Беларусь превыше всего!
(О национальной беларуской идее)
Анатоль Тарас
Выдавец:
Памер: 240с.
Смаленск 2011
Национализм направлен на подрыв и ликвидацию империй. Национализм — это прорыв за границы империй. Национализм не только подрывает империи интеллектуально, отстаивая идею национального существования в мировом контексте: от имени общечеловеческих принципов он исповедует принцип самоопределения сообществ, подчиненных империям. Признания этой «универсально-подрывной» роли национализма явно недостает анализу столкновения цивилизаций в посткоммунистическом мире Сэмюэля Хантингтона.
Таким образом, возникновение национальных государств на постсоветском пространстве значительно облегчило доступ народов СССР к участию в делах человечества по сравнению со временами «интернациональной» советской империи. Анализируя причины распада СССР в исторической ретроспективе, мы должны признать полностью верным тезис Эрика Гобсбаума — «самый простой способ понять взрыв сепаратизма в 1988— 1992 годы — это воспринимать его как последствие незаконченного дела 1918-1921 годов». Можно согласиться с ним в том, что «некоторые из взрывных проблем 1988—1992 годов были созданы в 1918—1921 годы» (14).
Однако не следует забывать и то, что современная ситуация формировалась также под влиянием новых факторов, в частности, взаимодействия коммунизма и национализма в период между 1917 и 1991 годами.
С одной стороны, существует государство, которое называют Российской Федерацией, — оно презентует себя как многонациональное государство. В этом плане мы видим решительный разрыв с историей России как империи, основанной на внеэтничных принципах. С другой — в России продолжаются споры об идентичности русских: как соединить их самовосприятие в качестве этнического сообщества («русский народ») с идеей россий180
ской политической нации («российский народ» или «народ России»)?
Некоторые из тех, кто отвергает любую форму политического или правового определения русской нации, настаивают на том, что западные идеи и институты принципиально несовместимы с Россией. Например, Владимир Махнач утверждает:
«Концепция, согласно которой нация — это сообщество граждан государства, существует только на Западе. В России, всей Азии, Африке нация — это этнос и только этнос... Никогда не будет нации «Индия» или нации «Россия».
Для Махнача (и других русских националистов) Украина и Беларусь являются частями России, а украинцы и беларусы являются «русскими», как и великороссы.
Хотя постсоветская Россия и считает себя демократической страной, построенной на принципах, формально похожих на западные демократии, есть немало людей, требующих возврата к известной триаде «православие, самодержавие, народность». Поэтому нет ничего странного в том, что западные специалисты высказывают по отношению к России 1990-х годов суждения, вполне применимые к России 1890-х.
Независимой Украине удалось избежать этнических и религиозных конфликтов, она не стала «второй Югославией», как в начале 1990-х годов предрекали некоторые аналитики. Но, подобно России, Украина тоже столкнулась с проблемой определения собственной идентичности как страна и как нация. Понятие «народ Украины» в Конституции 1996 года охватывает всех граждан государства, однако некоторые из их настаивают на том, что «настоящими украинцами» являются лишь те, кто считает родным языком украинский (и пользуется им в повседневной жизни), и определяют себя украинцами «по национальности», то есть по этническому происхождению.
Интересно то, что этническо-языковое определение нации поддерживают противоположные политические группировки, с одной стороны — украинские националисты из западных регионов, с другой — русские националисты, которые жаждут превратить Украину в двухнациональное украинско-русское государство (о крымских татарах, для которых территория современ-
ной Украины тоже является Отечеством, в этих спорах обычно забывают).
Понятно, что внутренние проблемы Украины неотделимы от такого внешнего фактора, как отношения с Россией. До сих пор идут дискуссии о том, должны ли украинцы снова сближаться с Россией, образуя нечто вроде евразийского сообщества, или же двигаться в обратном направлении и искать сближения с другим традиционно не менее важным для них государством — Польшей, а через нее — с Европой. Отношения с Украиной остаются чрезвычайно важными также и для России.
Если независимые Украина и Россия пытаются определиться насчет своего будущего, отвергая, каждая по-своему, советское прошлое, то Беларусь движется в противоположном направлении. Президент Лукашенко является сторонником нового «советского» государства. Он совсем не стремится превращать Беларусь в провинцию России с губернатором в Минске: он хочет, чтобы Россия, Беларусь и другие создали какое-то большое сообщество, выгодное всем членам. Но его неосоветские стремления встречают сопротивление беларуского национального движения, желающего превратить Беларусь в форме независимой демократической республики в часть Европы.
