Старонкі тэатральнага жыцця Беларусі 1990-х гадоў
Таццяна Ратабыльская
Выдавец: Каўчэг
Памер: 232с.
Мінск 2000
Что касается содержання спектакля, то в программке по этому поводу сказано следуюгцее: “...Представьте себе темную ночь й супругов в постелй. Жена: “Почему ты меня не хочешь?” Муж: “Поймй, дорогая, не могу... Волнуюсь... В стране развал, йнфляцйя...” Жена: “Н в конце концов он меня убедйл! Чтобы спастн наш брак, необходнмо сделать обідественным достояннем нашу постель!..”
Надо отдать должное театру — он доводйт последнюю мысль до конца. Зрйтелям предлагается даже проголосовать: а был лй на самом деле возлюбленный у стареюіцей героййй Светланы Кузьмнной йлй она его прндумала.
Спектакль может спастя от пошлостй только блестяшая йгра актеров. Я — поклоннйца актрясы Светланы Кузьмнной. Ее женскне образы (ярко йнднвйдуальные, рельефные, необычайные) йз “He боюсь Внрджннйй Вульф” Э. Олбй йлй “Бумажного патефона” А. Червннского до сйх пор жнвут в памятн. Почтй все ее недавййе сценйческйе геромнй отлйчэлйсь человеческой неордннарностью, некоторой странностью. Эта актрйса не бытовая. Здесь, в “Свободном браке”, она — ннкакая, банальная. Кажется, основной взятый барьер для актрйсы в этой ролн — хожденне на пуантах.
Александр Брухацкнй внешне йапомйнает йтальянца. Усатый с белым шарфнком. Но представляет он своего героя, может быть, слйшком комедяйно — как персонажа Эдуардо де Фйлйппо. Возможно, актеры еіце разыграются. Кстатн, Ю. Бондаренко прекрасно йсполняет романсы. Co сдержанным чувством. Кстатн, неужелй в Русском театре нет другйх замечательвых актрйс, чтобы йсполнйть два дополннтельных полуконцертных монолога во втором акте спектакля?
мші-адэп
* мші-адзн
Чнтатель может не уднвляться моему рваному стнлю. Потому что весь второй акт представлення — это сплошные режнссерскне “кстатн”. Н всетакн, вначале на ступеньках театра вас встретят жнвой оркестр, он же будет нграть в антракте, в фойе можно познакомнться с выставкамн нтальянскнх театральных афнш н сценографнческнх работ, а в фннале в зал полетят воздушные шарякн. Так что — прнходнте...
1994 г.
СПЕКТАКЛЬ “ЧОРНЫ КВАДРАТ' НА •'ВОЛЬНАЙ СЦЭНЕ"
Вось і “Вольная сцэна”, вядомая як кузня беларускай драматургіі, як сцэналабараторыя, не вытрымала націску камерцыйнага паветра і з галавой нырнула ў яго плынь. Апошняя прэм’ера “Чорны квадрат’’ прапануе гледачам, як сам тэатр абвесціў, вострае відовішча разам з вострымі стравамі і пітвом. Вядома, за немалыя грошы.
Калі прыйдзеце ў будынак на вуліцы Крапоткіна, вы нібыта апынецеся ў тракціры нэпаўскіх часоў і станеце сведкамі рэстаранных страсцей, у якіх бяруць удзел “ракавая” жанчына і спявачка, яе муж, гаспадар рэстарана, і палюбоўнік — кельнер, а таксама наёмныя забойцы і мастак Малевіч. Сюжэт п’есы М. Адамчыка і М. Клімковіча не адрозніваецца арыгінальнасцю і не мае дачынення да жыцця К. Малевіча, ён коціцца па адшліфаваных рэйках барадатага анекдота: спявачка ў адсутнасці мужа здраджвае яму з пранырлівым кёльнерам. Яны ладзяць інтрыгу супраць Броніка, каб знішчыць яго і завалодаць грошамі. Але ў выніку блытаніны кожны раз на сцэне забіваюць не таго, каго трэба, і ў фінале “жывых” амаль не застаецца. Казік Малевіч, нарэшце, выступае вострай прыправай гэтага відовішча, стойкім аб’ектам спакусніцы, прынадай для раўніўца-мужа.
Сюжэтная канва з фіналам у стыле “чорнага гумару” афарбаваная мноствам музычных і танцавальных нумароў. Пяюць тут усе, скочуць таксама. Асаблівая нагрузка прыпадае на экстравагантных дзяўчат-афіцыянтак, што выконваюць ролю міні-кардэбалета.
