Паўстанне 1863-1864 гг. у Польшчы, Беларусі, Літве і Украіне
гісторыя і памяць
Выдавец: Беларуская навука
Памер: 427с.
Мінск 2014
Summary
S. LOUGOVTSOVA
CHANGES IN THE POLICE INSTITUTIONS OF BELARUS AFTER THE REVOLTS 1830-1831 AND 1863-1864 (ATTEMPT OF COMPARATIVE ANALYSIS)
The staff policy of the Russian government towards the police officials after revolts 1830-1831 and 1863-1864 is considered in the article. The author comes to the conclusion that in the 30’s the local nobility has been excluded from the election of police officials. At the same time the government’s endeavor to attract the Russian origin officials has failed due to lack of adequate material maintenance. Institute of military district chiefs (1833-1843) proved to be ineffective as a control system over the loyalty of the local population. In the first half of the XIX century most of police officers in Belarus were native-born and belonged to the Catholic Church. Military and police control in the 1860-ies was strengthened by increasing the number of military and gendarmerie teams. Despite the reform of the police institutions in 1863 the staff and the effectiveness of civilian police institutions have not been increased.
Паступіў у рэдакцыю 16.12.2013
УДК 272-725(474.5 + 476):94(470.342)
А. А. МАШКОВЦЕВ
КАТОЛИЧЕСКИЕ СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛИ, ВЫСЛАННЫЕ В ВЯТСКУЮ ГУБЕРНИЮ
С ТЕРРИТОРИИ БЕЛАРУСИ И ЛИТВЫ В 60-х гг. XIX в.
Римско-католическое духовенство принимало активное участие в польском национально-освободительном движении, в том числе и в восстании 1863-1864 гг. Формы этого участия были различными: от воззваний и проповедей в костелах до непосредственного руководства повстанческими отрядами. Естественно, что такая позиция католического клира вызывала крайне негативную реакцию российского руководства, которое и прежде с предубеждением относилось к римско-католической церкви. В ходе подавления Январского восстания сотни ксендзов подверглись жестким репрессиям. К примеру, по распоряжению генерал-губернатора М. Н. Муравьева в Вильно казнили несколько ксендзов, активно участвовавших в восстании. Другие священнослужители подверглись административной высылке в Сибирь и на северо-восток Европейской части России. Одним из крупных центров размещения ссыльного римско-католического духовенства являлась Вятская губерния.
Часть католических священников была выслана в Вятскую губернию еще до начала восстания 1863-1864 гг. Причиной их выдворения стало, главным образом, участие в манифестационном движении. Ссыльные данного этапа дифференцировались по своим политическим воззрениям. Среди них доминировали представители умеренной клерикально-шляхетской оппозиции, однако встречались и ксендзы, близкие к революционно-демократическому направлению. К таковым принадлежали настоятель виленского костела Св. Иоанна о. Венцеслав Гундиус и его помощник, священник Анатолий Бышевский [11, л. 6 6 об.].
Как отмечает А. Ф. Смирнов, «ксендз В. Гундиус, близкий к Сырокомле, семейству Далевских и Сераковскому, в проповедях воздавал хвалу Пестелю и Рылееву, выражал надежду, что русский народ пойдет за Герценом» [15, с. 68]. При обыске у Гундиуса и Бышевского обнаружили массу антиправительственных изданий левого толка, а также текст гимна, содержащего следующие строки: «Боже! Который в течение многих веков держит Россию во мраке, на позор человечеству, который до настоящего времени отказывает ей в промысле, делая ее орудием тиранства и злости, перед Твоим алтарем возносим молитвы, образумь этот несчастный народ, Господи!» [11, л. 68].
За участие в манифестационном движении Гундиуса и Бышевского выслали в Вятку, куда они прибыли в середине марта 1862 г. Учитывая радикализм политических взглядов ксендзов и опасаясь их негативного воздействия на местных католиков, министр внутренних дел велел учредить за ними строгий полицейский надзор «с воспрещением отлучаться из назначенного места пребывания, совершать духовные требы и вообще исполнять священнические обязанности» [4, л. 1].
Впрочем, Гундиус и Бышевский пробыли в Вятке всего два месяца. 17 апреля 1862 г. император Александр II по представлению главы МВД и виленского губернатора в ознаменование своего дня рождения разрешил им вернуться на родину [5, л. 5]. В начале мая ксендзы, в сопровождении унтер-офицера Вятской жандармской команды Козьмы Семенова, покинули Вятку и направились в Вильно, куда благополучно прибыли 19 мая 1862 г. [4, л. 6]
В ином положении оказался настоятель Слуцкого костела Минской губернии ксендз Александр Добросельский. Он был выслан за месяц до начала польского восстания 1863-1864 гг. и прибыл в Вятку 20 января 1863 г. [1, л. 1] Формулировка обвинения достаточно стандартная «противозаконные в политическом отношении действия». В отличие от В. Гундиуса и А. Бышевского А. Добросельский провел в ссылке достаточно долго 9 лет. Лишь в декабре 1871 г. он покинул Вятку, получив разрешение переселиться в Черниговскую губернию [7, л. 47].
