На абпаленых крылах
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
Выдавец: Кнігазбор
Памер: 240с.
Мінск 2012
В 1943 и в февралемарте 1944 года около местечка Озаричи Гомельской области немцы в качестве живого щита сконцентрировали около 55 тысяч мирных граждан, главным образом детей, женщин и стариков. Собраны были не только местные жители. Пригнали людей из России, Украины.
Озаричи — настоящая «фабрика смерти», хотя там и не было крематориев. Эту роль выполняли сьщной тиф, голод, холод, бо
184
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
Мемориал на месте лагеря смерти в пос. Озаричи Калинковичского рна Гомельской обл.
лезни и расстрелы. В Бухенвальде, Освенциме, Дахау и других концлагерях узники, тоже обречённые на смерть, хотя бы имели крышу над головой и каждый день какуюто похлёбку. В Озаричах дети и взрослые содержались на снегу, а к весне — в болотной грязи, без права разводить костры, под холодным открытым небом, без еды, завшивленные, тифозные, и мучительно умирали...
Единственный концлагерь в Европе, где было применено бактериологическое оружие, — вот что такое Озаричи.
В 1944 году Чрезвычайная государственная комиссия СССР по злодеяниям фашистов отнесла Озаричскую зону (более 20 концлагерей) к особо тяжким преступлениям нацистов как по условиям содержания, так и по методам уничтожения. Эта комиссия установила Озаричам статус: «Специальный концентрационный лагерь смерти на переднем крае немецкой обороны».
Якуб Колас в свое время сказал: «Концлагерь Озаричи является олицетворением скорби, страдания, боли и слёз белорусского
и русского народов».
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 185
КАРПЕЙ (Михнева) Софья Сергеевна
Родилась в 1934 году в д. Левковичи Кировского рна Могилёвской обл. Бывшая малолетняя узница концлагеря в Озаричах. Проживает в г. Пружаны.
Каждый день и ночь уносили сотни жизней
Я Софья Карпей (до замужества — Михнева), родилась 10 июня 1934 года в д. Левковичи Кировского района Мо5 гилёвской области в крестьянской семье. Мой отец — Михнев Сергей Павлович, мать — Михнева Анна Яковлевна, братья Валентин — 1937 г. рожд., Виктор — 1940 г. рожд., Семён —1942 г. рожд.
Всё дальше и дальше уходят годы войны и события тех трудных времён моего детства. Но для поколения людей того тяжёлого времени пережитое в концлагере смерти Озаричи не забу
дется никогда.
Дети того времени не знали, что такое радио и телевизор, но, услышав от взрослых, что началась война, мы припадали ухом к земле и слышали содрогания — фронт неумолимо приближался к нашей деревне. Когда в деревню вошли немцы, они забрали всех взрослых мужчин рыть оборонительные сооружения, среди них был и наш отец. В нашем доме поселились двое немцев, молодой и старый. Нам, детям и маме, пришлось жить в сарае вместе со скотиной и не разрешалось подходить даже к дверям дома. Молодой немец был добрым, иногда, когда не видел пожилой, он угощал нас сладостями. Однажды мама понесла отцу передачу (кар
186
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
тошку и сухари), потому что немцы не кормили работающих на рытье окопов мужчин. В это время к нам во двор подъехала большая немецкая машина, начали выносить из нашего дома лучшие вещи и кричать нам «вэквэк, в машину». Я очень быстро успела надеть на своих братьев всё, что смогла найти, и нас загнали в машину. Мама разыскала нас уже по дороге, и благодаря только ей нам троим удалось выжить в этом аду.
Привезли нас в Бобруйск на железнодорожную станцию, загнали в вагонытелятники без окон и туалета. В вагоне было так много людей, что с трудом можно было просто повернуться. Вагоны заколотили. Сколько было стонов, плача, криков стариков, женщин и детей! Никто не знал, куда нас везут и зачем. Когда довезли до места и открыли вагон, было уже много трупов. Выгрузившись из вагона, мы увидели большие груды, припорошенные снегом, подойдя поближе, увидели, что это были сваленные трупы людей. Нас построили в колонны и под надзором автоматчиков и овчарок погнали по разбитой дороге к лагерю. Ноги увязали по колено в грязи. Мама несла двух младших братьев Виктора и Семёна на себе, одного спереди, а другого сзади, связав платком, а нас с Валиком вела, держала за руки. По дороге мы с Валиком в грязи потеряли обувь. Мама сняла с себя юбку, разорвала и обвязала нам ноги. Останавливаться было нельзя, иначе расстрел. Приведу пример. Когда отца забрали рыть окопы, Валик стал носить в кармане его единственную фотографию, где он сфотографирован вместе со своим братом и его женой, так она и оставалась с ним. По дороге он говорит маме: «Мама, я оторву с фотографии тётю Маню, а то мне тяжело её нести». Потом он попросил оторвать с фотографии и брата отца. А потом от усталости выбросил и кусочек фотографии, где оставался только отец.
