Паўстанне 1863-1864 гг. у Польшчы, Беларусі, Літве і Украіне
гісторыя і памяць
Выдавец: Беларуская навука
Памер: 427с.
Мінск 2014
На сей раз губернатор не остался безучастным к бедам священника. Он позволил ему переехать на две недели в Вятку для посещения богослужений, проводимых в доме епископа А. С. Красинского, а затем добился разрешения на его перевод в более теплую Оренбургскую губернию [12, л. 3].
Во второй половине 60-х гг. XIX в. в Вятской губернии оказались еще три ксендза, непосредственно связанных с Январским восстанием 1863 г. Феликс Ленковский, Петр Прусский
и Матвей Лидейко. Отличительной особенностью их административной ссылки было то, что все они были переведены в регион из других губерний, где первоначально отбывали наказание. Виленский ксендз Феликс Ленковский был осужден за служение молебна для повстанцев и выслан в Томскую губернию. В мае 1867 г. его перевели в г. Слободский Вятской губернии, откуда он в феврале 1869 г. бежал [13, с. 89]. Это единственный случай побега ссыльных католических священников за весь рассматриваемый нами хронологический период.
Ксендз Жижморского костела Виленской губернии Матвей Лидейко также первоначально был выслан в Томскую губернию за укрывательство повстанцев и предоставление им продовольствия [8, л. 1]. В августе 1868 г. он добился перевода из Сибири в европейскую часть страны. В отличие от остальных католических клириков, сосланных в Вятскую губернию на втором этапе, М. Лидейко оставили в самом губернском центре, а не отправили в один из уездных городков. Он прожил здесь до декабря 1871 г., занимаясь ремонтом часов.
Даже наиболее радикально настроенные католические священники (В. Гундиус, А. Бышевский и др.) вели себя в ссылке вполне законопослушно, не проявляя видимых признаков недовольства. На наш взгляд, это обусловлено в первую очередь тем, что за опальными ксендзами, как и за другими политическими ссыльными, был установлен очень жесткий полицейский надзор. За каждым из них наблюдал специально приставленный урядник, фиксировавший малейшие нарушения правил административной ссылки и немедленно докладывавший о них вышестоящему начальству. Помимо этого среди лиц, имевших какоелибо общение с ссыльными (домовладельцы, продавцы и пр.), было немало тайных осведомителей. В силу этого католические священники даже не помышляли о прозелитизме или политической агитации.
Кроме того, не стоит преувеличивать значение русскопольских революционных связей, как это делалось в советской историографии. Так, достаточно дискуссионно утверждение В. М. Фоменковой о том, что «превращение Вятской губернии
в место политической ссылки польских повстанцев имело значение <.„> в оживлении революционного движения в губернии в 60-х гг. XIX в.» [16, с. 173] Поднятые нами материалы центральных (ГАРФ, РГИА) и местных (ГАКО, НАРТ, ЦГАУР) архивов не позволяют говорить о каких-то широких связях польских ссыльных с местной общественностью. Идеи польского освободительного движения оказали влияние лишь на очень узкий круг вятской интеллигенции, и то не напрямую (через ссыльных), а посредством нелегальной литературы. Польские же повстанцы жили достаточно обособленно и замкнуто. Особенно это характерно для ссыльного католического духовенства, которое вообще довольно мало общалось (за редким исключением) с русским населением. Даже епископ Адам Станислав Красинский, более других клириков интегрированный в местное сообщество, практически не имел в Вятке близких друзей. «Во время его (Красинского. А. М.) пребывания здесь не было замечено, чтобы с ним имели близкие отношения здешние жители или чиновники», писал вятский губернатор В. Н. Струков [9, л. 9].
Можно выделить несколько причин отчужденности католического клира от коренного населения. Во-первых, ксендзы опасались, что подобные контакты вызовут негативную реакцию властей и еще более ухудшат их положение. Во-вторых, не все священники хорошо владели русским языком, что затрудняло общение. Определенным сдерживающим фактором являлась несхожесть культур (несмотря на единые славянские корни), разные мировоззренческие установки и даже отличия в элементарных правилах повседневного быта. Наконец, отдельные ксендзы не были лишены националистических предрассудков и высокомерного отношения к иным конфессиям, в частности к православию.
