Беларусь превыше всего!
(О национальной беларуской идее)
Анатоль Тарас
Выдавец:
Памер: 240с.
Смаленск 2011
Официальным установкам по отношению к нерусским народам тоже недоставало последовательности. С одной стороны, народы Советского Союза получили «территориально-политический статус» в виде республик, причем даже те, кто в тот момент пребывал на докапиталистической стадии развития. Формирование наций в России и в СССР существенно отличалось от процесса нациогенеза в Западной Европе. На Западе сначала сформировались территориально-государственные сообщества. В имперской России (и в Восточной Европе вообще) нации сформировались сначала как культурно-исторические сообщества и только после этого приобрели территориально-государственный статус.
С другой стороны, эти тенденции, напоминавшие гораздо более давний западный опыт «территориализации национальностей», совпали с выкорчевыванием традиционных национальных культур, которые в XIX веке сформировались как «буржуазные». Российский исследователь Липкин отмечает (1995 г.), что «сохранились и даже культивировались только этнографические, фольклорные уровни этих культур». На место национальных культур «пришли «пролетарская» культура «социалистического реализма»... и идеология марксизма-ленинизма» (10).
По Липкину, советская система стремилась законсервировать все нерусские народы СССР на уровне этнографических сообществ. Их лишали права превратиться в современные нации
в том смысле, в котором Гелнер и его последователи трактуют нации индустриального общества. Ленинско-сталинский вариант марксизма рассматривал нации только как этнокультурные сообщества, отвергая такой фундамент как современные политические и экономические структуры.
Липкин также дает интересную интерпретацию того, что произошло после смерти Сталина. После 1953 года, отмечает он, возник «общественный спрос» на возрождение национальных культур, сформировавшихся в XIX веке, — это стало следствием интенсивной урбанизации соответствующих народов. Поэтому в период относительной либерализации послесталинских десятилетий строители советских наций, стремясь урбанизовать, осовременить их, вернулись к историческим достижениям XIX века. Вдохновение и образцы они искали прежде всего на Западе.
Говоря о досоветском периоде, Липкин верно замечает, что в XIX веке Санкт-Петербург играл роль Парижа («столицы мира») для Украины, Беларуси, Прибалтики и Молдовы. Правда, это замечание справедливо только до определенной черты. Некоторые народы, ставшие советскими только во время либо после Второй мировой войны, пребывали в зоне определяющего влияния других столиц XIX века. Например, для западных украинцев таким центром была Вена, для прибалтов — Берлин. И мы не можем игнорировать роль польской культуры и польского национализма на большом пространстве западнее Днепра и южнее Двины, их влияния на формирование современных культур и наций украинцев, летувисов и беларусов. В период десталинизации эти традиционные «западные» соперники культурного господства имперских столиц (Петербурга и Москвы) восстановили свое влияние в европейских республиках СССР. Советский Союз в 1945 году значительно отличался от Советского Союза 1938 года — в его составе оказались страны Балтии и западноукраинские регионы, ранее входившие в состав Польши, Чехословакии и Румынии.
Созидая новую Украину в границах, о которых раньше могли только мечтать самые заядлые националисты, советская власть вычеркнула Польшу из списка исторических противников Украины и превратила ее в потенциального союзника. Одновременно, поставив Украину вне рамок польской истории и сформировав новую Польшу как этнически однородное государство, Ста176
лин создал предпосылки для демократизации польского национализма. После 1945 года полякам пришлось смириться с потерей своих восточных территорий и сосредоточиться на освоении пространства между Балтикой и Одрой — Нисой. При этом для определенной части поляков, не принадлежавших к сторонникам коммунизма, борьба за независимость Польши от Москвы была прямо связана с поддержкой национальных устремлений Украины, Беларуси и Летувы.
После 1953 года события в советском блоке в Европе и в мировом коммунистическом движении не только превратились в составную часть Великой Битвы двух мировых социально-политических систем, но и в значительной мере стали фактором внутренней жизни в СССР. Не следует рассматривать 1991 год в СССР без обращения к событиям 1956 года в Польше и Венгрии, «пражской весны» 1968 года, Гданьска и «Солидарности» 80-го — такой подход был бы весьма ограниченным. Андреас Капелер верно подметил, что польское национальное движение сыграло чрезвычайно важную роль в подрыве основ Российской империи в XIX веке и советской империи в XX столетии (11).
Укоренение идеи «официальной народности» советского образца после 1953—56 годов происходило не только в новой международной ситуации, но и в условиях возобновления противоположной тенденции — формирования современных наций. Возникновению этой тенденции способствовало то обстоятельство, что советская власть сохранила за республиками некоторые формальные черты государственности. Наличие этих символических атрибутов (в частности, территориально-административных) в значительной мере облегчило распад СССР в 1991 году.