Когда нас пригнали к месту, где находился лагерь, мы увидели большое болото, окружённое колючей проволокой и вышками с немецкими солдатами. Нас загнали за эту изгородь, 50 тысяч невинных стариков, женщин и детей. Мы должны были стать живой заражённой сыпным тифом изгородью между линией фронта, чтобы заразить бойцов Красной Армии этой страшной болезнью.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 187
Мы стояли по колено в болоте, и каждый день и ночь уносили сотни жизней. Нас мама ставила на трупы, раздевала их и укрывала нас, чем только могла. Немцы заставляли трупы складывать в штабеля, но и у живых всё меньше оставалось сил, поэтому много умерших так и оставалась лежать среди оставшихся в живых. Каждый день немцы подвозили к нам в лагерь людей, заражённых тифом, из других лагерей. Я помню, как немец расстрелял троих детей на глазах у матери, которая хотела подальше увести их от вновь завезённых больных людей.
Гдето в марте ночью к нам в лагерь пробрались наши разведчики, до сих пор помню их родные голоса. Они просили нас держаться до последних сил, мужаться, говорили, что скоро нас освободят. Но холодный март забирал всё больше и больше жизней. В одну из ночей не стало и нашего Семёна.
Однажды ворота лагеря открылись, патрули сошли с вышек, и мы увидели наших солдат. Большинство людей не могли идти, а ползли по болоту навстречу освободителям. Солдаты просили нас никуда не расходиться, потому что лагерь заминирован.
Выживших в этом болоте солдаты выносили на руках и на носилках, тяжелобольных увозили в ближайшую деревню на карантин.
Когда вернулись домой, пришлось тяжело работать, тягали на себе плуг, борону, ходили искать сучья за три километра, чтобы мама сварила похлебку из гнилой картошки, собранной весной в поле. Но это было уже счастье по сравнению с временем, проведённым в лагере.
Повзрослев, я поступила в сельскохозяйственный техникум в пос. Жиличи Кировского района. Учили при керосиновой лампе, была одна книга на 17 человек, один читал, все слушали.
После окончания техникума работа в колхозах Брестской области. На Брестчине вышла замуж, родилось двое детей. За многолетний труд в сельском хозяйстве награждена Юбилейной медалью, Почётной грамотой Верховного Совета Республики Беларусь.
Уже 10 лет, как похоронила мужа, в феврале 2010 года похоронила и 52летнего сына. Живу одна, в нашем городе живёт и дочь с семьёй. У меня трое внуков, все уже взрослые парни.
188
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
Война в нашей семье, и особенно лагерь Озаричи, оставила тяжёлый след. Отец, придя с фронта с тяжёлым ранением, умер в 49 лет. Мама дожила до 75 лет.
Я и брат Валентин — инвалиды 2й группы, брат Виктор — инвалид 1й группы, прикован к постели. Годы берут своё, но я стараюсь не сдаваться старости. Очень хочется, чтобы подрастающее поколение ценило то время, в котором они живут. Поэтому часто выступаю перед школьниками и студентами, рассказывая о том, что пришлось пережить. Приходят ко мне домой перед Днём Победы учителя с учениками, чтобы поздравить. Я — постоянная участница хора ветеранов «Красная гвоздика». Посещаю храмы и молю Господа о том, чтобы не содрогалась наша Земля от боли и стонов людских.
Брестская делегация бывших несовершеннолетних узников возлагает цветы в память детей — жертв войны в мемориальном комплексе в пос. Красный Берег (Жлобинский рн Гомельской обл.)
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 189
БАШАК Владимир Дмитриевич
Родился в 1934 году. До войны жил в д. Авангард Калинковичского рна. Бывший малолетний узник концлагеря в Озаричах. Проживает в г. Дрогичин.
Мне казалось, что мы на том свете
Когда началась война, мне было семь лет (я родился в 1934 году). Мы с матерью и четырёхлетним братом жили в деревне Авангард Калинковичского района. Отца не было: он погиб ещё во время финской войны. Многие в нашей деревне были связаны с партизанами, помогали им. Пришли каратели, начали расправу: людей выгоняли, а дома жгли. Было это в феврале 1944 года, мне было тогда десять лет.
Потом нас построили и собирались кудато везти. Детей грузили в машины. Но мы с братом заупрямились и остались с мамой. А та машина, что была заполнена многими из наших ровесниководносельчан, отъехав совсем немного, взорвалась на мине...
Мы же дошли до лагеря Озаричи, до которого от нашей деревни — около 20 километров. Нас затолкали за колючую проволоку. Было очень холодно, но когда ктонибудь хотел разжечь огонь, чтобы согреться, гитлеровцы, что находились на пулемётных вышках, открывали огонь.
Вначале мы ели те небольшие припасы, что мама успела прихватить из дому. Потом еда окончилась, и мы питались лишь тем, что пили болотную воду, которая была у нас под ногами. Кругом лежало очень много умерших, но мы их не боялись. Наоборот, ночью мы прятались за этими телами, и они хоть немного заслоняли нас от ветра и мороза.
190
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
Вскоре и я начал терять силы. Мне перестала сниться еда, исчезло чувство голода и начало казаться, что все мы — уже на том свете.
Потом пришли наши солдаты и освободили узников (это было в ночь с 18 на 19 марта 1944 года). Идти я не мог, и боец в гимнастерке нёс меня на плечах. Нашу маму уже свалил тиф, и её прямо из лагеря забрали в госпиталь. Но сил плакать, прощаясь с мамой, у меня не было.
А ещё помню, как из лагеря всех нас выносили и выводили цепочкой, след в след, так как все подходы к нему были заминированы. Потом детей, оставшихся без родителей, собрали в бывшей панской усадьбе, где оборудовали приют. Там я нашёл и своего младшего брата Колю.