Перажыткі старажытнага светасузірання ў беларусаў
Этнаграфічны нарыс
Выдавец: Беларусь
Памер: 193с.
Мінск 1995
122
Намъ кажется, что въ описанныхъ нами обрядахъ съ достаточной ясностью отразился древній обычай умыканія невѣстъ, а въ обрядѣ даренія парней и слѣпого выбора «пары»,—намекъ на первобытное общинное право мужчинъ на всѣхъ женщинъ, принадлежащихъ къ данной общинѣ. Это нѣчто въродѣ выкупа, осво. божденія себя отъ принадлежности всѣмъ мужчинамъ общины, для того, чтобы впослѣдствіи принадлежать исключительно одному, какъ о томъ поется въ купальской пѣснѣ:
Дружочкамъ на одну ночку, А сужаньку на увесь вѣкъ.
Не случайно, конечно, принаровлена къ празднованію Купалы и баллада „о браткахъ", столь распространенная въ Бѣлоруссіи, какъ ни одна пѣсня. Вѣроятно она служитъ отголоскомъ того далекаго прошлаго, когда было въ обычаѣ супружеское сожительство въ ближайшихъ степеняхъ родства. На это также намекаютъ нѣкоторые обряды бѣлорусскаго свадебнаго ритуала, какъ напримѣръ, обрядъ выкупа женихомъ у брата невѣсты ея косы, съ которой обыкновенно соединяется понятіе о дѣвичествѣ.
Боіачъ *). Въ Игуменскомъ уѣздѣ „Богачомъ"
*) Такъ какъ описаніе празднованія „богача", сколько намъ извѣстно, впервые появляется въ печати, то, въ видахъ дальнѣйшаго дополненія нашего описанія, считаемъ нужнымъ указать, что мы наблюдали эти празднества въ Игуменскомъ уѣздѣ, гдѣ оно бытуетъ во многихъ деревняхъ, преимущественно Погорѣльской вол. Также „богачъ" празднуется въ Волковыскомъ уѣздѣ. Гродненской губерніи.
123
называютъ Рождество Богородицы (8го сентября); послѣднее названіе почти не извѣстно народу *).
Въ жизни земледѣльца это самое счастливое времявремя сравнительнаго довольства, когда и убѣдняка есть хлѣбъ на столѣ, а у богатыхъ, „какъ князья скирды широко сидятъ, поднявъ головы". Отсюда понятно, почему народъ называетъ „богачомъ" праздникъ, совпадающій со временемъ окончательной уборки хлѣба и хозяйственнаго обилія. Но есть факты, заставляющіе думать, что „богачъ"—одно изъ земледѣльческихъ божествъ дохристіанскаго періода, одно изъ видоизмѣненій несторовскаго Даждь бога солнца, бога изобилія, богатства, на что указываетъ и самое имя его. Представленіе объ этомъ богѣ стерлось въ памяти народа, но указанія на то, что онъ, этотъ богъ, нѣкогда занималъ мѣсто въ вѣрованіяхъ бѣлорусса, сохранилось въ обрядахъ. Хотя „богачемъ" называютъ собственно Рождество Богородицы, но празднованіе „богача" справляютъ не только въ этотъ день, а и въ другіе праздники, блязкіе къ осеннему равноденствію. Если, напримѣръ, въ деревнѣ есть церковь или часовенька въ память святаго, празднуемаго въ это время, то и празднованіе „богача" приноровливается къ этому дню.
Главную роль въ обрядѣ этого празднества играетъ „богачъ" или „богатце". Это „лубка" ржи со вставленной въ нее восковой свѣчой. „Богачъ" стоитъ въ
*) Въ другихъ мѣстностяхъ Бѣлоруссіи этотъ праздникъ зовется Малая Прачистая, въ отличіе отъ Успенія —Большой Прачистой.
124
теченіе цѣлаго года въ домѣ очереднаго хозяина, въ почетномъ углу, подъ иконами. Въ этотъ день свѣча зажигается. Приглашается священникъ для служенія молебствія, которое и служится прежде всего въ томъ домѣ, гдѣ стоитъ „богачъ". Потомъ хозяинъ, вслѣдъ за священникомъ несетъ „богача" въ слѣдующій дворъ, гдѣ ихъ встрѣчаютъ хозяева. Для встрѣчи ставятъ на дворѣ столъ, покрытый бѣлой скатертью и установленный „лубками" ржи, пшеницы, ячменя или другаго хлѣба. „Богачъ" ставится на столъ къ хлѣбамъ, и служится краткое молебствіе. Священникъ и всѣ его сопровождающіе приглашаются въ хату для угощенія, при чемъ „богачъ" ставится на покути. И такъ обходятъ по очереди всѣ дома. Зерновый хлѣбъ, которымъ встрѣчали „богача" идетъ въ пользу причта.
