Паўстанне 1863-1864 гг. у Польшчы, Беларусі, Літве і Украіне
гісторыя і памяць
Выдавец: Беларуская навука
Памер: 427с.
Мінск 2014
Паступіў у рэдакцыю 23.12.2013
УДК 351.741.08(476)(091)«18»
С. Л. ЛУГОВЦОВА
ИЗМЕНЕНИЯ В СОСТАВЕ ПОЛИЦЕЙСКИХ УЧРЕЖДЕНИЙ БЕЛОРУССКИХ ГУБЕРНИЙ
ПОСЛЕ ВОССТАНИЙ 1830-1831 гг. И 1863-1864 гг.
(ПОПЫТКА СРАВНИТЕЛЬНОГО АНАЛИЗА)
В ходе восстания 1830-1831 гг. выяснилась политическая неблагонадежность полицейских чинов, их неспособность контролировать обстановку в крае. Согласно «Учреждению о губерниях» 1775 г. полицейский орган уезда (нижний земский суд) состоял из земского исправника и двух-трех земских заседателей, избираемых местным дворянством. Таким образом, состав земских полицейских учреждений был крайне малочисленным. Мемуары современников свидетельствуют, что местная полиция часто была не в состоянии справиться с вопиющими уголовными преступлениями [12, с. 37-44].
В октябре 1831 г. в Виленской, Гродненской и Минской губерниях все чины земской полиции, а также городничие и полицмейстеры в городах стали назначаться губернскими правлениями. Исправники, городничие и полицмейстеры стали получать двойные оклады [9, № 4894]. В Витебской и Могилевской губерниях должности земских исправников и заседателей было разрешено замещать по выборам, так как дворянство восточнобелорусских губерний практически не поддержало восстания.
Гродненский губернатор М. Н. Муравьев предложил организовать помимо существовавших полицейских учреждений временное полицейское управление из оседлых помещиков, которые должны были стоять во главе округа (части уезда). Муравьев похвастался, что у себя в губернии он учредил такое управление еще в мае 1831 г. Комитет западных губерний встретил
предложение с удовлетворением, однако генерал-губернатор Витебской, Могилевской и Смоленской губерний Н. Н. Хованский выступил против подобной меры, поскольку во вверенном ему регионе в восстание было вовлечено небольшое количество людей [5, с. 86].
Новое устройство земская полиция в Российской империи получила в 1837 г. Теперь земский суд во всех губерниях империи состоял из исправника, старшего непременного заседателя и участковых заседателей или становых приставов [11, № 10 305]. Каждый уезд Виленской и Гродненской губерний состоял в среднем из пяти станов, а в Минской, Могилевской и Витебской губерниях из трех станов. В результате численность заседателей в земских судах белорусских губерний выросла с 215 до 246 [2, с. 72]. В Витебской и Могилевской губерниях (как и в великороссийских) дворянство избирало с 1837 г. исправника и непременного заседателя, остальные чиновники назначались по решению губернаторов [11, № 10 305].
Несмотря на ограничение выборного начала при назначении на должности в земской полиции после полицейской реформы 1837 г. большинство полицейских чиновников являлись местными уроженцами. В подтверждении этого тезиса А. А. Киселев привел сведения, характеризующие состав служащих земской полиции Витебской и Минской губерний за 1847 г. Среди полицейских в уездах местные уроженцы составляли большинство, причем их доля была, как правило, не менее 80 % от всего числа. По своему вероисповеданию основная масса чиновников являлась католиками: католичество исповедовали 83 % всех исправников, 73 % становых приставов и заседателей по кормчей части и приблизительно 63 % секретарей [2, с. 81, 153-157].
Городская полиция в Российской империи формировалась в соответствии с Уставом благочиния 1782 г. В каждый город определялись полицмейстер, городничий, а также в зависимости от размеров города частные приставы и квартальные надзиратели. Численность чиновников в составе городской полиции на территории белорусских губерний после восстания 1830-1831 гг. увеличилась незначительно (появились во Вло-
давке, Несвиже) [2, с. 73] витебский, могилевский и смоленский генерал-губернатор П. Н. Дьяков в 1839 г. отмечал, что причина усилившегося воровства в г. Витебске заключалась в том, что «настоящий состав нижних полицейских служащих состоит из дряхлых калек, некоторых с дурной нравственностью людей» [5, с. 89-90]. В 1853 г. было предписано комплектовать полицейские команды, которые несли в городах караульно-постовую службу, из армейских нижних чинов. По штатам 1853 г. в полицейских командах белорусских губерний служило 568 рядовых под командою 54 унтер-офицеров. Однако такая система комплектования позволяла начальникам военных подразделений избавляться от самых недисциплинированных нижних чинов, склонных к пьянству и воровству [2, с. 74].
Увеличение городского населения к середине XIX в. с 3,3 % до 4,6 % требовало усилить и городскую полицию, что невозможно было сделать в связи с отсутствием денег в бюджете города, поскольку жалованье полицейским выплачивалось из городских доходов и иногда превосходило возможные суммы расходов на него. Особенно остро эта проблема стояла в Могилевской губернии [5, с. 90]. В 1835 г. уроженец Беларуси Ф. Булгарин иронично заметил: «Климовичи замечательны тем, что если Париж, Лондон и Петербург суть первые города в Европе, то Климовичи есть последний город в мире, следовательно, весьма важен в географии» [1, с. 218]. Статистические данные подтверждают его слова в полицейском отношении. В 1842 г. Климовичах (число жителей 1629 чел.) не было ни одного полицейского и даже пожарного (по штату требовалось 6 чел.) [5, с. 156].
