Паўстанне 1863-1864 гг. у Польшчы, Беларусі, Літве і Украіне
гісторыя і памяць
Выдавец: Беларуская навука
Памер: 427с.
Мінск 2014
Заметим, что с середины 60-х гг. XIX в. элементы полонофобии пышным цветом расцвели в среде даже чиновничьей вер300
хушки Российской империи. Свою весомую лепту в формирование отрицательного имиджа «кичливого ляха», способного на любые авантюрные начинания внесли такие вполне зрелые официальные деятели, как министр внутренних дел П. А. Валуев, генерал-губернаторы В. И. Назимов, М. Н. Муравьев и др.
Огромным было количество ссыльных поляков, приговоренных к самым тяжелым мерам наказания. Так, например, только в фонде 595, опись 63, дело 2 содержится на 440 листах список политссыльных, направленных только в Енисейскую губернию после 13 декабря 1863 г. Некоторые записи весьма интересны по своему характеру, ибо за ними всегда видны неординарные личности и неповторимые судьбы. Приведем всего лишь несколько примеров:
«Чаплинский Франциск Марцелий Владислав 36 лет, австрийского подданства, осужден за принятие личного участия в мятеже в Царстве Польском. Находясь в шайке мятежников, командовал ротою против наших войск, раненный был взят в плен, по лишению всех прав состояния сослан в каторжную работу в крепостях на 8 лет, а впоследствии во внимание к ходатайству Австрийского Генерального консула по болезненному состоянию прописанная выше конфирмация заменена ссылкою в Сибирь на поселение, и на основании Высочайшего повеления считается сосланным на житье с 30 июля в Тесинской волости Минусинского уезда; Павел Краевский, 42 года, из ксендзов м[естечка] Янова за приведение к присяге инсургентов и затем во время проведения об нем следствия подвергся обвинению в исполнении обязанности революционного начальника м. Янова, лишен всех прав состояния и сослан в Сибирь на поселение, и на основании Высочайшего повеления считается сосланным на житье с 20 июля в Чернореченской волости Ачинского округа. Семьи не имеет. В определении Енисейского Губернатора от 30 ноября 1865 года № 84 отправлен в Иркутскую губернию».
В деле 2 того же фонда читаем запись за последнюю декаду сентября 1863 г.: «Шимон Мазурайтис, 34 года, из поселян Августовской губернии. По конфирмации Главнокомандующего Действующей армией наказан шпицрутенами через 500 чело
век один раз и отдан был в Кенгальскую арестантскую роту на 6 лет, из коей по распоряжению Санкт-Петербургского губернского Правления сослан в Сибирь на поселение за участие в отбитии конскриптов, намерении бежать за границу и принять участие в Венгерском мятеже. Определен в д. Чихачеву Минусинского округа. На месте причисления ведет себя добропорядочно, к местным жителям хорошее отношение, поведения и образа жизни хорошего».
По заключению коллегии аудиторов, конфирмированному Исправляющим должность Наместника Царства Польского за бытность в шайке мятежников, лишены всех прав состояния и сосланы в Сибирь на поселение (с 1864 г.): Шмидт Болеслав, 19 лет, из дворян, бывший студент Варшавской медико-хирургической академии (с 20 января в Тинской волости Канского округа); Домбровский Игнатий, из дворян, 17 лет. Без срока, подвергнуть секретному надзору (с 26 февраля в Частоостровской волости Красноярского округа); Родкевич Болеслав, 25 лет (в Уринскую волость Канского округа); Садковский Генрих, 23 лет, из дворян Плоцкой Губернии (в Ладейскую волость Красноярского округа) и т. д.
Многие из ссыльных поляков были людьми достаточно образованными, владели несколькими иностранными языками, музицировали или рисовали, что открывало им возможность применить свои знания и опыт на педагогическом поприще. Это подтверждается «Воспоминаниями» М. Д. Францевой, чья подруга Наталья Дмитриевна Фонвизина явилась прототипом Татьяны Лариной в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин». В частности, М. Д. Францева рассказывает о посещении некоего секретного каземата, где содержалась только что приведенная партия политических преступников-поляков, состоящая из 14 человек: «Потрясающий звук цепей разом вскочивших 14 человек, оглушил было меня совсем, я оправилась и обратилась к ним со словами: «Не имеете ли вы в чем нужды: в чае, сахаре и других потребностях? Я с удовольствием исполню, что только могу». Они окружили меня, благодарили кто по-русски, кто по-польски, кто по-французски. Почти все они были люди прекрасно образованные, многие из хороших фамилий» [13, с. 619].
Хотя это и было сопряжено с большими затруднениями, т. к. преподавательская работа для ссыльных поляков и других иностранцев тоже попавших в «команду» Январских повстанцев сначала была строго ограничена по видам, а потом и вовсе запрещена. Приведем лишь один из примеров подобной бдительности местных чиновников. В ноябре 1864 г. полковник Губернского жандармского управления Борк докладывал своему начальнику о следующем: «С разрешения начальника Енисейской губернии в г. Красноярске проживают в настоящее время более 40 политических преступников, в том числе пять французов (сосланные по польскому мятежу 1863 г. Поль Аргант, Эдмон Марешаль, Луи Пажес, Антоний Рушоссе и Жозеф Тиже). Из них все последние, а также значительная часть поляков и один итальянец приняты, а некоторые и живут, не только в домах у частных лиц, но даже у Председателя губернского суда в качестве гувернеров и преподавателей разных наук и искусств детям, а также и взрослым. Хотя это и дозволили себе родители семейств, вследствие настоятельной необходимости по неимению в Красноярске, кроме уездного училища, других заведений, где бы дети могли получать образование, а означенные занятия дают некоторым из политических преступников единственные средства к существованию. Но часто соприкосновение с детьми людей, признанных вредными в политическом отношении, при всем бдительном надзоре за ними и осторожности самих родителей, не может не иметь, по моему мнению, некоторого нравственного влияния на развитие детей, то долгом считаю доложить о том Вашему сиятельству» [8, с. 216].
