Ахвяры і карнікі
Леанід Маракоў
Памер: 440с.
Мінск 2007
3 ліста асуджанага К. С. Румянцева сакратару ЦК ВКП(б) Г. Малянкову:
«На допросах следователь Малаханов, кроме запугивания расстрелом и побоями, заставлял меня стоять, лишая питьевой воды»3.
3 ліста асуджанага Г. А. Кашыцына сакратару ЦК ВКП(б) Г. Малянкову:
«... С 16 февраля 1939 я находился в невменяемом состоянии и болел в течение месяца, однако в таком виде меня вызывали на допросы... а 4-го марта 1939 следователь Малаханов предложил мне, нервно-психическому больному, подписать протокол об окончании следствия»4. ,
МАНЫЧЕВ (следчы)5.
МАССАРСКИЙ (следчы, малодшы лейтэнант дзяржбяспекі; катаваў на допытах падследных).
3 прысуду № 60 па крымінальнай справе № 43 (ад 26.4.1939):
«Массарский, занимая должность начальника отделения 3-го отдела У ГБ НКВД БССР, в конце 1937 года был командирован в Лепельский горотдел НКВД для практической помощи и руководства следствием по делам проходившей в то время операции... На оперативном совершении... устанавливал нормы для
1 НАРБ, ф. 4п, в. 21, с. 1706, л. 5-6.
2 Тамсама.
3 Тамсама, л. 72-81.
4 Тамсама, л. 21-35.
6 Тамсама, с. 1805, л. 96.
каждого следователя, что он должен дать 2 разоблачения в день, вести следствие упрощенным способом. После этих установок Массарский ходил по кабинетам под видом помощи в допросах, на самом деле, когда при допросе арестованные избивались, он не только не прекращал издевательства, а наоборот, сам принимал в этом участие, таскал арестованных за бороду, одевал противогаз, бил галошей, руками и заставлял лаять арестованного и рекомендовал эти методы применять следователям.
Работая по агентурной работе, Массарский проводил вербовку лиц неработоспособных, стариков от 60 и выше лет, по этой же агентурной работе занимался фальсификацией, т. е. производил в донесениях дописку «занимался контрабандной деятельностью, ходил в Польшу»'.
МИХЕЙЧИК (следчы).
3 ліста М. Сцерніна сакратару ЦК КП(б)Б П. Панамарэнку:
«Уменя на «конвейере» сменялись 3 следователя: Бондаренко, Михейчик и третий — фамилию не знаю»2.
МОЛЧАН Григорий Иванович* (н. ў 1912, у НКВД з 1937, оперупаўнаважаны).
МОРЕВ Иван Михайлович (следчы, катаваў на допытах падследных; у 1939 асуджаны ваенным трыбуналам войскаў НКВД БВА да 6 гадоў ППК).
3 ліста М. Сцерніна сакратару ЦК КП(б)Б П. Панамарэнку:
«Раз ты к нам попал (сказаў Мораў. — Л. М.), тебе сам Сталин не поможет»3.
«Мне пришлось стоять на 45 допросах с 7 июля по 13 августа [1938] включительно ежедневно, днем с 11 часов и до 6 часов вечера и ночью с 9 часов вечера до 6 часов утра, кроме пяти суток карцера и выходных дней. Меня подвергали все это время избиениям, пыткам и невероятным издевательствам с целью или добиться от меня ложных показаний по определенной Ермолаевым, Кунцевичем, Быховским и Вольфтрубом программе, или добиться моего физического уничтожения и отправки в сумасшедший дом.
...Когда я заявлял, что у меня двухсторонняя грыжа, которая может дать ущемление и смерть, следователь Морев заставлял делать приседания или бил сапогом в живот или пах и
1 НАРБ, ф. 4п, в. 21, с. 1702, л. 11-12.
2 Тамсама, с. 2547, л. 18.
3 Тамсама, л. 7.
обычно отвечал: «Чем скорее у тебя кишки из живота полезут, тем лучше. Меньше хлопот... Подохнешь, напишем акт: «Дело за смертью прекращено»...
Обливая меня водой и ставя специально на сквозняк, Морев после нескольких раз такого приема говорил: «Какой ты живучий! Другой недавно от воспаления легких подох...»'
«С 13 июля по 13 августа включительно я подвергался избиениям, пыткам и издевательствам на допросах следователя Морева. Начались [они] ночью 13 июля с того, что Морев свалил меня на пол ударами кулаков по голове, поднял ударами сапог в живот и под бедра, заплевал мне все лицо и глаза, снова свалил на пол кулаком по голове. Так продолжалось несколько раз. Избиение сопровождалось дикой руганью... похабщиной, которую невозможно передать...
После этого Морев стал применять ко мне, как он выражался, «секретный прием — мозги в потолок». Он заключается в том, что на шею набрасывается ремень и сильным ударом производится сотрясение головного мозга и мозжечка. После первого удара наступает сильнейшая головная боль. Вся голова буквально горит. После второго-третьего удара падаешь на пол в почти бессознательном состоянии Поднимал меня с пола Морев ударами сапог в живот и ребра и обливанием водой.
Прием «мозги в потолок» может довести до сумасшествия. Я неоднократно чувствовал, что действительно начинаю терять рассудок. Несомненно, что не один подследственный, обладающий более слабой психикой, выдержкой и силой воли, мог быть таким приемом доведен до сумасшествия.
Мне известен факт, как в августе 1938 г. член партии Крутелев с допроса у Морева после этого приема был унесен в бессознательном состоянии в камеру, отправлен оттуда в больницу и приведен в сознание лишь на следующий день, примерно через 20 часов...
