Беларусь превыше всего! (О национальной беларуской идее) Анатоль Тарас

Беларусь превыше всего!

(О национальной беларуской идее)
Анатоль Тарас
Выдавец:
Памер: 240с.
Смаленск 2011
77.4 МБ
Результатом стало то, что Николай Рязановский определил как «расхождение путей» — именно так называлась его книга, в которой он исследовал раскол просвещенной России на два враждебных лагеря (7). С учетом остроты конфликта можно утверждать, что происходило формирование двух русских наций. Одна сохраняла приверженность самодержавию и официальной политике, вторая — выступала сторонницей конституционного строя, а позже и революции.
Этот внутрироссийский раскол значительно осложнился в результате исторической экспансии России на Запад. После разделов Речи Посполитой под властью царя оказались украинские земли западнее Днепра, вся территория современной Беларуси и большая часть Летувы. В 1815 году основные этнические польские территории тоже вошли в состав империи.
Возникновение «украинской идеи» в XIX веке начало подрывать «русское единство». Идея, согласно которой украинцы — подобно чехам или полякам — представляют собой отдельный народ и не уступают в этом смысле русским, в глазах последних 170
была тождественна идее развала России. Можно также предположить следующее: то, что России удалось сделать до эпохи национализма (имеется в виду интеграция «Малороссии», т.е. Левобережной Украины, в состав Московского царства в XVII веке), в XIX столетии повторить не удалось. Вторая волна территориальных приобретений, импорт «малороссов» и «белороссов» в Россию из ликвидированной Речи Посполитой поставили проблему переписывания истории, то есть создания новой схемы «русской истории», с целью обоснования общего «русского» этнического происхождения упомянутых народов.
Замечания относительно Украины полностью применимы и к Беларуси, единственным отличием может быть то, что русская общественность знала о существовании отдельной беларуской идентичности еще меньше, чем об украинской.
В этом месте целесообразно вспомнить также и Польшу, и ее роль в формировании Украины и Беларуси. С древних времен Польша имела самые тесные отношения с предками современных украинцев, беларусов и летувисов. Американский византинист и историк Восточной Европы (украинец по происхождению) Игорь Шевченко пишет, что «без Византии могло бы и не быть ни Украины, ни Беларуси..., с другой стороны, их могло бы также не быть без Польши...». Вплоть до начала Второй мировой войны Беларусь и Украина являлись зоной русско-польского противостояния.
3.	Русомарксизм
Вспомним еще один фактор, который стал преградой процессу формирования русской нации — марксизм. Во второй половине XIX века, еще до того, как проблемы развития русской нации были в достаточной степени осознаны обществом и конфликт между двумя подходами к пониманию природы нации (либеральным и самодержавным) был разрешен, значительная часть просвещенного общества подпала под влияние марксизма.
Марксизм вмешался во внутрироссийские споры об идентичности и исторической миссии и фактически создал «альтернативную» Россию — в виде революционного движения. Значительная часть русскоязычных россиян нерусского происхождения влилась в ряды этой антигосударственной, революционной 171
России. Вследствие чрезвычайной остроты противостояния между этими двумя «нациями» в России, в отличие от других стран Европы, не произошла национализация марксизма. Напомним, что даже в Австрии времен Габсбургов унитарная и централизированная социал-демократическая партия трансформировалась в федерацию национальных партийных организаций еще до 1900 года.
Если нерусские народы империи Романовых создавали свои собственные партии, то русские этого не сделали — никогда не было «русской» социал-демократической партии, построенной на этнической русской основе. Русские создали партию, для которой принципиальным в названии было слово «российская», ибо эта партия стремилась охватить своим влиянием всю территорию империи (кроме Польши и Финляндии) и всех подданных царя, независимо от их этнического происхождения.
В состав Российской социал-демократической рабочей партии вошло немало представителей нерусских народов. Эти «националы» боролись против царизма и его русификаторской политики, однако не превращались в сепаратистов или националистов, защищавших право своих этнических групп (и территорий) на обособление от империи. Напротив, они объединились с русскими и другими «националами» в революционном движении, для которого полем деятельности стала вся империя. Принадлежность этих людей к русской культуре и языку была следствием русификаторской политики царского правительства — таким образом он сам готовил своих оппонентов, переходивших в революционный лагерь. Альфред Дж. Райбер отметил:
«Влияние революционных доктрин российской интеллигенции (главным образом через посредничество российских университетов) на нерусские просвещенные элиты было одним из наиболее неожиданных последствий ассимиляторской политики... Ведущие деятели народничества и марксизма среди интеллигенции народов Прибалтики и Кавказа, евреев и финнов принадлежали к числу наиболее русифицированных представителей этих народов. ...В 1905 году самодержавие ощутило последствия этой ошибочной политики» (8).