Таким образом, пребывание в вятской ссылке некоторых радикальных католических священников не имело никакого влияния на умонастроения вятского сообщества, поскольку, с одной стороны, ксендзы зачастую сознательно ограничивали свое общение с вятчанами, с другой стороны, карательные органы тщательно следили за действиями клириков.
Ссыльные ксендзы не могли оказывать никакого влияния и на ситуацию в Царстве Польском, а также в Северо-Западном крае, поскольку их связи с родиной находились под контролем властей. 20 июня 1863 г. Александр II подписал нормативный акт, который фактически ликвидировал свободу и неприкосновенность переписки, позволяя следственным и судебным органам требовать от почтовых служб предоставления любой корреспонденции ссыльных. А 2 января 1864 г. вышли специальные правила, обязывавшие почтово-телеграфные станции предоставлять всю переписку ссыльных на просмотр губернатору или уездному исправнику [14, л. 56]. Вся корреспонденция депортированных ксендзов в обязательном порядке регистрировалась на почте: указывались дата ее прибытия, ФИО и адрес получателя и отправителя, характер корреспонденции (письмо, телеграмма и т. д.) [9, л. 9]. Естественно, что вся переписка самым тщательным образом изучалась и любые проявления нелояльности сразу же становились известны надзирающим органам.
Впрочем, несмотря на неусыпный контроль со стороны правоохранительных органов, ксендзы, высланные административным порядком, находились в куда более лучшем положении, чем польские повстанцы, оказавшиеся в арестантских ротах или на каторге. Жизнь ксендзов не была столь же жестко регламентирована, они пользовались свободой передвижения в пределах населенного пункта, назначенного в качестве места ссылки. Кроме того, далеко не все ксендзы жили на одно казенное пособие и испытывали постоянные материальные лишения.
В начале 1876 г. последний ксендз (П. Прусский), сосланный в край за участие в Январском восстании 1863 г., покинул пределы Вятской губернии. С его отъездом закончился второй этап вятской ссылки католического духовенства. В ходе его было депортировано семь клириков, четверо из которых сразу очутились на территории края (А. Монюшко, С. Добровольский, Н. Выджга, М. Ольшинский), а трое (Ф. Ленковский, П. Прусский и М. Лидейко) были переведены сюда из других губерний (Томская и Костромская), где они первоначально отбывали наказание.
Из семи ксендзов, высланных за участие в Январском восстании, четверо являлись жителями Беларуси и Литвы. А. Монюшко и С. Добровольский были высланы из Могилевской губернии, а Ф. Ленковский и М. Лидейко из Виленской. Таким образом, как и на первом этапе ссылки, депортация ксендзов в Вятский край шла преимущественно из Литвы и Беларуси.
Отличительной особенностью второго этапа польской ссылки в Вятский край является некоторое ухудшение правового положения депортированных ксендзов. Если опальные активисты манифестационного движения обладали полной свободой переписки, то участники Январского восстания 1863 г. были серьезно ограничены в этом праве. Кроме того, им запрещалось заниматься публичной богослужебной деятельностью. Наконец, если на первом этапе ссылки ксендзы проживали преимущественно в губернском центре, то впоследствии их стали пересылать в уездные города. Это объясняется стремлением властей свести к минимуму все контакты сосланного в Вятку Виленского епископа А. С. Красинского с его единоверцами (особенно с клириками), а также опасением возникновения в губернском центре католической пропаганды.
Литература
1. Государственный архив Кировской области (далее ГАКО). Фонд 582.-Оп. 58.-Д. 425.
2. ГАКО. Фонд 582. Оп. 84. Д. 432.
3. ГАКО. Фонд 582. Оп. 84. Д. 444.
