КНІГІ ОНЛАЙН

Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв

Анатоль Тарас

Выдавец: Харвест

Памер: 800с.

Мінск 2010

255.97 МБ

Правительственные войска имели многократный перевес над защитниками Рыльска, но взять город они не смогли. Две недели царские воеводы бомбардировали город, пытаясь поджечь дере­вянные стены крепости. Пушкари на городских стенах не дрема­ли, они не позволили осаждавшим подойти близко к крепости. Штурм тоже не удался, и на следующий день после него Мстислав­ский велел своему войску уйти в Комарицкую волость.
Московские ратники XVII века. Худ. В. Тараторин
Историк С.Ф. Платонов считал, что после успешной битвы при Добрыничах царские войска не могли двигаться на Путивль по двум причинам. Во-первых, у них в тылу действовали разрознен­ные казацкие отряды, приводившие к присяге Самозванцу город за городом (Белгород, Валуйки, Воронеж, Елец, Ливны, Оскол, Царев-Борисов) и грозившие отрезать их от центра. Во-вторых, армия царя Бориса была лишена продовольствия. Именно поэто­му она подвергла жестокому разорению Комарицкую волость в попытках обеспечить себя провиантом и фуражом.*
* См.: Платонов С.Ф. Очерки смуты, с. 201—202.
Как только главные силы московитов отошли от Рыльска, вои­ны Долгорукова сделали вылазку и разгромили арьергард. Им до­сталось много разного имущества, которое Мстиславский не успел вывезти из лагеря.
Эта война зимой, среди заснеженных лесов и полей, была не­привычна для дворянского ополчения. Оно действовало в местно­сти, охваченной восстанием, среди враждебно настроенного насе­ления, которое отбивало обозы с конфискованным продоволь­ствием, чинило всяческие препоны. Все это усугубляло и без того трудное положение армии, которая после трехмесячной кампании стала быстро «таять». Дворяне дезертировали, разъезжаясь по сво­им поместьям.
Московская армия, лишенная надежных коммуникаций, оказа­лась в полукольце крепостей, занятых неприятелем. На севере сто­ронники Самозванца удерживали Кромы, на юге — Путивль, на западе — Чернигов. В таких условиях воеводы Мстиславский, Шуйские и Голицын решили вывести армию из охваченной вос­станием местности и распустить ратных людей на отдых до начала летней кампании.
Но царь Борис, согласно свидетельству «Нового летописца», был разгневан отступлением армии от Рыльска: «раскручинился на боляр и на воевод, что не поимаше тово Гришки». Он послал к вой­скам окольничего П.Н. Шереметева и думного дьяка Афанасия Власьева с наказом: «пенять и распрашивать, для чего от Рыльска отошли». Царь строжайше запретил воеводам распускать армию на отдых, что вызвало сильное недовольство в полках.
В такой ситуации еше большее стратегическое значение приоб­рела крепость Кромы, оказавшаяся в тылу правительственной ар­мии. Царские воеводы не могли вести военные действия вдоль реки Сейм, имея за собой Кромы, через которые могли подойти казацкие войска с «Поля».
В свою очередь, Самозванец стремился удержать Кромы за со­бой, чтобы под их защитой готовить армию в Путивле и, опираясь на Кромы, развернуть наступление в центр по самому выгодному пути — на Калугу.
Эту крепость построили московские воеводы в 1595 году на ле­вом берегу одноименной реки. Ее окружали болота, через которые проходила всего одна дорога. Устройство крепости было типич­ным: снаружи высокий и широкий земляной вал, внутри бревен­чатый «острог» с башнями и стеной с бойницами. Гарнизон состо­ял из двухсот стрельцов и небольшого отряда казаков. Командовал крепостью Григорий Ананфиев.
Однако уже после начала осады (в конце февраля) в Кромы прорвался атаман Корела (или Карела) с четырьмя сотнями дон­
ских казаков на ста санях.* А.С. Пушкин вложил в его уста сле­дующие слова:
Самозванец:... Ты кто?
Карела: Казак. К тебе я с Дона послан
От вольных войск, от храбрых атаманов, От казаков верховых и низовых, Узреть твои царевы ясны очи И кланяться тебе их головами.
Бои под Кромами приняли упорный характер и растянулись на всю весну 1605 года. Шереметеву не помогли несколько осадных орудий, доставленных сюда в конце февраля.
ЦАРЬ ФЕДОР ГОДУНОВ И ПЕРЕВОРОТ В МОСКВЕ
Развязка конфликта наступила внезапно: 13 апреля 1605 года умер царь Борис. У него вдруг хлынула кровь изо рта, носа и ушей, после чего царь прожил всего два часа. За это время он успел зас­тавить бояр присягнуть своему сыну Федору.
С 1602 года Борис часто хворал, а в 1604 году перенес «удар» (инсульт), в результате которого волочил одну ногу. Тем не менее неожиданная смерть 53-летнего царя вызвала различные толки. Немцы-врачи тут же сказали, что его отравили, но их мнение никого не интересовало. Официально было объявлено о втором «ударе».
После смерти Бориса именно борьба за власть между различны­ми боярскими и церковными группировками (а не какие-то интер­венты) постепенно ввергла Московское царство в ту пучину хаоса, которая известна как Смута.
19	апреля под Кромы прибыл новый второй воевода «большого полка» Петр Федорович Басманов. Он привел войско к присяге царю Федору Борисовичу Годунову.
