Научный антикоммунизм
учебное пособие
Анатоль Тарас
Памер: 364с.
Рыга 2015
Кар.і Маркс
Итак, под разными одеждами у всех упомянутых здесь теоретиков коммунизма, от Мора до Энгельса, скрывается почти одна и та же программа:
1) уничтожение частной собственности;
2) уничтожение семьи, то есть общности супругов, разрыв связей между родителями и детьми;
3) акцент на материальное благополучие путем «уравниловки».
«Сладкой облаткой» для реализации этой программы выступило ее псевдонаучное оформление, осуществленное несколько позже Марксом и его соавто
ром. Тогда и возник удивительный идейный монстр, названный «научным коммунизмом».
«Научный коммунизм»
Сами создатели трактовали научный коммунизм как теорию самоуправляющегося общества, способного регулировать направление и темпы собственных изменений; как теорию общества, способного обеспечить эффективный контроль над любыми последствиями собственных действий.
Переход к коммунизму рассматривался как «скачок человечества из царства необходимости в царство свободы» на основе сформировавшегося мирового рынка и массового машинного производства.
44
«Свобода» по Марксу («коммунистическая» свобода) выступала как свобода высшего порядка, предполагающая безграничное развитие всех потенций человеческой природы. Негативную, частную свободу индивидов в капиталистическом обществе и государстве он понимал как отчуждение людей и от себя, и от продуктов собственного труда, как процесс растущей дегуманизации человека. Трактовку свободы в контексте идей индивидуализма, буржуазного права и либеральной демократии Маркс отвергал в принципе.
Вначале он мыслил коммунизм как результат ликвидации системы общественного разделения труда и «рыночной природы» человека при капитализме, как социальный идеал всесторонней самореализации личности во всех измерениях ее существования. Но в дальнейшем осознал неизбежность «непосредственнообобшеств
ленного», планируемого, жестко орга
низованного, управляемого «сверху вниз» производства (типа «одной большой фабрики») и в условиях коммунизма.
Кстати говоря, по мнению Петра Струве (1870—1944), крупного российского мыслителя, марксизм во многом унаследовал механический рационализм XVI11 века. В результате в нем исчезла идея личной ответственности человека за себя и за окружающий мир. Маркс и Энгельс, по Струве, «отказались от морали и разума». В основе их концепции социализма лежит идея полной рацио
Фридрих Энгельс
нализации всех процессов, совершающихся в обществе. Однако «ни
индивидуальный, ни коллективный разум не способен охватить такое обширное поле и не способен все происходящие в нем про
цессы подчинить единому плану».
«Коммунизм ...сопряжен с мифом о достижимости всеобщего равенства людей на основе многомерного и беспредельного изобилия».
/Всемирная энциклопедия. Философия. Москва — Минск, 2001, с. 493494./
Ставка на насилие
Итак, базовую стратегию построения «общества будущего» Маркс и Энгельс свели к насильственной ликвидации самой основы капитализма — института частной собственности.
45
Весь ужас этого проекта заключался в том, что в Европе единственным реальным барьером, защищающим личность от произвола государственного аппарата восточного типа, является именно частная собственность и связанные с ней общественные структуры.
Поэтому приоритет, отдаваемый основоположниками марксизма насильственным сценариям захвата и удержания власти, далеко не случаен. Жесточайший контроль над обществом и государством стремительно превратился в самоцель, ибо иными средствами такая деформация повседневной жизни людей недостижима. Отсюда неизбежно следовал принцип опоры на новых чиновников, на новую бюрократию, готовую служить любым господам и исполнять самые кровожадные задачи.
Практическая реализация данного замысла неизбежно ведет к оформлению деспотий азиатского типа. Организатор ноябрьского переворота 1917 года в Петрограде Л ев Троцкий однажды сказал:
«У нас нет лозунга — кто не работает, тот не ест. Мы предпочитаем правило — кто не повинуется, тот не ест».
Именно этот тезис Троцкого стал главной чертой всех реально существовавших социалистических государств. На практике он трансформировался во всеобъемлющее физическое и духовное насилие вместо «царства всеобщей свободы».
Всеобщая уравниловка
Все авторы утопических описаний идеального общества тождественны друг другу в наиболее одиозных аспектах своих программ. Многие детали стереотипно возникали в коммунистических учениях, мало связанных друг с другом, иногда разделенных громадными промежутками времени. Вероятность таких повторений ничтожно мала, следовательно, они предопределяются именно духовной близостью порождающих их теорий. Игорь Шафаревич привел четыре примера из большого числа подобных совпадений:
Совпадение многих деталей в «Утопии» Мора с условиями жизни в государстве инков. Оно (совпадение) привело к анекдотическому вопросу в Парижской Академии о влиянии сведений об устройстве империи инков на Мора, невозможном хронологически. Государство инков Тауантинсуйу в Перу было завоевано испанскими конкистадорами в 1532—1536 гг., уже после выхода книги Мора из
печати.
46
2) Обычай мумифицирования умерших глав государств и захоронения их в пирамидальных или пирамидоподобных ступенчатых гробницах, встречавшийся в государствах с сильными уравнительными тенденциями и отделенных друг от друга многими тысячелетиями.
