На абпаленых крылах
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
Выдавец: Кнігазбор
Памер: 240с.
Мінск 2012
Тут же лежали умершие, трупы которых не убирали по нескольку суток. А если нужно было место для вновь прибывшей
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 177
партии пленников, то трупы собирали и складывали штабелями рядом с живыми. Умерших не хоронили.
Есть не давали. Раза два привозили хлеб. Его не выдавали и не раздавали, а прямо с машины кусками бросали в голодную толпу. Старшая сестра Зина (ей было 10 лет) попыталась заполучить кусочек хлеба, но его у неё вырвали из рук более сильные и такие же голодные. Вернулась в слезах не потому, что хлеба не досталось, а от обиды. Следующий раз родители никого за хлебом не отпустили.
Помню, что мы грызли сухари из чёрного хлеба, которые сумели в карманах пронести с собой в лагерь.
Вместо воды сгребали с чахлых ёлок остатки почерневшего снега и сосали его. Днём пригревало мартовское солнце, замёрзшая болотная земля под нами таяла — это тоже была вода.
От голода, холода, болезней — особенно тифа — за колючей проволокой люди умирали целыми семьями. Первой из нашей семьи заболела мама. Каждый из нас хотел чемто ей помочь, но отец постоянно просил нас держаться от мамы подальше. Нам, детям, тогда было непонятно, что он пытался уберечь нас от тифа.
Мама всё время была без сознания. И, когда она ненадолго приходила в себя, в первую очередь обводила взглядом всех нас: все ли живы, не случилось ли чего? Просила пить.
Вместо воды мы держали снег в алюминиевой кружке, которую разогревали спичками, став всей семьёй в кружок, тесно прижавшись друг к другу. В противном случае надзиратель с вышки, едва заметив огонёк, тут же расстрелял бы всю семью.
Костры разводить категорически запрещалось. За малейшее неповиновение надзиратели с вышек стреляли без предупреждения. На наших глазах немец с вышки прострелил обе ноги мужчине, сидящему недалеко от нас, который зажёг спичку под лохмотьями своей одежды, чтобы хоть немного согреть замёрзшие руки.
Заразились в лагере и умерли в течение одной недели обе наши бабушки и старшая сестра отца. Они так и остались незахороненными на том болоте, как и другие погибшие.
И никто уже не надеялся на какоето спасение, каждый ждал свой очереди.
178
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
Но спасение пришло. Я помню ту ночь, когда всё вокруг содрогнулось от артиллерийского обстрела. Гудела сама земля, и казалось, что в природе не останется ничего живого. А на рассвете наступила тишина. И никто не смел даже предположить, что это пришло наше избавление от мук.
Когда рассвело, мы увидели солдат с красными звёздочками на шапках. Казалось, земля зашевелилась: полуживые люди встречали своих освободителей — воинов 65й армии генералполковника Батова П. И. — слезами радости и печали.
Плакали не только мы, узники, плакали и солдаты, увидев тысячи трупов, тысячи почти замёрзших детей, полумёртвых женщинматерей, умирающих стариков.
Помню, как нас выводили из лагеря узкой разминированной тропинкой. Солдаты строго предупреждали всех, чтобы шли след в след, так как окрестности концлагеря были сплошь заминированы.
Через минное поле меня на руках нёс красноармеец. Наверное, я, как и другие дети, оставшиеся в живых, была похожа на маленький живой труп.
А дальше помню полевой госпиталь — деревенская изба, нары по периметру избы, мы все на нарах со стрижеными головами под солдатскими оде
Мемориал детям — жертвам войны в пос. Красный Берег Жлобинского рна Гомельской обл.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 179
ялами. Выхаживали нас, переболевших тифом, бойцы Красной Армии.
Домой мы вернулись только в июле 1944 года, когда были освобождены от немецких захватчиков наши Паричи. С нами не было только мамы и моей старшей сестры Зины, которая осталась с больной матерью. Их вместе со всеми, кто не мог самостоятельно передвигаться, эвакуировали через несколько дней из лагеря в полевой госпиталь. И до сентября мы об их судьбе ничего не знали. Считали, что их уже нет в живых.
Только в сентябре 1944 года, когда война шла уже за пределами Беларуси, вернулись домой мама с Зиной. Воссоединилась семья, кончились наши лагерные муки.
Началась послевоенная жизнь. Школа, один учебник на десятерых; вместо тетрадей обрывки какихто газет. И не все имели возможность окончить школу, получить хотя бы среднее образование.
Я закончила 10 классов Паричской средней школы, Минский технологический техникум, получила специальность технолога швейного производства. По распределению была направлена в Калинковичи Гомельской области, где работала в КБО вначале мастером цеха, а затем главным инженером.
Там же вышла замуж, имею дочь Елену и сына Виталия.
В связи со спецификой работы мужа в 1969 году оказалась в Бресте, где проживаю в настоящее время.
Свою трудовую деятельность совмещала с общественной работой. Общественную работу всегда любила, начиная со школьной скамьи.
И сейчас, находясь на пенсии, всё своё свободное время отдаю общественной работе, с 1998 года являясь председателем Брестской областной общественной организации бывших узников фашизма. Это моя вторая жизнь.
Считаю, что бывшие узники фашистской неволи — люди удивительного поколения и особой судьбы. Они с раннего детства испытали горечь военного лихолетья, пережив колючую проволоку фашистских концлагерей, застенки тюрем СС и СД, гетто,
180
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
познали унизительный рабский труд в детском возрасте, находясь вместе со старшими родными в фашистской неволе.
