КНІГІ ОНЛАЙН
Прыняць удзел у вычытцы распазнанага тэксту Падрабязней
— Спаснбо! — уммротворепо н ослабленпо говорнт он. — 14 вам спасмбо, — подннмает он взгляд на Люсю. — Поберегнте себя. Вы краснвая! Это так міюго... 14 не надо так... жалеть пас. He сгонт. В укрытне заглядывает Попов. — Лукьян жмв? — Жнвет enje, — тнхо отвечает Люся. Она очень серьезная, какая-то собраішая н повзрослевшая за этот день. — Нднте, перевяжу. — Скоро праду, — улыбаясь говорнт Попов. — Немец маломало гляжу. Он нсчезает. Вскоре Люся с досадой говорнт: — Онять! Опять потерял сознанне. 14 воды нет. Кусочком ваты она вытарает с лнца Лукьянова пот. Я подхожу н сажусь рядом с ней. Она достает нз сумкн какой-то пакет, открывает флакон. — Держм! Я помогаю ей, а Люся что-то влнвает в полураскрытый Лукьянов рот. Оп, одпако, больше не раскрывает глаза. Я впервые так блйзок к Люсе й впервые нас двойх обьедйняет обіцая беда. Рядом лежат убйтые й умйрает наш пятый товаршц, но я почему-то не чувствую особой остроты этой потерй. Вйдно, нервы прйтупйлйсь, прйвыклй к нейзбежностй. Но вот блйзкое Люсйно соседство какой-то нейзведанной волнуюіцей теплотой охватывает меня. Мз самых потаенных глубйн моей душй поднймается волна ласкового чувства к ней. Что-то теплое, даже не дружеское, а братское влйвается в мое сердце. Очень хочу прнкрыть ее, загцйтйть, не дать в обйду. Теперь мне не так уже важны йх отношенйя с Лешкой, с тем капйтаном Мелешкйнььм, теперь она co мной й разлучйть нас можегп разве что смерть. «Мйлая хорошая девчушка! — хочется сказать мне. — Я люблю тебя! Люблю! Навсегда! Навекй... — пустьмы погйбнем, пусть пропаду я, все равно я буду любйть тебя до последнего мгновенйя. Как же мне без тебя?» М мне почему-то становятся слышны мой слова, может, я говорю йх вслух — я гляжу на Люсю — нет, она cudum в задумчйвостй... А что, еслй сказать? Так вот, как думаю й чувствую, скажу — пусть знает, что йз того, что наша жйзнь еле теплйтся, что лежат четверо нашйх товаршуей — наша лй в том вйна, что судьба yiomoewia нам такую молодость? Что будет после того, как я прйзнаюсь в этом, — не могу представйть. Но, вйдно, та необыкновенная значйтельность, которая наступйт после мойх слов, й не дает мне решймостй. — Люся! Поберегн ты себя. Прошу, — говорю я н с затаенной надеждой на то, что она устуішт мне, согласятся, гляжу на нее. Люся словпо пробуждается, вздыхает н печалыю улыбается одішмм уголкамн губ. — Как? Может, бежать? Броснть раненого? — Зачем? Бежать некуда... Но все же... — возражаю я, хотя н чувствую, что сказать нечего. — Все же, все же... Неміюжко сподлнчать, да? Война спншет? Думаешь, я зачем пріімчалась к вам? Оттого, что подлость доняла, вот! Задорожпый ведь в санроту прнбежал за бумажкой с красіюй полоской — в тыл, значнт. Я говорю — a как же хлопцы? A on: хлопцы уже... отстрелялнсь. К тому же я ранеп, говорят. А рапа там — цараішна одна. Вот как! — говорлт Люся. Я немею. На мшіуту забыв о немцах, осовело гляжу в строгме, по по-прежнему очень ясные Люснны глаза. — Этого от Лешкн я не ждала. От кого хочешь, но не от него, — нервно продолжает Люся. — Выбежала, смотрю — вы тут бьетесь. Оставнла его в санчастя, бросяла все, полетела. й разрешеішя не спросяла... Только вот... опоздала. — Подлец! — вырывается у меня. — Надо было комбату доложнть. — Что докладывать! — говорнт Люся. — Все же он ранен, формалыю прав. Правда, с такой раіюй ннкто его в тыл пе пошлет. — Да, формалыю