С 13 июля по 13 августа и днем, и ночью на допросах у Морева я был вынужден стоять с согнутыми в коленях ногами и вытянутыми или вперед перед собой, или вверх над собой руками. Неоднократно я был вынужден делать по несколько сот раз подряд приседания. Когда я отказывался от приседаний и от стояния в таком положении, Морев избивал меня кулаками и сапогами до тех пор, пока я не становился в требуемое положение.
Меня били по спине, груди под ложечку и в живот, били сапогами всюду, куда могли ударить. Синяки и кровоподтеки на гру
’ НАРБ, ф. 4п, в. 21, с. 2547, л. 17.
ди, спине, ногах у меня видели все подследственные — 30 человек, находящиеся со мной в камере № 54 и № 2.
Систематически меня били головой об кирпичную стену, спиной (крестцом) об косяк с такой силой, что неоднократно вываливалась из стены штукатурка. Иногда после таких ударов от невыносимой боли в позвоночнике я не мог встать с пола даже после ударов сапогами и обливания водой.
Морев и другие систематически выкручивали у меня одну или обе руки сразу за спиной в плечевых суставах и в кисти и, выкручивая, спрашивали, буду ли я писать. От невыносимой боли я кричал, не мог даже ответить и только отрицательно качал головой. От этого приема примерно 2 недели руки висели, как плети, вдоль туловища, каждое движение причиняло боль. Еще и теперь — прошло больше года — я не могу часто без боли в плечевых суставах поднять и повернуть руки.
На каждом допросе следователь Морев каблуками сапог разбивал мне ноги. От этого ноги распухли, не влезали в ботинки, на последние допросы я ходил уже в одних больших носках. Ноги распухли, стали черными, большой палец на левой ноге не двигался свыше 2 месяцев. Приемом «вальса» ногти на обеих ногах были поломаны и содраны. На этих избитых, с содранными ногтями, распухших ногах я едва мог передвигаться и даже стоять. Несмотря на это Морев продолжал все время бить каблуками сапог по ногам.
При помощи неизвестного мне следователя (блондин, волосы зачесаны на бок, с лысиной) Морев применял следующие приемы: бросал меня на пол, загибал ноги к голове и так держал, а в это время этот следователь бил меня кожаным портфелем с металлическими застежками и ремнем с пряжкой.
Потом Морев и этот следователь брали меня каждый за ногу, поднимали с пола вниз головой и так били об пол.
Неоднократно Морев, когда этот следователь держал меня в таком положении (ноги загнуты к голове), вливал мне через нос воду из стакана. Это — невыносимое мучение. Кажется, что вода проникает в самый мозг. Задыхаешься, захлебываешься — кажется, что умираешь.
Кроме того, в таком положении мне неоднократно вливали в нос нашатырный спирт, который обжигал слизистую оболочку носа, рта и горла. От этого нос у меня распух, часто шла кровь, выделялись кровавые сгустки.
Не буду останавливаться на других приемах, как лежание часами ногами и спиной на остром ребре табуреток со свешенными к полу головой и ногами, удушение, когда руками давят до потери сознания горло, крики в уши через рупоры из бумаги и т. д.
Хуже всего было, когда Морев стал буквально часами подряд рвать у меня волосы на голове и бороде и потом колоть эти места булавками. От этого на лице, голове и шее образовались кровяные нарывы, из которых постоянно сочился гной с кровью. На голове и бороде образовались плешины, голые места. Каждое прикосновение стало невыносимо болезненным. Заметив это, следователь Морев перешел, главным образом, на этот прием. Подряд часами он рвал волосы из этих кровяных нарывов и колол булавками. Я и теперь не понимаю, как от этих невыносимых пыток я не сошел с ума.
Нач. 4-го отдела Ермолаев, следователь Быховский, зам. нач. Кунцевич заходили на допрос, когда Морев проделывал это, и видели кровавые нарывы на лице и шее. Я заявил Ермолаеву об этих избиениях и пытках, но Ермолаев быстро повернулся и вышел...
Для характеристики возмутительных издевательств приведу следующий факт: следователь Морев обхватывает меня сзади, прижимая руки к телу, другой следователь (Лебедев?) зажимает нос и, когда я вынужден, чтобы глотнуть воздух, открыть рот, харкает и плюет в рот.
Однажды следователь Морев до того остервенел, что, бросив меня на пол, стал бить и топтать меня ногами, пока я не потерял сознание.
На одном из «допросов» следователь Морев спросил адрес моей жены, записал его и на следующую ночь сказал: «Твоя жена арестована». Когда в это время из другого кабинета стали слышаться отчаянные вопли и крики избиваемой женщины, Морев говорит: «Послушай, как твою жену обрабатывают. Узнаешь голос жены?». Я начинаю прислушиваться и мне действительно кажется, что это кричит моя жена. Тогда Морев заявляет: «Пиши, что тебя завербовал Сурта. Напишешь — освободим жену. Не будешь писать, я при тебе буду ее бить, а лотом при тебе ее... (циничноеругательство)...
Крики и стоны избиваемых женщин во время допросов в тюрьме в июне августе 1938 г. я слышал неоднократно.
Однажды я слышал дикий крик женщины: «Подлец. Вы не смеете. Я жена моего мужа. Я не позволю...» — и потом глухие стоны (по-видимому, рот был заткнут тряпкой; это неоднократно делали со мной, чтобы во время избиений я не кричал).
Член партии Дункан', недавно освобожденная из Минской тюрьмы, говорила, что жену военного Розанову2 били по половым органам, что были и другие случаи подобных, даже худших
КНІГІ ОНЛАЙН