Они являются последними свидетелями и участниками самой страшной войны XX века. И поэтому к ним должно быть особое внимание и отношение.
Дети и война — два несовместимых понятия. Дети — это продолжение жизни на планете Земля! Война — это то, что отнимает жизнь.
Я сама давно уже бабушка. И моя внучка Яна, и трое внуков — Роман, Руслан, Олег — выросли под мирным небом. И я мечтаю только о том, чтобы никогданикогда ничьи дети на Земле не испытали того, что несёте собой война, не повторили нашей судьбы.
И в силу своих возможностей стараюсь этому способствовать.
Заседание Брестского областного Совета бывших несовершеннолетних узников фашизма. 2011 г.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 181
НАМЯТОВ Эрнест Александрович
Родился в 1932 году. Перед войной жил в г. Жлобин Гомельской обл. Бывший малолетний узник концлагеря в Озаричах. Проживает в Бресте.
Извергиоккупанты
Мне было двенадцать лет. В начале марта 1944 года жителей города Жлобина немцы согнали к железнодорожной школе номер два. Фронт в это время находился всего в двух километрах, наши были за Днепром. Во дворе школы фашисты отбирали здоровых, крепких мужчин, парней, женщин и девушек для работ на оборонительных линиях. Пожилые люди не отдавали своих родных. Немцы прикладами и плётками загоняли в гурт каждую жертву. Рядом со мною немец вырвал из рук матери маленького ребёнка, бросил на землю. Стоял крик, плач, люди кляли изверговоккупантов.
Из нашей семьи забрали мужа тёти Ольги Кикинева Николая, остальных: деда Фёдора, бабушку Дуню, тётю Олю с ребёночком и моего брата Генриха семи лет, как и всех, погнали на станцию, затолкнули в товарные вагоны, двери закрыли. Эшелон тронулся, все плакали, никто не знал, куда нас везут и что нас ждёт впереди.
Сколько ехали, не помню. Остановились, открыли немцы двери, выталкивали из вагонов, били прикладами, ногами. На обочине лежали большие кучи узлов, одежды, утвари. «Сюда привозили людей! Но где они, что с ними? Может, их расстреляли?» — никто не давал ответа...
По непролазной дороге погнали. Конвойные торопили, били палками и прикладами. Наконец мелколесье сменилось лесом, и мы оказались за колючей проволокой. Воды не было. В низинках лежал снег, ночевали под открытым небом, прижавшись друг к
182
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
Узники, освобождённые из лагеря смерти в Озаричах.
Фото 1944 г.
другу. Утром пошли лесной дорогой. При выходе из лагеря натолкнулся на мёртвых женщин: убили, замёрзли?.. Тянулись левой обочиной большака. Правая сторона — сосновый настил, на нём немецкие машины, мотоциклисты, конвоиры. Сзади раздаются выстрелы, расстреливают отстающих. Натыкаюсь на женщин, стариков. Одна мать просит забрать, спасти её детей. Детей забрали. Старики от помощи отказываются: «Идите, идите сами, а то и вас убьют».
Во втором лагере не оказалось сухого места. Днём таяло, ночью подмораживало. Пожитки клали в воду, садились на них, падали от усталости. Ноги были мокрые. Ночь провели сидя, утром не могли поднять вещи, примёрзли, всё бросили. Тех, кто остался жив, выгнали из лагеря. Снова елееле тащимся лесной дорогой. Гремят выстрелы. Меня обходят, страшно оглянуться. Убит старик, мимо которого я толькотолько прошёл, немец перезарядил винтовку. Вот уже я в конце колонны. Стреляют всех, в спины,
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 183
в головы. Молчание. Просто ждут, как освобождения от мук, смерти. Плачу, рвусь из последних сил, страх гонит, чутьчуть вырываюсь вперёд — спасение!..
Перевёл дух, когда впереди все остановились. Лагерь... Не верится, что дошёл. У ворот отбирают пожитки, обрезают мешки, кожухи срывают, платки. У меня обрезали котомку, подхватил, сзади поднажали — оказался за воротами...
Примостились у небольшого деревца. В грязи и воде сидят люди. Множество неживых, умирают от холода, голода. Питались только тем, что захватили с собою. Свирепствует тиф. После войны узнал, что доктору Серебрякову, заведующему Жлобинской областной больницей, немцы приказали отправить в лагерь всех до одного тифозных больных. Территория этого лагеря превратилась в огромное кладбище незахороненных женщин, стариков, детей.
Однажды ночью немцы отступили. Люди выходят изза колючей проволоки, подрываются на минах. Я—среди них. Ранен, лежу в полевом госпитале. Кроме ранения — тиф, дизентерия, воспаление легких, чесотка. Чудом выжил...
30 лет я отработал журналистом и режиссёром на Брестской студии телевидения. С 1993 по 1997 год снял три документальных фильма: «Майданек», «Освенцим», «Озаричи». Все они показаны по республиканскому телевидению. По этим концлагерям я собирал материалы, делал запросы, подбирал героев фильмов, бывших узников.
Сегодня тем, кто были детьми в 1944м, давно за 70. Они прошли через неимоверные испытания: издевательства, пытки, увечья, страх ежеминутного расстрела, тифозный кошмар, через множество болезней, от которых не могли освободиться всю жизнь.