он прав. Сволочь! — говорю я. — Попов! Ты слышал? — Слышал, — говорнт Попов, лежа под бруствером. — Морда бнть надо! Он лезет здоровой рукой в карман, достает пачку паішрос, взглянув на нее, прячет опять н вытаскнвает кясет. Размахнувшясь, бросает его в укрытне. — Лозпяк! Паішрос крутн мне. Н вдруг пуля бьет ему в голову. Падает пнлотка. Опускается голова. В землю каплет кровь. — Ну, подлая тварь, — возмуіцаюсь я, не вндя нячего этого. — Только бы добраться до него. Я ему не морду набыо. Я убыо его. Я говорю это я сбоку гляжу на Люсю. Ее лнцо по-прежнему сосредоточенно н печально. Я свертываю цнгарку. — М зачем ты его послал, Попов? Попов молчнт. Я выползаю нз укрытня н с папнросой ползу к ІІопову. Но он почему-то лежнт нмчком, уткнувшнсь лбом в бруствер. — Попов! Быстро бросаюсь к нему, переворачнваю на спнну его тело. Полузакрытые векн его несколько секунд часто-часто вздрагнвают н медленно утнхают. Я не поннмаю, что тут случнлось, оіцупываю голову Попова, где-то в волосах кровь — она остается у меня на ладонн. Потом я выглядываю пад бруствером. По іцнту пушкм бьет пуля. — Берегнсь! Берегнсь! Лозпяк! — крнчнт нз укрытня Люся. Я прнгнбаюсь, беру наводчнка под мышкн н с отчаяннем в душе волоку его. В копце плоіцадкн меня встречает Люся. Вдвоем мы оттаскнваем его в укрытне. Люся сразу же наклоняется над ішм, расстегнув гнмнастерку, пршіадает к грудн н вскоре медленно отстраняется. Несколько секунд мы пеподвнжію снднм над нмм н молчнм. Я едва сдержнваю слезы н стараюсь проглотнть тугой комок, подкатнвшнй к горлу. * * * За рукн н за ногн мы с Люсей укладываем Попова в солнечпый пршіек у пог остальных. Потом саднмся на землю. Долго молчнм. Вот он лег й четвертый. Пока это не я! Но с каждым йз нйх все блйже й мой черед. Хотя бы дотянуть до вечера. Млй, может, собраться й кйнуться на прорыв? Может, кое-кому удалось бы? Но кому? Мне? Люсе? Крйвенку? Нет, только стоять! Так говорйл Попов. Я тоже думаю так. Мначе нельзя. Правда, я не герой, не храбрец — я, кажется, самый обыкновенный солдат. Но я постараюсь. Вот йз-за нйх постараюсь. Тут Люся, для нее постараюсь. Тнхо. Солііце клоннт к вечеру. На часах Желтых без четвертн восемь. — Эй, вы! — вдруг крнчнт нз окопа Крмвенок. — Вон Фрмц ползет. Я хватаю автомат н вскакнваю. Вскакнвает Люся. Осторожно выглядываем нз-за бруствера. Возле танка между разбросанных снопов что-то шевелнтся, будто кто-то ползет. Я говорю: — Может, наш кто? — Фрнц, — утверждает Крнвенок. Отсюда плохо внден этот человек, хоть оп н блнже к нашему укрытню, чем к окопу Крнвепка, но Крнвенок вскоре лязгает затвором. Да, вндно, это все-такн немец. Мы замечаем только, как прогнбается, шевелнтся трава н нз нее то н дело высовывается темная спнна. Крнвенок, однако, почему-то медлнт, пе стреляет, н тогда нздалн слышнтся слабый страдальческнй стон: — Пауль! Пауль! Немец! й, кажется, раненый. Он ползет, судорожпо, медленно, пластом прнжнмаясь к земле. Люся надламывает свон узкне русые бровн н проснт Крнвенка: — He стреляй! Погодн! Может, у него вода... Я то прячусь за бруствер, то снова выглядываю. Опять рядом брызжет в лнцо землей. Нз подсолнухов доноснтся выстрел. «Следят, сволочм!» Немец тем временем то ползет, то замнрает, слышнтся его натужное «Пауль! Пауль!». Я беру автомат н отвожу рукоятку. Прнсев над бруствером, мы ждем. Сначала с бруствера скатывается ком землн, потом ете два, н затем появляются две