На другой конецъ села сгоняютъ весь скотъ, и когда обойдутъ всѣ дворы, то обносятъ „богача" во кругъ скота. Послѣ этого относятъ его въ домъ къ очередному хозяину, гдѣ онъ и остается цѣлый годъ. Онъ, по повѣрію приноситъ, въ домъ богатство и счастье.
Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ рожь и воскъ для „богача" собирается со всей деревни и подмѣняется только тогда, когда „богачъ", по очереди, обойдетъ всю деревню или же когда свѣча сгоритъ. А въ другихъ мѣстностяхъ рожь и свѣча подмѣняются ежегодно очереднымъ хозяиномъ, при чемъ рожь для этого вымолачиваютъ изъ перваго, „зажиночнаго" снопа *).
*) Первыіі снопъ (зажиночный), подобно дожиночному вѣнку, повсемѣстно въ Бѣлоруссіи пользуется особымъ значеніемъ; его каждый хозяинъ, принеся домой, ставитъ въ почетномъ углу. Это соблюдается и тамъ, гдѣ „богача" совсѣмъ не празднуютъ.
125
Въ послѣднемъ случаѣ подмѣненная „богачовая“ рожь смѣшивается съ обыкновенной и употребляется на сѣмена. Приготовленіе свѣчи сопровождается общей вечерей всѣхъ участниковъ и особыми пѣснями, напоминающими „дожинковыя".
Не есть ли это соединеніе зерноваго хлѣба, символа благосостоянія, со свѣчею, символомъ свѣтоноснаго начала, не есть ли это прообразомъ солнца Даждьбога, источника свѣта и вмѣстѣ съ тѣмъ покровителя земледѣлія, слѣдовательно бога обилія и благосостоянія? Вѣдь трудно придумать болѣе подходящую символизацію солнца, согласно первобытному представленію о немъ, какъ о богѣ земледѣлія. Кромѣ того, то обстоятельство, что празднованіе „богача" болѣе или мѣнѣе совпадаетъ со временемъ осенняго равноденствія, также отчасти указываетъ на принадлежность этого празднества къ солнечному культу, и если это вѣрно то такимъ образомъ заполняется пробѣлъ въ циклѣ празднествъ въ честь солнца. Одно изъ этихъ празднествъ несомнѣнно должно было справляться осенью. Если коляды посвящались зимнему солнцу, масленица и великодни —весеннему, купала —лѣтнему, то было бы не понятно отсутствіе празднества въ честь осенняго солнца, тѣмъ болѣе непонятно и необъяснимо, что въ это именно время первобытный человѣкъ видѣлъ плоды его благодѣтельнаго вліянія.
Надо еще замѣтить, что побѣлорусски слово „богачъ" не употребляется въ томъ смыслѣ, какъ въ русскомъ языкѣ —въ смыслѣ богатый человѣкъ. Въ этомъ смыслѣ бѣлоруссы употребляютъ „богатыръ" или при
126
лагательное —богатый. А „богачъ" употребляется только въ вышеуказанномъ смыслѣ, т. е. какъ народное назнаніе Рождества Богородицы и лукошка съ зерновымъ хлѣбомъ и свѣчой; послѣднее, впрочемъ, не всюду называется „богачемъ".
V
Олицетвореніе зла.
Вообще человѣкъ субъективенъ, а первобытный человѣкъ въ особенности. Поэтому всѣ явленія внѣшняго міра онъ разсматриваетъ по отношенію ихъ къ самому себѣ и дѣлитъ ихъ на полезныя и вредныя для него, человѣка. На дальнѣйшей ступени своего интеллектуальнаго развитія, когда человѣкъ уже успѣетъ выработать начала нравственности, различеніе добра и зла, онъ склоненъ относить полезное для себя къ болѣе общей категоріи добра, а вредное къ категоріи зла.
Древнимъ славянамъ, какъ народу арійскаго корня, было не чуждо подобное подраздѣленіе; такъ мы встрѣчаемъ у нихъ бѣлъбоговъ и чернобоговъ, и послѣдніе, вѣроятно, имѣли болѣе или менѣе демоническій характеръ, противились благимъ начинаніямъ бѣлъбоговъ. Но славяне не стояли на такой высокой степени развитія, чтобы въ ихъ вѣрованіяхъ это раздѣленіе достигло той опредѣленности и того значенія, какъ въ религіи Зороастра. Съ принятіемъ же христіанства боги того и другого порядка еще болѣе смѣ
128
шались, ибо съ точки зрѣнія христіанства тѣ и другіебѣсы. Однако бѣлоруссы еще и до сихъ поръ дѣлаютъ различіе между домовыми и олицетвореніями стихійныхъ силъ съ одной стороны и между чертями съ другой; по крайней мѣрѣ такое различіе сказывается въ воззрѣніяхъ бѣлорусса на тотъ и другой родъ нечистой силы.