Понятно, что Советский Союз распался не только потому, что на момент создания суверенных сообществ, которые хотели превратиться в национальные государства, они имели свои административные границы. Не менее важным было то обстоятельство, что Москва и Ленинград утратили свою роль и статус центров мировой цивилизации. Не только народы СССР, но и сами русские искали ответы на свои вопросы на Западе. Советский Проект как альтернативный вариант мировой цивилизации проиграл Великую Битву с капиталистическим Западом. Первыми это осознали восточные европейцы, затем пони177
мание этого факта пришло и к народам СССР — роль авангарда здесь сыграли прибалты, а в Украине — западные украинцы.
Таким образом, во второй половине XX века набирали обороты процессы, похожие на те, что происходили в России в XIX веке. Отличие заключалось в том, что на этот раз нерусские народы и национально сознательные русские противопоставляли себя марксизму-ленинизму, советской общественной системе и территориально-политическому строю, который они считали имперским. Именно этот нонконформизм создал широкие интеллектуальные, исторические и психологические условия для того взрыва, который произошел в 1991 году.
5. Нации и национализм в послекоммунистический период
Что нового о национализме мы можем узнать, рассматривая опыт борьбы между ним и коммунизмом после 1917 года?
В книге «Нации и национализм» Гелнер писал:
«Национализм не является тем, чем он нам кажется, но он также не является тем, чем он считает себя сам. /.../ Национализм принципиально склонен к обману или самообману. Дело в том, что национализм является по существу масштабным введением высокой культуры в обществе, где более низкие культуры издавна господствовали в жизни большинства, а в определенной мере — и всего населения...
Это создание анонимного, деперсонифицированного /обезличенного — Ред./ общества, которое складывается из самодостаточных индивидов, способных заменять друг друга, объединенных главным образом общей культурой... /Это общество возникает/ на месте предыдущей сложной системы локальных сообществ и фольклорных культур, которые систематически самовозобновлялись на локальном уровне силами этих микросообшеств. Вот что происходит на самом деле. Однако это — полная противоположность тому, что утверждают националисты и во что они так пылко верят» (12).
Нет нужды спорить с Гелнером. Некоторые националисты излагали свои взгляды вполне понятно, их можно назвать представителями «научного национализма» в противоположность национализму «утопическому». Из первых следовало бы напомнить Фридриха Листа, его последователями в России были Сергей Витте и Пётр Струве. Но замечания Гелнера о том, что 178
риторика национализма значительно отличается от его практики, заслуживают более широкого комментария с учетом того, что мы знаем о национализме в посткоммунистическую эру.
Кенетт Майног и Берилл Уильямс, формулируя собственную концепцию, высказали мысль, созвучную аргументам Гелнера. Они утверждают:
«Национализм как идеология является не менее универсалистским (общечеловеческим), чем коммунизм... Обе доктрины (подобно любой другой идеологии) представляют собой комбинацию общего и особенного» (13).
Постсоветские российские авторы, выясняя причины коллапса Советского Союза, приходят к аналогичному выводу об «универсалистской (общечеловеческой) компоненте национализма. Они утверждают, что антикоммунистические национальные движения, возглавляемые прозападными элитами, были наиболее сильны в европейских республиках СССР (Эстонии, Латвии, Литве, в западных регионах Украины), а центром русского прозападного национализма была Москва. Эти противники коммунизма отказывались от «советской цивилизации» в пользу западных (так называемых «общечеловеческих») ценностей и западной цивилизации.
Противостояние коммунизма и национализма на уровне общественной практики (а не только на уровне теоретико-философских споров) не только рельефно выявило «всечеловечность» последнего, но и продемонстрировало слабые черты советского коммунизма, которые до того времени старательно скрывались. Их противостояние стало полномасштабным лишь после 1945 года, когда коммунистические режимы российского образца были навязаны странам намного более развитым в плане современной национальной державности, чем Россия и другие советские республики. Оно приобрело глобальный характер в виде Сражения двух мировых систем. В этом сражении советская модель модернизации проиграла, и коммунизм стали рассматривать (в том числе и в СССР) как «неудачную форму модернизации».
Обращаясь к теме «этнофикации» народов в советские времена, мы видим, насколько односторонним было коммунистическое видение национализма. Современный национализм говорит на языке партикуляризма, но практикует универсализм: он дей-
ствует в соответствии с общечеловеческими ценностями и стандартами, он берет пример с самых передовых. Теперь несложно заметить, что сила национальных движений в Советском Союзе заключалась в их двойственной сути: то, что извне казалось этническим обособлением и даже изоляционизмом от Москвы, на самом деле было стремлением присоединиться ко всему миру, но не через посредничество Москвы, а самостоятельно.
КНІГІ ОНЛАЙН