Всего за период с марта 1861 г. по январь 1863 г. в Вятскую губернию выслали 7 католических клириков, участвовавших в антиправительственных акциях, предшествовавших началу Январского восстания 1863 г. Трое из них являлись жителями Северо-Западного края. В. Гундиус, А. Бышевский и А. Добросельский весь срок ссылки отбывали в Вятке, в то время как ссыльные ксендзы из Царства Польского преимущественно в небольших уездных городах (Котельнич и Орлов).
Несмотря на принадлежность к привилегированному сословию, ссыльные католические священники испытывали в Вятке серьезные материальные затруднения. Денежное пособие, выплачиваемое ксендзам Вятской казенной палатой, составляло 6 руб. в месяц, из которых 4 руб. 50 коп. предназначались на питание, а 1 руб. 50 коп. на наем квартиры [3, л. 6]. Но и эти мизерные деньги начинали выплачиваться лишь после длительных бюрократических проволочек, из-за которых священникам приходилось буквально голодать или жить за счет друзей и родственников, оставшихся на родине.
После того как противостояние русской администрации и польского освободительного движения переросло в фазу открытого вооруженного противоборства, начался второй этап ссылки католического духовенства в Вятскую губернию. Уже в конце мая 1863 г. сюда были сосланы первые католические священники, заподозренные властями в симпатии к повстанцам. Это были ксендзы из Могилевской губернии Александр Монюшко и Станислав Добровольский, обвиненные в «политической неблагонадежности» [12, л. 1]. А. Монюшко имел степень магистра богословия и помимо службы в костеле преподавал в Горы-Горецком земледельческом институте. Второй ксендз Станислав Добровольский происходил из обедневшей дворянской семьи (его отец владел поместьем Конюхово в Мстиславском уезде) и занимал должность настоятеля костела в местечке Горки Могилевской губернии. По решению вятского губернатора Монюшко и Добровольский отправились на поселение в отдаленные Глазовский и Яранский уезды.
10 июня 1863 г. Александр Монюшко в сопровождении рядового жандармской команды Степана Александрова прибыл в Глазов, где за ним сразу же учредили гласный полицейский надзор. Поскольку денежное пособие от казны не обеспечивало и самых насущных потребностей, ксендз пытался найти себе дополнительный источник доходов. Он в совершенстве владел несколькими иностранными языками и мог работать в качестве учителя, о чем его просили жители Глазова, желавшие дать своим детям хорошее образование [6, л. 18]. Однако на его ходатайство о разрешении заниматься преподавательской деятельностью последовал отказ. Вятский губернатор вынес свой вердикт после консультаций с Особой канцелярией МВД, указавшей на недопустимость обучения детей православного исповедания католическим священником. По всей видимости, власти опасались прозелитизма Монюшко среди русского населения, а также его антиправительственной агитации. Причиной опасений служило то, что ксендз у себя на родине «имел вредное влияние на воспитанников Земледельческого института» [12, л. 2].
Впрочем, в далеком вятском городе, в условиях пристального надзора со стороны правоохранительных органов, Монюшко никоим образом не проявлял своей нелояльности к властям. Помощник глазовского уездного исправника писал в донесении губернатору, что «ксендз Монюшко вел и ныне ведет себя отлично, удаляется от всех разговоров, имеющих какое-то отношение к политике, своим веселым характером заслужил любовь местных жителей» [6, л. 37 об.].
Из всех ксендзов, сосланных в регион в разгар восстания 1863-1864 гг., А. Монюшко меньше всего находился в Вятском крае. 30 сентября 1863 г. могилевский губернатор просил В. Н. Струкова немедленно переправить ксендза Монюшко в его распоряжение. К сожалению, имеющиеся у нас источники не раскрывают причин спешного перевода священника из Глазова в Могилев. Можно лишь предположить, что Монюшко понадобился для дачи показаний по какому-то политическому делу.
Во второй половине октября 1863 г. ксендз в сопровождении двух жандармов отправился на родину. 23 октября во время следования с Ляповской почтовой станции к Котельничу у тарантаса сломалась ось, при этом пострадали священник и один из жандармов. По прибытии в Котельнич их осмотрел городской врач. Он обнаружил у Монюшко вывих тазобедренного сустава; жандарм же отделался легкими ушибами. Несмотря на запрет доктора, ксендз изъявил желание продолжить путь. 24 октября 1863 г. А. Монюшко покинул пределы Вятской губернии и уже 4 ноября прибыл в Могилев.
Что касается Станислава Добровольского, то он пробыл в вятской ссылке несколько дольше. Священник имел слабое здоровье, поэтому власти отправили его на юго-запад губернии (в Яранск), отличавшийся чуть более мягким климатом. Однако даже тамошние природные условия оказали на него самое пагубное воздействие. В начале 1864 г. у ксендза обнаружился туберкулез легких. Все прошения Добровольского о переводе в южную полосу России остались без ответа. 20 марта 1864 г. он отправил очередное письмо на имя губернатора. «Я не знаю, виновен ли я в чем перед правительством. Выслан я административным порядком и вины моей мне не объявлено. Но как бы ни были велики мои преступления, мне кажется, что отлучением от родного края и ссылкой за полторы тысячи верст я уже достаточно наказан. Вероятно, правительство не имело никакой потаенной цели, и Вятская губерния досталась мне случайно. Но эта случайность обходится мне очень дорого. Я покупаю ее ценой жизни, и только от доброй воли Вашего Превосходительства зависит спасти меня от смерти», писал в отчаянии Станислав Добровольский [6, л. 65 об. 66].