока главный экономический поток развития страны определялся индустриализацией, административнохозяйственный механизм позволял решать узловые проблемы экономик. Когда же в 50е годы первостепенное значение стали приобретать задачи перехода к научному индустриальному производству, тогда сталинская модель монопольногосударственной экономики перестала играть позитивную роль.
    Если в период индустриализации этот вариант был один из возможных способов форсирования экономического роста, то по мере завершения индустриализации он стал превращаться в препятствие научнотехническому прогрессу, в механизм его торможения. Обозначилась необходимость перехода от бестоварной команднодирективной экономики к экономике, сочетающей в себе планирование и элементы рынка. Но к 1955 году подавляющее большинство политических, хозяйственных, идеологических кадров в СССР составляли люди, просто не знавшие, что такое планирование с учетом рынка и товарноденежных отношений.
    В 1930 году, когда Сталин говорил о необходимости за 10 лет преодолеть промышленное отстаивание России, он «схватывал» — пусть искаженно — одно из главных требований эпохи. Но и в 1946 году, формулируя общие задачи страны на последовательную перспективу, он требовал увеличения производства стали, чугуна, угля, нефти и т.п. Как будто не появилась возможность использования атомной энергии, как будто не носились в воздухе идеи кибернетики и небывалой ранее информационной техники, не набухала вся атмосфера общественной жизни предвестиями научнотехнической революции.
    Многочисленные факты, приведенные в этой книге, позволяют отвергнуть утверждения сталинистов об исторической оправданности сталинской индустриализации и коллективизации, о якобы «эффективном» сталинском руководстве.
    341
    Партийный аппарат («новый класс», «номенклатура»), полностью извратил содержание и смысл коммунистической идеологии. Дистанция между официально провозглашаемыми идеалами и повседневной жизнью советского общества стала колоссальной. Народ утратил и веру в возможность создания самого благополучного и гуманного общества, и доверие к своим руководителям. Суть явления прекрасно выразил анекдот «периода расцвета эпохи застоя»:
    «Где в СССР проходит граница между коммунизмом и развитым социализмом? — По верхнему гребню кремлевской стены! — А где проходит граница между развитым и обычным социализмом? — По московской кольцевой окружной дороге!»
    Остальное было делом времени и обстоятельств. Если бы не военная авантюра в Афганистане, то СССР, вероятно, просуществовал бы лет на 10 или 15 дольше. Но финал был бы таким же. Социалистическая система хозяйствования полностью исчерпала свои возможности. Возникла революционная ситуация в полном соответствии с ленинской формулировкой: «верхи» не могли управлять поновому, «низы» больше не хотели жить постарому.
    Для разворота огромной страны на принципиально иные «рельсы» требовались радикальные политические и экономические реформы, на которые партийносоветская верхушка никак не могла решиться. Она надеялась обойтись полумерами. Однако всё настолько выродилось и прогнило, что даже робкой попытки Горбачева и его сподвижников придать социализму «человеческий облик», сделать экономику «экономной», воодушевить население лозунгами «нового мышления», «гласности», «перестройки» и «ускорения» оказалось достаточной, чтобы СССР развалился подобно карточному домику, КПСС утратила власть, социалистическая система хозяйствования сменилась «диким капитализмом».
    Весьма показателен в этой связи тот факт, что фактическая революция произошла бескровно. Ни репрессивные органы, ни вооруженные силы, ни общественные организации, ни даже сама партия в лице своего аппарата и многомиллионного «актива» — никто не пытался защищать пресловутые «завоевания Октября»!
    Все ортодоксальные сценарии социалистического переустройства общества оказались неразрывно связанными с тезисом о позитивности жесточайшего насилия в целях осуществления такого переустройства.
    342
    Насильственная экспроприация собственности у имущих классов на первом этапе построения социализма, насильственное «раскулачивание», «разбуржуазивание», «раздворянивание», «расказачивание» — на следующих этапах; вертикальная ротация маргинальных социальных слоев и групп, перманентная насильственная нивелировка населения по имущественным, культурным, мировоззренческим измерениям присуща всем конкретным «социализмам» — от России до Кубы — на всем протяжении их существования.
    В исторической ретроспективе социализм проявлял жизнеспособность исключительно в ходе постоянной геополитической экспансии (создание «соцлагеря» по Сталину, борьба за страны «Третьего мира» по Брежневу).
    А экономическое соревнование двух систем показало крайнюю ограниченность конструктивного потенциала социализма. Он абсолютно не способен обеспечить даже так называемые «разумные» (или «научно обоснованные») материальные потребности членов всего общества, но только «избранной» его части.
    Вот почему «коммунистическая идея» — как стратегический проект — утратила свою притягательность для подавляющего большинства человечества.
    Но...
    Ныне все мы видим в России многочисленные вариации на тему «Сталинlive» на телеэкранах. Достаточно вспомнить итоги одиозного телевизионного проекта «Имя России».
    В 1989 году Сталин замыкал в российских опросах первую десятку «самых выдающихся людей всех времен и народов» (12 % голосов); в июле 2008 года за него высказалось 36 % взрослого населения страны; сегодня доля положительно оценивающих его роль превышает 50 %. Социолог Борис Дубин, например, говорит о разломе национального сознания по отношению к этому персонажу и сшибку в массовом сознании двух образов: Сталина — тирана и Сталина — победителя в войне. Причем свыше двух третей взрослого населения поддерживают оба эти образа.
    Так россияне пытаются соединить доступными им простейшими ментальными средствами крупные осколки разбитого зеркала, отбросив в сторону слишком «мелкие» и слишком «острые». Но в результате они ввергают свою страну в коллективную шизофрению...
    Российское общество не проделало необходимой работы по самоидентификации, по преодолению того кризиса исторического сознания, который отчетливо диагностируют социологи. Оно стре343
    мится быть наследниками и Столыпина, и Сталина одновременно. Став правопреемником СССР, Россия так и не определилась, что из советского и досоветского наследия, и почему, она берет или не берет с собой в будущее.
    А тем временем утратившая ориентиры огромная страна медленно, но верно сползает к обрыву в пропасть. Всего один штрих к картине грядущего Апокалипсиса: Россия — страна спившегося населения. Вот что заявил еше в июне 2009 года главный санитарный врач России, академик РАМН Геннадий Онищенко:
    «Производство алкогольных и тонизирующих напитков в нашей стране ежегодно возрастает на 20 % — причем рост потребления происходит за счет подростков и женщин, а доля людей, регулярно потребляющих алкогольные напитки, составляет76 %. Поданным НИИ наркологии Минздрава РФ, количество проданного спиртного составляет 18 литров чистого алкоголя на душу населения. А между тем, если этот показатель превышает 8 литров, начинается угасание этноса».
    /АиФ, № 26, июнь 2009, с. 30./
    Как видим, критический рубеж давно был превзойден в 2,25 раза.
    Алкоголизм населения, всеобщая коррупция снизу доверху, повсеместный и неуклонный рост насилия в обществе, развал сельского хозяйства (страна больше ввозит продуктов, чем производит), национальнокультурный «сепаратизм» во всех бывших автономиях, усиление напряженности в межнациональных отношениях, быстрое распространение ислама, кризис «малых городов», а главное — «всеобщая разруха в головах», все это делает взрыв неизбежным. Вопрос только в сроках. Большинство аналитиков с конца 1990х годов указывало на период между 2018 и 2025 годами.