4. ГАКО. Фонд 582. Оп. 84. Д. 450.
5. ГАКО. Фонд 582. Оп. 84. Д. 451.
6. ГАКО. Фонд 582. Оп. 84. Д. 528.
7. ГАКО. Фонд 582. Оп. 130. Д. 36.
8. ГАКО. Фонд 582. Оп. 130. Д. 1027.
9. Государственный архив Российской Федерации (далее ГАРФ). Фонд. 39. On. 1. Д. 4.
10. ГАРФ. Фонд 39. Оп. 2. Д. 6.
11. ГАРФ. Фонд 109. 1 эксп. Оп. 36. Д. 443.
12. ГАРФ. Фонд 109. 1 эксп. Оп. 38. Д. 23. Ч. 163.
13. Дворецкая, Т. А. Участники польского восстания 1863-1864 гг. в вятской ссылке / Т. А. Дворецкая. Киров: Вятка, 2002. 240 с.
14. Луппов, П. Н. Политическая ссылка в Вятский край / П. Н. Луппов. Вятка: Изд-во Политкаторжан, 1933. 105 с.
15. Смирнов, А. Ф. Восстание 1863 г. в Литве и Белоруссии / А. Ф. Смирнов. М.: Наука, 1863. 392 с.
16. Фоменкова, В. М. Участники польского освободительного восстания в вятской ссылке / В. М. Фоменкова // Ученые записки КГПИ. Киров: Изд-во КГПИ, 1965. -Вып. 19.-С. 115-174.
Рэзюмэ
А. А. МАШКОЎЦАЎ
КАТАЛІЦКІЯ СВЯТАРЫ, ВЫСЛАНЫЯ Ў ВЯЦКУЮ ГУБЕРНЮ 3 ТЭРЫТОРЫІ БЕЛАРУСІ I ЛІТВЫ Ў 60-я гг. XIX ст.
Разглядаецца знаходжанне ў Вяцкай губерні каталіцкіх святароў, высланых у 60-я гг. XIX ст. з тэрыторыі Беларусі і Літвы, за ўдзел у польскім нацыянальна-вызваленчым руху. Выдзелены два асноўныя этапы высылкі, якія храналагічна супадаюць з так званым маніфестацыйным рухам і самім студзеньскім паўстаннем. Аналізуецца геаграфія размяшчэння святароў, іх матэрыяльнае і прававое становішча, узаемадзеянне з насельніцтвам краю. Асноўная ўвага надаецца ўзаемаадносінам ссыльных з мясцовымі адміністрацыйна-паліцэйскімі органам!. Абвяргаецца выснова некаторых прадстаўнікоў савецкай гістарыяграфіі, якія лічылі, што з’яўленне значнай колькасці польскіх ссыльных прывяло да актывізацыі рэвалюцыйнага руху ў Вяцкай губерні. Выказваецца думка, што нават радыкальна настроеныя каталіцкія святары не праводзілі ў ссылцы ніякай антыўрадавай агітацыі, дзякуючы пільнаму кантролю за імі мясцовай паліцыі і адміністрацыі.
Summary
A. MASHKOVTSEV
CATHOLIC CLERICS SENT IN VYATSKAYA PROVINCE FROM THE TERRITORY OF BELARUS AND LITHUANIA
IN THE 60s OF THE 19th CENTURY
The article considers the stay in Vyatka province Catholic priests expelled in the 60-s XIX century with Belarus and Lithuania for participation in the Polish national liberation movement. Two main stages of expulsion, which chronologically coincide with the so-called «demonstrative movement» and by the January Uprising. The author analyzed the geography of placing priests, their financial and legal status, interaction with people of the region. Focuses on relationships with local administrative exiles and police authorities. A. A Mashkovtsev refutes the conclusion of some representatives of the Soviet historiography, who believed that the emergence of a large number of Polish exiles led to an intensification of the revolutionary movement in Vyatka province. According to the author, even radical Catholic priests did not spend in exile no sedition due to strict control over their local police and administration.