Естественно, озабоченность полковника Борка дошла и до сфер более высоких: о складывающейся ситуации был проинформирован и тогдашний Министр просвещения Российской империи.
Последствия этого донесения не заставили себя ждать долго и были они хотя и ожидаемыми, но максимально суровыми: в начале 1865 г. политическим ссыльным по Январскому восстанию независимо от их национальной принадлежности было строжайше запрещено не только заниматься педагогической
деятельностью, но и проживать в губернской столице, т. е. в Красноярске. Многие чиновничьи семьи хотели бы пользоваться услугами европейски образованных профессионалов для обучения своих детей, но страх наказания сдерживал их.
Правда, вдали от губернского начальства строгое предписание отнюдь не всегда выполнялось столь же неукоснительно, как в Красноярске. Так, например, Максимилиан Осипович Маркс сообщает, что его пригласил один из самых влиятельных в г. Енисейске людей И. А. Григорьев и предложил «преподавать взрослым дочерям его физику и естественные науки, которые как находящимся у него гувернанткам, так и преподавателям в уездном училище, были неизвестны [11, с. 60]. Однако, М. О. Марксу пришлось несладко из-за вмешательства Н. Н. Сторожева, директора Енисейской женской прогимназии, убоявшегося конкуренции со стороны ссыльного учителя. Дело дошло до Главного инспектора училищ Восточной Сибири в г. Иркутске и в результате М. О. Маркс вынужден был дать подписку «впредь не заниматься никаким ни учебным, ни ученым делом» [11, с. 76].
Не менее весом был вклад ссыльных поляков и в другие сферы духовной и научной жизни Сибири: музееведения (Ф. Кон, М. Маркс, 3. Михалевич, Н. Войцеховский), журналистики (Т. Рехневский, С. Лянда, Э. Плосский), изобразительного и музыкального искусства (А. Сохачевский, М. Оборский, М. Зязин, М. Румель) и др.
Примечательной фигурой среди польских ссыльных был Михаил Ефимович Киборт. Он был приговорен к 4 годам каторги за помощь польским повстанцам, а затем приписан на поселение в Заледеевскую волость Красноярского уезда. Почти полвека провел он здесь, став пионером орнитологии в Центральной Сибири, одним из хранителей Красноярского городского музея (1903-1916) и создателем уникальной орнитологической коллекции, вызвавшей большой интерес не только профессиональной аудитории (как то, например, было на выставке в Российской Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге), но и широкой европейской публики, восторгавшейся его коллекцией в музеях Лондона, Вены и других городов.
Добрые дела многих польских ссыльных, бывших Январских повстанцев, были затем продолжены их славными потомками. Один из наиболее впечатляющих примеров жизнь и судьба выдающегося ученого А. А. Скочинского (1874-1960), внесшего неоценимый вклад в развитие горного дела в России и позже в СССР [2 -5].
Надеемся, что 150-летней юбилей Январского восстания будет отмечен новыми исследованиями, возвращающими «из глубины сибирских руд» имена многих патриотов и достойных сыновей Отечества.
Литература
1. Wiercieński, Н. Pamiętniki / Н. Wiercieński. Lublin: Wydanictwo Lubelskie, 1973.-508 s.
2. Государственный архив Красноярского края (далее ГАКК). Фонд 161.-Оп. 1.-Д. 126.
3. ГАКК. Фонд 348. On. 1. Д. 8, 14, 74.
4. ГАКК. Фонд 595. Оп. 63. Д. 49.
5. ГАКК.-Фонд 595.-Оп. 49.-Д. 1611, 1253.
6. Енисейский районный архив (далее ЕРА). Фонд 6. Д. 27.
7. ЕРА. Фонд 6. Д. 54.
8. Кубалов, Б. Г. Французы-добровольцы Польского восстания 1863 г. и общественность Красноярска / Б. Г. Кубалов И Вопросы истории Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Изд-во Сибир. отд. АН СССР, 1961. С. 216-226.
9. Кытманов, А. И. Краткая летопись Енисейского и Туруханского края Енисейской губернии за 1594-1893 гг. / А. И. Кытманов // Архив Енисейского краеведческого музея. Фонд 5461. Т. 1. 684 с.
10. Леончик, С. В. Максимилиан Маркс: Судьба польского интеллигента в Енисейской ссылке / С. В. Леончик // Польская интеллигенция в Сибири Х1Х-ХХ вв.: сб. мат.; редкол.: Т. А. Улейская [и др.]. Красноярск: ИТА, 2007.-С. 104-113.
11. Маркс, М. О. Записки старика // ЕРА. НВФ2141/10. 82 с.
12. Сибирь в истории и культуре польского народа: сб. науч. ст. М.: Кон-с поляков в России, 2002. 568 с.