Поэтому в Беларуси борются не столько две концепции беларуской национальной государственности, сколько две национальные идентичности — одна беларуская, другая — «советская». При этом последняя, хотя и исповедует русскоязычность, явно не относится к русскому национализму. Кто из них победит — зависит не только от поведения населения этой страны, но в значительной мере и от внешних факторов. Международные отношения и мировое сообщество с его всеобщими стандартами играют очень важную роль в формировании национальных идентичностей. Этнический фактор влияет на внешнюю политику — но нельзя не заметить и обратной связи.
Есть ли смысл употреблять понятие «советская национальная идентичность», как я это сделал в связи с Беларусью? Очевидно, да, — но до определенной степени. Советский Союз должен был сначала исчезнуть с карты мира, чтобы мир убедился в том, насколько он продвинулся в формировании «советского народа». Теперь мы видим, что определенные категории населения бывшего СССР на самом деле принадлежат к этой аморфной массе. 182
Но является ли этот «советский народ» русскоязычным? Социологические исследования показывают, что значительное число жителей Восточной Украины, независимо от пометки «русский» или «украинец» в паспорте, считают себя прежде всего «советскими» (вторым важным признаком они называют региональную принадлежность). Советская идентичность сохраняется преимущественно среди населения «красного пояса» бывшего СССР, и приверженность этих людей советским ценностям искушает назвать их луддитами посткоммунистической эры*.
Возникает вопрос: почему этот «советский народ» не поднялся на борьбу за советскую систему тогда, когда коммунисты еще были у власти? Один из возможных ответов таков: «советский народ» по определению был таким сообществом, которое ничего не делало самостоятельно, во всем им руководила партия. Когда эта партия раскололась изнутри, а ее лидеры утратили влияние, не нашлось других организаций (например, профсоюзов, молодежных организаций), которые бы защитили систему. Еще один фактор — поддержка антисоветских альтернатив со стороны части коммунистов.
Впрочем, и в Украине, и в Беларуси в результате того, что они до сих пор не определили ясно свое понимание нации, все еще существует достаточно большая «переходная» прослойка, которая колеблется в выборе своей национальной или этнической самоидентификации. Стандартное поведение представителей этой прослойки — быть советским человеком утром, русским днем, украинцем или беларусом вечером (последовательность может меняться).
На этом этапе невозможно предугадать, ограничатся ли они какой-нибудь одной, конкретной формой национальной идентичности (русской, украинской или беларуской), или же возникнут какие-то новые регионально-идеологические формы самоидентификации (нечто вроде «донбасской национальности» с советскими политическими и культурными идеалами). Коммунизм оставил после себя значительное социально-психологическое наследие, пережившее его политическую и институциональную смерть.
* Луддиты (от фамилии подмастерья Неда Лудда) — участники стихийных выступлений против промышленного прогресса в Великобритании конца XVIII века. — Прим. ред.
6. Выводы
Эрнест Гелнер оценивал последствия падения коммунизма глубоко пессимистично:
«Я обеспокоен распадом Советского Союза не потому, что был сторонником идеологии, которая создала его, — наоборот, я всегда ее отвергал, — я исхожу из более абстрактных сображений, которые касаются принципа континуальности и последствий его нарушения.
У русских есть печальная поговорка об их исторической роли в Европе: их роль заключается в том, чтобы показывать другим, как не надо что-то делать. Современная ситуация, к сожалению, дает им шанс еще раз подтвердить эту поговорку. Способ, которым происходит демонтаж приобретений Российской Революции, может привести к катастрофе не менее масштабной, чем сама Революция» (15).
Я пытался показать, что демонтаж наследия Российской революции все же менее разрушителен, чем сама эта революция. Неожиданно мирный (в сравнении с мировым опытом) переход от Советского Союза к независимым государствам России, Украины, Беларуси и других бывших союзных республик происходил под лозунгами национализма. Именно он объединяет современность не только с советской эпохой, но и с историей до 1917 года.
Источники цитат и ссылок
1. Gellner Е. Return of a Native / / Political Quarterly. 1996, vol. 67, № 1, p. 12.
2. Nodia G. Nationalism and Democracy // Nationalism, Ethnic Conflict and Democracy. Baltimore, 1994, p. 19-20.
3. Beissinger M.R. How Nationalisms Spread: Eastern Europe Amist the Tides and Cycles of Nationalist Contention / / Social Research, 1996, vol. 63, № l,p. 115.
4. Petro N.N. The Rebirth of Russian Democracy: An Interpretation of Political Culture. Cambridge and London, 1995, p. 119.
5. Smith A.D. Memory and modernity: reflections on Ernest Gellner’s theory of nationalism // Nations and Nationalism. 1996. Vol. 2. № 3, p. 377.
6. Pipes R. Introduction: the nationality problem // Handbook of Major Soviet Nationalities. New York, 1975, p. 1—5.
7. Riasanovsky N.V. A Parting of Ways: Government and the Educated Public in Russia, 1801-1855. Oxford, 1976.
КНІГІ ОНЛАЙН