О смерти царя Самозванец узнал в конце апреля. После этого он предпочел активным боевым действиям психологическую войну. В лагерь осаждавших под Кромами его агенты забрасывали десят­ки «прелестных» писем с призывами переходить на сторону «царе­вича Димитрия».
* Корела — бывший латышский крепостной крестьянин, бежавший из Кур­ляндии в вольную степь. Позже, когда Лже-Дмитрий сел на трон в Москве, он щедро наградил атамана Корелу. Известно, что этот лихой боец усердно пропи­вал в московских кабаках деньги, полученные от «государя».
Кроме того, царских воевод ввели в заблуждение дезинформа­цией. Их ратники перехватили гонца Лже-Дмитрия, спешившего в осажденные Кромы с письмом. Там было сказано, что король Сигизмунд 1П послал в помощь Дмитрию воеводу Станислава Жолкевского с 40-тысячным войском.
На самом деле сейм Речи Посполитой, открывшийся Юянваря 1605 года, высказался за сохранение мира с Москвой. После выс­тупления Юрия Мнишека с сообщением о перипетиях похода, канцлер Ян Замойский осудил эту авантюру. Он сказал, что враж­дебный набег на Московию не принесет ничего хорошего Речи Посполитой. Канцлер выразился изящно:
«Кости в игре падают иногда и счастливо, но обыкновенно не советуют ставить на кон дорогие и важные предметы. Дело это такого свойства, что может нанести и вред нашему государству».
Самого же Самозванца канцлер осыпал язвительными насмеш­ками:
«Тот, кто выдает себя за сына царя Ивана, говорит, что вместо него по­губили кого-то другого. Помилуй Бог, это комедия Плавта или Теренция, что ли? Вероятное ли дело, велеть кого-то убить, а потом не посмотреть, тот ли убит... Если так, то можно было подготовить для этого козла или барана».
Но пока поляки и литвины заседали в сейме, ситуация в районе боевых действий радикально изменилась в пользу «вора Гришки». Смена власти в Москве, «прелестные письма», угроза подхода ре­гулярных войск Речи Посполитой — все это привело к тому, что ряд военачальников составил заговор против царя Федора. Важ­ную роль в нем сыграл рязанский дворянин Прокофий Федорович Ляпунов (по другим сведениям, его отчество было Петрович), имевший свои счеты с Годуновыми. К нему примкнули братья-во­еводы, князья Василий и Иван Васильевичи Голицыны, князь М. Салтыков, а также служилые люди из Рязани, Тулы, Каширы, Алексина.
В конце концов, Петр Басманов тоже перешел на сторону заго­ворщиков. Он, как известно, был обласкан Борисом и Федором Годуновыми, получил назначение, превышавшее положенное ему по знатности рода. Но с другой стороны, заговорщики князья Го­лицыны по матери приходились ему двоюродными братьями. А отец царицы, Малюта Скуратов, в свое время явился инициатором расправы над несколькими Басмановыми, в том числе над его от­цом. Хорошо подумав, 7 мая 1605 года Петр Басманов объявил о своем переходе на сторону «царевича Дмитрия». После этого в Москву ушли все иностранные наемники, часть дворян и стрель­
цов, а с ними — воеводы М.П. Катырев и А.А. Телятевский. Ос­тальные ратники присягнули Самозванцу.
Первым делом Лже-Дмитрий разрешил им идти по домам. Не­смотря на присягу, значительная часть дворян, стрельцов и прочих служилых людей колебалась в своем выборе, следовательно, они были ненадежны. С.Ф. Платонов пишет:
«Состояние умов в войске было так смутно, настроение так неопреде­ленно, что достаточно было одного решительного толчка, и вся масса го­това была поддаться поданному направлению».
Платонов С.Ф. «Очерки Смуты», с. 211—212
Из оставшихся при нем ревностных сторонников, Самозванец сформировал особый отряд. Его командиром он назначил бояри­на Бориса Михайловича Лыкова.
В середине мая 1605 года Дмитрий прибыл в Орел. Там он отпра­вил в тюрьму здешнего воеводу боярина И.П. Годунова, а также учинил суд над теми воеводами, которые, попав в плен, отказались ему присягать:
«Приидоша ж под Орел и, кои стояху за правду, не хотяху на дьявольс­кую прелесть прельститися, оне же ему оклеветанны быша, тех же повеле переимати и разослати по темницам».
Затем Самозванец двинулся к Москве. Его сопровождали око­ло тысячи поляков и литвинов, до двух тысяч запорожских казаков и конных московитов. По дороге из Орла в Москву население ра­достно встречало «царевича Димитрия». Лишь гарнизоны Калуги и Серпухова оказали некоторое сопротивление. Тем не менее Са­мозванец двигался к Москве крайне медленно.
По приказу царя Федора Москва стала готовиться к обороне. На стенах Белого и Земляного города устанавливали пушки.
31 мая отряд казачьего атамана Корелы обошел заслоны прави­тельственных войск на Оке в районе Серпухова и стал лагерем все­го вдесяти верстах к северу от столицы, на Ярославской дороге. На следующий день посланцы Самозванца, дворяне Гаврила Пушкин и Наум Плещеев, в сопровождении казаков Корелы проникли в Москву и собрали на Красной площади большую толпу. С Лобно­го места Пушкин зачитал грамоту Самозванца, адресованную кня­зьям Мстиславскому, Василию и Дмитрию Шуйским и другим бо­ярам, а также всем москвичам.
Он напоминал в ней о присяге, данной боярами его «отцу» Ива­ну IV, о притеснениях, причиненных ему в молодости Борисом Годуновым, о своем чудесном спасении (в общих, неопределенных выражениях), а также прощал бояр, войско и народ за то, что они присягнули Годунову: