На абпаленых крылах
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
Выдавец: Кнігазбор
Памер: 240с.
Мінск 2012
А возле вагонов — как на кладбище в день похорон. Крики, рыдания, плач. Подошли к вагону. Меня подсадили в «телятник», в полумраке которого метались люди. Стоя в набитом кричащими людьми вагоне, я передумал всё, что могут сделать с нами оккупанты. Но даже в самых страшных предположениях не догадывался, какую ужасную судьбу они для нас уготовили... Вагон забили людьми так, что трудно было пошевелиться, заперли дверь и снаружи закрутили засовы проволокой. Глубокой ночью эшелон тронулся. Когда локомотив набрал обороты, узников пронзил холод.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 205
Они зашевелились, стали укрываться от морозного сквозняка, надевали на себя всё, что сумели пронести в вагон, внезапно превращённый фашистами в душегубку. От сильного переохлаждения старики и особенно малолетние дети начали серьёзно кашлять. Глухой кашель в вагоне не переставал ни днём, ни ночью. Люди понимали, что в лёгкой одежде на морозе спастись нельзя. А раз так, то очень многие в этой душегубке были обречены уже в дороге. На каждой остановке снимали умерших людей.
На пятнадцатые сутки поезд остановился. Лай собак нарушил ночную тишину. Дверь вагона открыли, приказали выгружаться. Построили и погнали в концлагерь. А тех, кто идти не мог, оставили возле вагона. Как только колонна скрылась за поворотом, их расстреляли и сбросили в овраг, наспех прикрыв убитых окровавленным снегом, который быстро таял и шевелился.
Подошли к проходной. Людей пересчитали, и вскоре мы оказались за колючей проволокой. Вошли в мрачное помещение. В нос ударил затхлый запах подземелья. На нарах лежали люди, бледные, измождённые, заросшие, с горящими воспалёнными глазами, с болью смотрящими на нас. Напротив небольших окон нашли свободное место. Я залез на нары. Даже неопытному глазу было видно, что через эти нары прошло много людей. Края полок были отшлифованы до блеска. «Где эти люди? — думал я. — Какова их судьба?» Несколько лет спустя я нашёл ответ на этот терзающий душу вопрос: все они погибли в этой страшной душегубке. Здесь уничтожено 88407 узников.
Чем кормили? Да всем, что нужно было выбросить на свалку, что истощало и убивало организм заключённого. Вот «меню», которое я помню: гнилой картофель, кормовая свекла, почерневшая морковь. Тухлая капуста. Туда добавляли испорченные отруби, и получался суп. Называли его похлёбкой, баландой. Давали немного хлеба. Он был плотный, тяжёлый, словно выпечен из глины. Поешь такого хлеба или супа — в животе обязательно начиналась «революция»: сильные боли, отрыжка. Организм не хотел принимать такую еду, сопротивлялся. Да куда денешься — житьто надо...
206
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
Выполняя стратегию нацистов, каратели создавали гибельные условия для заключённых. Но этого было фашистам мало. Поправ все международные законы, они заражали узников сыпным тифом.
Эпидемия тифа быстро распространялась. От высокой температуры и помрачения ума люди метались, с открытыми глазами шарили по тёмным углам, забирались под нары, настойчиво искали облегчения от неимоверных страданий, успокаивались и умирали. Фашистов это устраивало, лечить заболевших людей они не собирались. Они пришли сюда убивать людей, срочно освобождать для себя жизненное пространство.
И чем больше проливалось человеческой крови, тем больше нацистских крестов и других знаков отличия у них появлялось. С целью распространения эпидемии и вывода из строя партизанских соединений фашисты, поправ все земные и небесные законы, смертельно больных тифом людей отправляли в деревни, где кормили и согревали народных мстителей.
Для ускорения гибели тяжело больных людей переселили в самый ветхий и холодный барак, в котором они без тепла, пищи и лекарств быстро угасали. Мёртвых было так много, что ими заполнили все тамбуры и даже проходы. Специальные бригады из числа заключённых не успевали их выносить в рядом расположенный лес и сбрасывать в глубокий овраг. Там глумление над ними продолжалось. Огромные стаи голодных воронов, бродячих собак, волков, лисиц и других хищных тварей довершали кровавый пир агрессоров над доведёнными до могилы соотечественниками.
В тифозном бараке оказался и я. На моих глазах гибли ни в чём не повинные люди. Все они отчаянно боролись за жизнь, укрывались, чем было возможно, стонали и глухо кашляли, старались найти укромное местечко в надежде побороть там болезнь. Окончательно обессилев, успокаивались и умирали... Вечная им память! Позор и проклятия душегубам!
Испытав невероятный ужас от грядущей неминуемой гибели, мы под покровом ночи незаметно и бесшумно выползли из барака, на ощупь преодолели колючий проволочный капкан и поплелись на железнодорожную станцию «Лесная».
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 207
Был конец февраля 1943 года. Шёл очень крупный и плотный снег. Хрупкая надежда появилась в наших сердцах. Радовало то, что мы покинули фашистскую душегубку. Небесные силы помогли нам сделать первый шаг к полному освобождению. В чудеса я не верю и, очевидно, не поверил бы, если бы ктото рассказывал об этом. Но прямо на глазах происходило невероятное: мороз заметно ослабел, ветер прекратился. Медленно отступал лагерный кошмар. Однако грозная болезнь не уходила. Более того, она всё серьёзнее терзала нас, заставляя останавливаться, чтобы перевести дыхание и собраться с силами. Запредельная температура и провалы в памяти всё серьёзнее угнетали, затмевая подробности той бесконечно долгой и тяжелой дороги к освобождению. В одном я уверен: в эту трудную минуту Господь был с нами. Он помог выстоять и спастись. Уже позднее, вспоминая то гибельное время, я написал:
Я — узник фашистского ада,
Очнулся средь мёртвых в снегу
И понял: бежать ночью надо, Иначе спастись не смогу.