Чортъ —это, такъ сказать, принципіальный противникъ всего благаго, это чистое олицетвореніе зла. И водяной, и лѣшій, и другіе стихійные боги могутъ дѣлать зло, но могутъ и не дѣлать его; а чортъ не можетъ: такова ужъ его натура. Если онъ и дѣлаетъ иногда будто бы добро, такъ это только въ видахъ достиженія большаго зла. Онъ неотступно слѣдитъ за человѣкомъ, норовитъ воспользоваться всякой воможностью, чтобы причинить ему вредъ, ввести его въ грѣхъ, погубить его душу. Онъ внушаетъ человѣку дурныя мысли и поступки. Онъ особенно силенъ и навязчивъ, когда воля человѣка слаба, сознаніе смутно, такъ напримѣръ, когда человѣкъ пьянъ. Тогда чортъ, смѣло выступаетъ на борьбу съ нимъ и не скрывается а принимаетъ свой настоящій видъ. Каковъ же этотъ настоящій видъ? Нѣчто въродѣ изображенія сатировъ; на головѣ рога, козлиная бородка, двухкопытныя или однокопытныя ноги, коровій хвостъ, на рукахъ длинныя когти, тѣло покрыто шерстью. Кто изъ чертей поважнѣе, тотъ, вдобавокъ, еще хромъ и горбатъ. Чортъ также часто принимаетъ образъ козла. Въ этомъ видѣ онъ любитъ подшучивать надъ простодушными людьми. Когда разразится гроза или дождь, чортъ
129
прикинется козликомъ и начинаетъ жалобно блеять. Сердобольный человѣкъ, возметъ его въ полу и несетъ домой, чтобы отогрѣть. А чорту только этого и надо: съ крещеной душой ему безопаснѣй отъ грома, да и пріятно заставить человѣка поднести себя. Чѣмъ дальше идетъ человѣкъ, тѣмъ козликъ становится тяжеле. Человѣкъ, изнемогая подъ тяжестью, еле дышетъ, а козлика жаль бросить—такъ онъ жалобно блеетъ. Но вотъ уже и домъ. Тутъ козликъ, выпрыгнувъ изъ полы, расхохочется дикимъ голосомъ, сдѣлаетъ неприличіе—и только его видѣли.
Чортъ любитъ сбивать путниковъ съ дороги, сбрасывать колеса съ осей во время ѣзды, заводить пьяныхъ въ болота или въ проруби.
Черти бываютъ ббльшаго и меньшаго калибра, но величественнаго образа сатаны, какъ онъ рисуется воображенію поэтовъ, народъ не знаетъ: бѣлорусскій чортъ вообще мелкотравчатый. Мы уже говорили, что болѣе могущественными чертями считаются тѣ изъ нихъ, которые хромы и горбаты. По поводу пріобрѣтенія ими этихъ уродствъ существуетъ преданіе, что черти когдато воевали съ ангелами, были побѣждены ими и сброшены съ неба на землю. Летѣли они, какъ черная туча, какъ снѣгъ, летѣли долгое время. Мелкіе черти во время паденія отдѣлались сравнительно дешево—получили легкіе ушибы и только; а крупные, какъ болѣе тяжелые, поломали ноги, понабивали горбы. Такъ и остались они навсегда хромыми и горбатыми. Кромѣ того, во время небесныхъ войнъ многіе изъ нихъ получили тяжелыя раны и увѣчья. А глав
9
130
ный чортъ, который всѣми ими предводительствовалъ, былъ закованъ ангеломъ въ цѣпи и посаженъ въ каменную гору *). Когда этотъ чортъ поворичивается въ горѣ или въ ярости начинаетъ рвать цѣпи и метаться, то земля дрожитъ, горы трескаются. Цѣпь его чрезвычайно толста, но каждый годъ грѣхи людей переѣдаютъ ее, какъ ржа желѣзо. Случается, что къ Пасхѣ она становится тонка, какъ волосъ, но все таки держитъ чорта. Лишь только запоютъ «Христосъ воскресе» на пасхальной заутрени, она снова становится такою же толстой, какъ была прежде. Но когда грѣхи людей до того умножатся, что переѣдятъ цѣпь совершенно, тогда будетъ кончина міра: дьяволъ освободится и все разрушитъ; если же люди постараются поменьше грѣшить, то міру и конца не будетъ.
КНІГІ ОНЛАЙН