Але галоўным аб’ектам спакусы спектакля з’яўляецца, канешне, глядач, асабліва той, што носіць грошы ў кішэні. I для яго расстаўлена пастка з мноствам абяцанак і прынад на любы густ: тут і гарачыя заморскія напіткі, і паўапранутыя дзяўчаты, і зорачка купалаўскай сцэны Зоя Белахвосцік у галоўнай ролі, і любоўны трсхкутнік, нават імя Малевіча пастаўлена на карту бубновым тузом.
Але нешта не дазваляе расслабіцца на гэтым відовішчы. He цягне яно на спектакль пра лёс ці час Малевіча. Але і як тэатру-кабарэ яму шмат чаго не стае.
Па-першае парушана галоўная прывабнасць падобнага прадстаўлення —
жывы кантакт з гледачом, не праз ляпанне па плячу, а праз жывыя гукі голасу. Тут усе пяюць пад “фанеру”, дзякуй хоць пад уласны запіс. Ці то з наіўнасці, ці то ад унутранай халоднасці, але дзяўчатам кардэбалета, няглед* зячы на пасярэбраныя накладныя бюсты і доўгія ногі, — не хапае сексуальнасці, абаяльнасці, таямнічасці спакусы. Праз гэтую халаднаватую, вялую світу не прабіцца нават іскрамётнаму тэмпераменту 3. Белахвосцік.
Кельнер рэстарацыі — А. Астроўскі, акцёр рухомы, тэмпераментны, камічны, дакладна адчувае жанр. Але ўвесь час узнікае пытанне: як гэта 3. Белахвосцік — рэстаранная прымадона аддала перавагу вяртляваму хлапчуку ў канарэечным аддзенні перад такімі брутальнымі мужчынамі, як Бронік ці дэманічны “Казік”.
Бронік у выкананні А. Гарбуза — цікавая акцёрская замалёўка, намёк на вобраз, не праяўлены, не развіты драматургамі. Акцёру літаральна няма чаго іграць. Такім жа таямнічым “Воландам” з рысамі ідыятызму застаецца ў спектаклі Казік Малевіч (А. Гарцуеў) у чорным армейскім касцюме з залатой эпалетай і ланцугом на поясе.
Нягледзячы на флёр супрэматычнага плоскаснага афармлення сцэны і дэманізм Гарцуева — Малевіча, мне гэтае відовішча прыгадала навагоднія дзіцячыя прадстаўленні каля ёлкі. Толькі на “Вольнай сцэне” перамагаюць не Дзед Мароз са Снягуркай, а Бармалей — Малевіч і разбойнікі маскаль і пшэк, што перабіваюць потым і самі сябе.
Навошта было для тэатра-кабарэ, спектакля-шоу кранаць Казіміра Малевіча? Здаецца, на “Вольнай сцэне” атрымалася смачная “ромавая баба Але, як гаворыцца ў прыказцы: ці ром, паважаныя спадары, ці баба! Ваша ромавая баба, ці кабарэ, прыпраўленае соусам супрэматызму і Малевіча, аддае яўна бязглуздзіцай. Можа, не варта Малевіча зводзіць да ўзроўню пошласці, як не варта з тракцірных страсцей рабіць супрэматычны анекдот.
1995 і.
Сколько помню “Хрнстофор ”, прн упомннаннн о нем в театральных кругах обычно морвцат носнк: “Фн, какая пошлость, ннзкопробный юмор, плоскне шуткн, грубые прнемы”. Все это так, но... Мннскому театру сатнры н юмора “Хрнстофор” уже 8 лет. У него нет своей плоіуадкн, но у него есть свой зрнтель. Он не нзбалован вннманнем прессы н театральной обвцественностн, но он буквально обласкан своей публнкой. В канун 8 Марта театр подготовнл сше однн подарок для зрнтелей — эстрадное представленне “Третьнм будешь?”. Н может быть, прншла пора (разумеется, не в нашем коротком отклнке) спокойно разобраться в “феномене” успеха “Хрнстофора ”, н, собственно говоря, в том, что это за театр. В то время как множество столнчных н нестолнчных театров судорожно шцут, чем, как прнвлечь зрнтеля на
МШІ-ВД2ІІ
іі&ікіі«ін
спектаклн, кем заполннть театральные залы, “Хрнстофор” нмеет стабнльно полные залы н нензменный успех у зрнтеля. Н это несмотря на смену плошадок н не очень богатый репертуар (6 — 7 спектаклей).
Первое, что броснлось в глаза, — респектабельность н колнчество публнкн, заполннвшей не только партер, но н трн яруса большого зала Дворца профсоюзов.
Само эстрадное представленне нмеет хорошяй рнтм, быструю смену номеров н жанровое нх разнообразне: от пароднн на балетный днвертнсмент до музыкальной эксцентрнкн. Ннсценнрованные анекдоты сменяются песнямн, пароднйным детскнм хором, нзвестнымн эстрадно-сатнрнческнмн монологамн н нграмн co зрнтелямн.
Спектакль ведут 4 конферансье. Онн же заняты во всех номерах. Для смены масок актерам не требуется даже ннкакой шнрмы. На сцене, кроме рояля н небольшого ансамбля за полупрозрачным занавесом, стоят две вешалкн с костюмамн. Поэтому по ходу спектакля кому-то нз ведушнх достаточно натянуть кепку н потертый пнджак — в готов тнпаж пьяннцы; белый халат с колпаком — н действне переноснтся в пснхоневрологнческнй днспансер.
У каждого нз актеров — своя маска, свой нмндж, с которым он выходнт к зрнтелям н который знаком н любнм по другнм спектаклям. У Сергея Александрова — маска глуповатого толстяка, то н дело попадаюшего впросак. У Анатолня Длусского — образ барда нз подворотнн, претендуюіцего на “нскренность” отношеннй с публнкой. Александр Вергунов только начннает выступать co сбнтым коллектнвом “Хрнстофора” н поэтому своей маскн еше не нашел.
Создателем спектакля н его главным действуюшнм лнцом является Евгеннй Крыжановскнй. Почтн все разговорные репрнзы между номерамн ведёт он, главный конферансье представлення. Нз ннх мы узнаем о маршруге предстояшнх нлн прошедшнх гастролей, что актеры театра тоже хотят званнй н квартнр, что “Ульян Шекспнр’’ — украннскнй драматург, что задача спектакля — сннмать раздраженне публнкн, услышнм последнне н совсем “бородатые” анекдоты н euje много всякой всячнны. Он же проводнт нгровые сцены co зрнтелямн. Е. Крыжановскому удается выташнть на сцену людей чтобы “поквакать” ялн канат потянуть.
Конечно, юмор “Хрнстофора” не отлнчается нзысканностыо нлн особой нзобретательностью ума. Здесь можно услышать то, что звучнт на улнце, в троллейбусе, в очереді. Кроме знакомых н не очень текстов С. Альтова, С. Кондратьева, В. Каневского, В. Коклюшкнна н Г. Давыдько, он крутнтся вокруг двойного значення “хрена”, ннжнего белья соседкн н разгадывання слова нз трех букв ( да не подумает чего чнтатель — “ухо” оказывается). Но ведь все это проглатывается публнкой с удовольствне.м, можно сказать, с открытым ртом н восторженным ожнданнем в глазах.
Еслн рассматрнвать каждый номер спектакля отдельно, можно прнйтн к довольно грустным выводам. Ну, в самом деле, студенты делают капустнн-
кй часто куда с большей йзобретательностью. В таком плане “капустнйка” у “Хрйстофора” сделано многое: й хор с черным детскйм юмором (“мальчвк нейтронную бомбу нашел”), й пйсьмо Лукашенко, й “балет”, после которого Е. Крыжановсквй высказывается следуюшнм образом: “моіцную струю выпустнл “Хрнстофор” в нскусство балета”. Мне кажется, что й сам театр не оболыцается по собственному поводу. Номера этй нельзя воспрннймать отдельно. Нх можно прйнять только в рйтмвческой совокупностй жанровой смесй, которую предлагает театр.
Как в каждом спектакле, в “Третьйм будешь?” есть кульмйнацйя. Дело в том, что “Хрйстофор” очень хорошо знает своего зрнтеля, знает его вкусы, потребностй н уровень. Н поэтому, вдоволь размявшясь в жанре анекдота, он пускает фонограмму с детскйм голоском, после чего следуют “ударные”, “йскреннйе” песня А. Длусского (“Господй, Боже мой... заіцйтн старнков й детей”) с полагаюцінмся хрнплым голосом й напряженйем связок. Вот так вот, от грубовато-пошлых шуток — к сентнментальностй, прнчем открытой, чтобы ударйло по нервам! Н держа зал в этом жэлостлйвом состоянйй едйненйя, театр вдруг разлйвается соловьем обгцвх восномйнанйй о дорогнх 70-х — с клешамй, жаргоном, enje не забытымй шлягерамй. Расчет абсолютно точен. Как же не любйть зрнтелю такой “понймаюіцйй” театр? Н А. Длусскнй поет о любвй. А после этого размягченные душй обывателей воспрнмут все, что угодно.
КНІГІ ОНЛАЙН