По моему мнению, в данном случае возможен другой подход в анализе: революционное движение было частью процесса нациотворения, точнее, проявлением аномалий этого процесса. 172
Хотя ассимиляция осуществлялась успешно, ее последствия оказывались непредвиденными и прямо противоположными ожидаемым. Как отмечает Райбер, именно политика русификации способствовала возникновению национализма среди меньшинств:
«...Это была эра национального пробуждения финнов, балтийских народов, армян, евреев и татар-мусульман» (9).
Российский марксизм хорошо адаптировался к двум особым чертам российской действительности, превратив их в свои преимущества: первая — многоэтнический состав населения; вторая — несформированность самой большой этнической группы (русских) как нации.
Ленин без колебаний использовал упомянутые обстоятельства. Он откровенно признавал, что в условиях капитализма главным направлением развития общества является национальное государство. Капитализм без национального государства был невозможен. Вот мысль Ленина до 1917 года: «Во всем мире эпоха окончательной победы капитализма над феодализмом была связана с национальными движениями».
Тем не менее, Ленин не только не пропагандировал идею распада империи на отдельные национальные государства — наоборот, он выступал против сторонников этой идеи. Он не реорганизовал свою партию в «русскую» социал-демократию. Более того, отказывал другим народам в праве создавать собственные социал-демократические партии и сотрудничать с соотечественниками из немарксистского лагеря ради создания независимых Армении, Беларуси, Латвии, Украины и т.д. Вместо этого он настаивал на том, что в Российской империи все социалисты должны принадлежать к единой партии.
Ленин обосновывал свою позицию тем, что с точки зрения перспектив пролетарского дела в мировом масштабе наличие великих держав дает преимущество. В этом аспекте его «русомарксизм» был отзвуком «австромарксизма» империи Габсбургов. При том его партия не ставила себе целью интеграцию всех народов России в единую «русскую» нацию, пусть даже социалистическую. В эпоху национальных государств Ленин мечтал о «свободном союзе наций», преодолевших национальные границы.
Ленинские взгляды были диаметрально противоположны позиции его прежнего коллеги, а затем идеологического оппонента Петра Струве, эволюционировавшего от социализма Маркса к национализму Листа*. Обеспокоенный подъемом украинского национального движения, Струве предугадал возможность «раздвоения» (в случае с беларусами это было бы уже «утроение») российской нации. То, о чем Струве писал как о перспективе ближайших лет, вскоре воплотилось в реальные попытки украинцев и беларусов (по крайней мере, части их) обособиться от России в 1917—1920 годы.
Ленин трактовал проблему национального единства россиян иначе, чем Струве. В 1914 году он написал статью «О национальной гордости великороссов», в которой изложил теорию о наличии двух «великорусских» культур и наций. Одна из них — это нация декабристов и Чернышевского, вторая — нация Победоносцева и черносотенцев**.
4.	Советский эксперимент
В 1918-м году стало очевидно, что большевики не собираются выступать в роли строителей нации. Пролетариат не «утвердил себя как нация», вопреки прогнозам Маркса. Большевики провозгласили своей целью демонтаж российской нации в качестве первого шага к мировой революции. Соответственно возникла потребность максимально защитить наследие империи от национальных революций нерусских народов, включая те, где во главе стояли социалисты (например, в Грузии и Украине).
Но, поскольку большевистская революция не переросла в мировую, вопреки надеждам Ленина и Троцкого, Сталин выдвинул идею построения социализма в одной, отдельно взятой, стране. Как следствие, на определенном этапе появилась концепция «советского народа» — в дальнейшем она в значительной мере
* ФридрихЛист(1789-184б) — немецкий мыслитель. В противовес теории трудовой стоимости выдвинул теорию производительных сил, основой которых считал «умственный капитал» (достижения науки и технологии). Был также теоретиком германского национализма. — Прим. ред.
** Константин Победоносцев (1827-1907) — юрист. Преподавал законоведение и право будущим царям Александру III и Николаю II. В течение 25 лет (1880-1905) был обер-прокурором Синода. Автор трехтомного «Курса гражданского права» (1896 г.). По мнению большевиков, занимал крайне реакционные позиции в области просвещения и в национальном вопросе.
стала реальностью. Многим знатокам истории имперской России понятно, что идея «советского народа» фактически является переизданием концепции «официальной народности». Канонический советский вариант этой концепции включал в себя русский язык как язык высшей культуры и тщательно подобранный набор элементов русской культуры.
Во времена царизма даже та культура, что содержалась за государственный счет, не превратилась в слугу самодержавия, который бы беззастенчиво воспевал его ценности, — поэтому во многих произведениях русской литературы и искусства, унаследованных Советским Союзом, имелись элементы несоветской русской идентичности. Стремясь создать нечто вроде «русско-советской» культуры, власть получила вместо этого специфический коктейль, содержавший неусваиваемые элементы, которые в конце концов вызвали «отрицание» Россией «советизма».