И я, укрываясь от тучи,
Затмившей божественный свет,
Пополз под оградой колючей
Туда, где рождался рассвет.
И крепкие Божие руки
Прижали ребёнка к груди.
Пройдя через адские муки,
Увидел я свет впереди...
Иисусу Христу помолился, Кровавых нацистов кляня... Я, видно, в рубашке родился? Спасли христиане меня.
Жутко вспоминать: абсолютное большинство людей, загнанных в концентрационный лагерь Лесная, погибло. В огромной братской могиле покоятся останки зверски убитых военноплен
208
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
ных и узников. Это начертано на мраморной плите мемориала в лесу, куда сбрасывали загубленных людей. Таких душегубок только в Беларуси было более 260. Всего через концентрационные лагеря фашистской Германии прошло 7,2 миллиона детей, в живых осталось 530 тысяч узников. Забыть подобное невозможно. До боли хочется, чтобы такое никогда и нигде не повторилось.
Говорят: человеческие души не умирают, они витают над нами, как белые птицы. Не знаю, правда ли это, но посвящаю им стихотворение «Белые птицы».
Звон колокольный, весну утверждая,
Плывет над развалинами издалека.
Узники — смертники, смерть побеждая,
Из газовых камер шагнули в века.
И поднялась белокрылая птица...
Помнит загубленных Родинамать!
Мужеством их вся планета гордится,
Их имена будут вечно сиять!
Боль сотрясает распятую птицу,
Души бессмертные стонут, кричат:
«Белую птицу любите и чтите!» —
В ней голоса убиенных звучат...
Тех голоса, кто прошли через пламя,
Помнят Освенцим, Дахау, Бухенвальд...
Тех голоса, кто победное Знамя
Поднял в высь, в небо полвека назад.
Спасли нас от гибели жители деревни Чемелы. Деревенька эта лежала за шоссейной дорогой БрестМинск на берегу реки Щара. Так вот, подобрал нас на станции Доманово Томаш Беленький, невысокого роста, весьма энергичный крестьянин. Посадил он нас в розвальни, ткнул кнутом худую свою лошадёнку и, ничего не расспрашивая, привёз в свой очень скромный домик. К сожалению, Томаша уже нет в живых. Но я его хорошо помню и благодарен за спасение и большую бескорыстную помощь. Пусть пухом ему будет земля.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 209
Я пережил ужасы войны, испытал на себе и беду, и голод. Может, поэтому с любовью растил хлеб, посвятил этой профессии более 20 лет жизни. Закончил Горецкую сельскохозяйственную академию. Работал агрономом, директором совхоза на Брестчине. За свой труд награждён орденами Ленина, Октябрьской Революции и «Знак Почёта».
Большое влияние оказывали на меня незабываемые встречи с Петром Мироновичем Машеровым, этим легендарным Человеком. Любовь к родному краю, нелёгкому земледельческому труду, к сельским труженикам, с которыми никогда не расставался, воплотилась в трёх моих поэтических сборниках.
Испытание смертью
1
Война всё дальше громыхает,
Солдаты все ушли в запас.
Война забвения не знает,
Давайте вспомним грозный час...
Мой город, солнечные дали,
Цветы и песни над Днепром
Фашисты орудийным шквалом
Смешали с кровью и огнем.
Детей за изгородь швырнули, Направив в сердце автомат...
И долго огненные пули
Сверлили солнечный закат.
2
Огнём отрезав путь к свободе,
Нас, словно уличных собак,
В одежде летней на морозе
Швыряют в дряхлый «товарняк».
— Куда везут? — рыдают дети,
210
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
Ложатся, выбившись из сил. Декабрьский леденящий ветер, Как свечи, сверстников гасил. Шла две недели душегубка, Морозя женщин и детей...
— Сходить! — убийцы заорали. — Чего волыните? Быстрей!
3
Угрюмый лес. Позёмка злая... «Лесная» — надпись на доске.
Плетутся узники, рыдая, Их жизнь висит на волоске.
«Что ожидает нас, браток, сестрица? Наверно, здесь закончим путь?» — Читаю я на скорбных лицах, И ужас разрывает грудь.
Зловещи чёрные бараки Среди заснеженных полей, А в них — трёхъярусные свалки Больных, истерзанных людей.
4
Коптилок тусклое свеченье.
Густой и ядовитый смог. Какое страшное мученье Принёс нацистский нам сапог!
У входа в адскую обитель Больная стонет тяжело:
«Я задыхаюсь, распахните Хоть на минуточку окно».
В другом углу под образами, Над внуком дедушка рыдал, И узник белыми губами Его бесшумно отпевал.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 211
5
А рядом... Боль пронзает груди — Тела почивших земляков, Лежат знакомые мне люди, Невинная застыла кровь.
Фашисты всех в могилу сводят, Нарушив заповедь Христа, Больные умерших хоронят, Чтоб завтра занять их места. Конвейер смерти разорвали Освободители страны, Солдаты узников обняли, Сломав хребет у сатаны...