После восстания 1830-1831 гг. на территории Беларуси не было создано каких-либо специальных жандармских структур. Должность губернского жандармского штаб-офицера была введена в 1836 г. во всех округах Корпуса жандармов, в том числе в IV-m округе, в который входили белорусские губернии [10, № 9355].
По предложению Николая I в ноябре 1833 г. в Витебскую и Могилевскую губернии дополнительно к существовавшим полицейским должностям генерал-губернаторами назначались 4 офицера, надзору которых вверялись 2-3 уезда. Позднее
воено-уездные начальники появились и в составе остальных белорусских губерний. Новые должности заняли присланные из внутренних губерний России отставные полковники и подполковники. Полномочия военно-уездных начальников обозначались очень широко. Из их ежемесячных отчетов становится ясно, что начальники осуществляли надзор за действиями городской и земской полиции; рассматривали дела религиозного характера, связанные, в первую очередь, с отказом перехода крестьян из унии в православие; составляли списки лиц, находящихся под наблюдением; осуществляли надзор за передвижением подозрительных лиц, обнаружением тайной переписки; должны были быть в курсе «молвы и слухов о разных заслуживающих внимания предметах», а также знать «дух жителей города и уезда в нравственном и политическом отношениях» [6, л. 1-183].
Приведем ряд примеров о деятельности военно-уездных начальников в крае. Начальник Вилейского и Дисненского уездов подполковник Шепелев в отчете за март 1838 г. резко критикует деятельность становых приставов Дисненского уезда Таратина, Воропая и Щербы, которые отличались пьянством, вымогательством, что «токмо порочит звание станового пристава и служащих с ним чиновников» [6, л. 39 об.]. В июне 1838 г. Шепелев вновь жаловался на полицейских чиновников [6, л. 100-100 об.]. Зато в июле хвалит за рачительность и трудолюбие пристава 9-го стана Дисненского уезда Петра Годыцкого-Цвирку. Последний закончил устройство хлебных магазинов, о чем представил подробную ведомость [6, л. 104]. Однако эта похвала является тем исключением, которое лишь подтверждает правило, так как «от прочих приставов <.„> ведомостей не получено. Он один заслуживает утверждения в должности» [6, л. 105 об.]. В целом, по отчетам Шепелева и других военно-уездных начальников чувствуется, что проблема замещения должностей становых приставов чиновниками, добросовестно исполняющими свои обязанности, стояла весьма остро.
Отчет за апрель-июнь 1839 г. начальника Брестского, Кобринского, Пружанского и Волковысского уездов уместился на одном листе, несмотря на то, что включает два раздела: общее
состояние вверенных уездов и ведомость об «успехах устройства греко-униатских церквей» [6, л. 92]. Столь вызывающая лапидарность объясняется не халатным отношением к делу, а крайней загруженностью военно-уездного начальника. С 14 по 20 апреля 1838 г. подполковник Степанов находился в Беловежской пуще с целью поиска закопанного участниками восстания оружия. С 28 апреля по 25 мая был в Слониме для проведения розыскных мероприятий по делу о контрабанде. С 4 июня по 4 июля расследовал в м. Влодавка Брестского уезда дело об утайке податей, не поставке рекрут и других злоупотреблениях. И, наконец, с 14 июля военный начальник выехал в г. Брест для расследования причин пожара застрахованного кирпичного завода [6, л. 92 об.]. Таким образом, на протяжении трех месяцев Степанов находился на месте постоянного проживания 29 дней. В течение которых он должен был на огромной территории контролировать сбор налогов, поставку рекрут, благонадежность жителей, пресекать контрабанду, способствовать слиянию униатской и православной церквей...
Отметим, что приведенный пример загруженности подполковника Степанова типичен. В отчетах обращает внимание, вопервых, недостаточная численность должностных лиц, определенных штатным расписанием, для выполнения многообразных обязанностей на обширных территориях. Во-вторых, дублирование функций губернских и уездных чиновников, перегруженность их работой, вопросами, которые могли быть решены на более низком уровне. Военно-уездные начальники отвечали буквально за все стороны жизни общества на вверенных территориях, что мешало им сосредоточиться на функции контроля благонадежности жителей. В подтверждении вышесказанному приведем отчет военного начальника Пинского уезда подполковника Демоловского за январь 1838 г. Отчет дышит спокойствием. В нем сообщается, что обстоятельств, заслуживающих подозревать кого-либо в неблагонадежном образе мыслей не усматривается; следов тайной переписки не обнаружено [6, л. 1-2]. Хотя в это время именно в Пинском уезде находился своеобразный штаб эмиссара Ш. Конарского.
В 1840 г. военно-уездные начальники Минской губернии представили отчеты практически идентичного содержания: за чиновниками городской и земской полиции упущений по службе не замечено; следов открытия тайной заграничной переписки не имелось; жители уездов нравственности хотя и неспокойной, но подозрения в политическом отношении не вызывают [7, л. 4-5]. Фактически это отписки, которые не отражали реального положения дел на местах.
КНІГІ ОНЛАЙН