3) В сочинении утописта Леже Дешана (1716—1774) «Истина, или Достоверная система» встречается яркая деталь: описывая будущее социалистическое общество, он утверждал, что там «почти все лица имели бы почти один и тот же вид».
Та же мысль содержится в подготовительных материалах Федора Достоевского к роману «Бесы». Персонаж, которое в романе называется Петр Верховенский, а в материалах — Нечаев, говорит по поводу будущего общества: «Помоему, даже красивые очень лицом мужчины или женщины не должны быть допускаемы». Материал для своего романа Достоевский брал из идеологии современных ему нигилистических и социалистических движений, но ни им, ни ему не могли быть известны работы Дешана, впервые опубликованные лишь в XX веке.
4) В книге «Государство» Платон пишет, что среди стражей «ни у кого не должно быть такого жилища или кладовой, куда не имел бы доступа каждый желающий». Тот же мотив встречается у Мора, который, чтобы подчеркнуть, в какой общности живут утопийцы, описывает их жилища, где «двери двустворчатые, скоро открываются при легком нажиме и затем, затворяясь сами, впускают кого угодно...».
Запрет на закрытые двери существовал и в государстве инков! Еще позже в «Преступлении и наказании» у Достоевского Лебезятников излагает «вопрос свободного входа в комнаты в будущем обществе»:
«Дебатирован был в последнее время вопрос: имеет ли право член коммуны входить к другому члену в комнату, к мужчине или женщине, во всякое время... ну и решено, что имеет...».
Цинизм и жестокость творцов «научного коммунизма»
Весьма интересен и далеко не случаен тот факт, что «психологической подоплекой» воззрений и практической деятельности Маркса и Энгельса являлся цинизм.
В этой связи надо дать определение цинизма из энциклопедии — «вызывающепрезрительное отношение к общепринятым правилам нравственности», «откровенность переходящая в грубость, бесстыдство, презрение».
47
Так, Энгельс называл немецких крестьян мужичьем («верхнегерманское мужичье» в письме Марксу), о рабочих он писал: «...массы ужасающе глупы» (письмо Марксу).
Маркс же, говоря о несправедливых контрактах, которые некий предприниматель заключает с рабочими, добавляет: «...контракты, на которые мог согласиться только совершенно опустившийся сброд» (письмо Энгельсу).
При чтении многих писем и статей этой «сладкой парочки» возникает стойкое ощущение, что основным мироощущением Маркса и Энгельса была ненависть, направленная на всех окружающих без исключения. Особенно ярко это видно по их произведениям, написанным для узкого круга партийных сотрудников, и особенно по переписке между собой (XXIXXIV тома собрания сочинений). Кроме как в русском переводе, полный текст писем нигде не издан.
В этих письмах встречается чувство «глобального омерзения». Оно распространяется на:
— единомышленников в собственной партии: «...какое значение имеет «партия», то есть банда ослов, слепо верящих в нас, потому что они нас считают равными себе, для нас, перестающих узнавать себя, когда мы начинаем становиться популярными? Воистину мы ничего не потеряем от того, что нас перестанут считать «истинным и адекватным выражением» тех ограниченных собак, с которыми нас свели вместе последние годы» (Энгельс — Марксу, 13.11.1851).
— ближайших партийных товарищей: Вильгельм Либкнехт обычно именуется «осёл», «скотина», «животное» и даже — «оно» (Маркс — Энгельсу, 10. VIII. 1869).
— народ: «Ну, а любить ведь нас никогда не будет демократическая, красная или даже коммунистическая чернь» (Энгельс — Марксу, 9.V.1851).
— пролетариат: «...глупый вздор насчет того, как он вынужден защищать меня от той бешеной ненависти, которую питают ко мне рабочие (то есть болваны)» (Маркс — Энгельсу, 18.V.1859).
Упрекая Бакунина в заговорах. Каутскому следовало бы иметь в виду письмо Энгельса Марксу от 16.IX. 1868:
«Метод — заниматься пустяками в публичных заседаниях, а настоящее дело делать потихоньку — оправдался блестяще».
Утверждая, что идеи террора были «заблуждением» молодых Маркса и Энгельса, советские идеологи не объясняли, почему в «АнтиДюринге» 56летний Энгельс писал:
48
«Лишь со вздохами и стонами допускает он /Дюринг/ возможность того, что для ниспровержения эксплуататорского хозяйничанья понадобится, может быть, насилие — к сожалению, изволите видеть, ибо всякое применение насилия деморализует того, кто его применяет. И это говорится, несмотря на тот высокий нравственный и идейный подъем, который бывал следствием всякой победоносной революции».
Таким же образом в предисловии к «Истории Крестьянской войны в Германии» Энгельс ставит современным немцам в пример «здоровый вандализм» крестьянской войны, а в письме к Августу Бебелю говорит:
«Но если мы, благодаря войне, преждевременно станем у власти, то техники будут нашими специальными противниками и будут обманывать и предавать нас, где только смогут. Нам придется применять террор...»