страшные, обожженные до красноты рукн. Онн высовываются нз обгоревшях манжет рукавов, ііапрягаются, вгребаются в бруствер, н вот нз-за комьев показывается голова с непонятно короткнмн, курчавымм от огня волосамн. Немец поднкмает лнцо, н мы с Люсей одновременпо ужасаемся. Лнцо его, как н рукн, сплошь в бело-красных ожогах, векн па глазах слнплнсь, запалн н не раскрываются. Какое-то время мы неподвнжно вглядываемся в это пріівядеіше, потом я строго командую: — Вішз! Быстро! Шнель! Но немец, оказывается, не слышнт. Ннчто не меняется на его лнце, оп все как бы вглядывается в пустоту н стопет: — Пауль! Я хватаю его за плечо, рывок на себя — обрушмвая комья, немец перевалнвается в укрытне н падает наземь. Заметнв нашу суетшо, нз пшеннцы быот несколько пуль, ію мнмо. Й вот он лежнт в укрытнн. Это чуть жнвой немец-танкнст, молодой, вндно, нашях лет парень. Шнроко раскннув ногн, он тяжело стонет. Комбннезон его весь в пропалннах, местамн на одежде курнтся дым. С чувством гадлнвостн я смотрю на этот жнвой труп, а Люся, прнсев подле, быстро оіцупывает комбшіезон н отстраняется. — Нет нн пнстолета, нн фляп-і. — Ага, прнпекло, чертов фрлц! — говорю я co злостыо л поддеваю его сапогом в бок, чтоб отодвлнуть подальше. Люся вскмдывает на меня свом строгле глаза. — Зачем так? Умнрает ведь! — Черт с ннм, что умлрает. Люся, однако, с какой-то непонятной мне терішмостыо берет его под мышкп, оттаскнвает нз-под ног н кладет рядом с Поповым. Пятый. Странно, не думал, что пятым тут будет немец. А немец стонет н каждую мшіуту судорожпо вздрагнвает. Девушка ловко расстегнвает ііа его грудн молнню, м там, на кармане мундмра, ннкелнровапной каймой блестлт «железный крест». Этот крест вдруг вызывает во мне острую непрнязнь к танкнсту. Сорвав его, я бросаю за бруствер, потом обшарнваю его карманы. Там множество разных кішжечек, бумажек, масленка нз красной пластмассы, часы в футляре, песколько потертых пнсем в узеііькнх конвертах, расплюш.еішая авторучка н расческа в металлнческом футляре. Коротко взглянув на каждую веіць, я швыряю ее через бруствер. Яхочу найтй повод, чтоб оправдать мою злость, хочу увйдеть в этом танкйсте вйновнйка всей нашей сегодняшней трагедйй. Но в этйх бумажках только цйфры, номера, немецкйе слова, напйсанные неразборчйвой скоропйсью, й всюду свастйка, орлы, сйшіе, красные, печатй. Но вот заверпутые в целлофап сннмкн с замысловатым обрезом. На первом — улнца какогото аккуратного немецкого городка с островерхнмн крышамн, готнческнмн вывескамн. Грейсфальд — напнсано вннзу. На втором — снята груіша юношей па стаднопе, у переднего на траве футболыіый мяч, средн ннх, наверное, н этот танкнст, на третьем шітересная блондннка с локонамн до плеч. Она мнло улыбается с фотографнл. Четвертый сішмок заставляет меня задуматься. На нем, безусловно, этот паш «недогарок». Заложлв назад рукн, он стонт в мунднре. На выііячепной его грудл тот самый крест. Глаза немца, однако, невесело поглядывают куда-то на мое ухо. Рядом в кресле снднт немолодая уже, одетая в траур жешцнна, лнцо ее грустно, заплаканно, в глазах тревога. Чем-то не нашйм, далекйм, чужйм, но й понятным повеяло вдруг на меня от этого снймка, й я стараюсь разобрать надпйсь на обороте. «Майн лнбер кпабе! — выведено сннммп черннламн. — Фюр мнх бнст ду дер лецте, ундер ду золост даран денкен, Зай форзнхтлх. Ду бнст майн. Ду рост нхт дэм офмцер, генераль, одер фюрер, сондерн алляйп мнр. Ду бнст майн! Майп!