КНІГІ ОНЛАЙН
Пошук сярод кніг, што прайшлі індэксацыю гуглам. Некаторыя кнігі гугл не знаходзіць
Дворчанин не пытался обнаружить протестантскую идею в самой сути скорининских текстов, как, впрочем, и другие исследователи до и после него. Такая попытка сделана нами [116]. Скорина впервые в восточнославянской мысли поставил проблему индивидуальной интерпретации Священного Писания, опираясь при этом не только на опыт ренессансной экзегетики, но и на богословско-философские традиции восточной патристики, византийских авторов, произведения Псевдо-Дионисия Ареопагита и др. В частности, Псевдо-Дионисий учил о двух видах информации: тайном и явном. Первый вид — непонятийный, символический, содержащий истину высшего, божественного порядка, а поэтому и мало доступную рядовому верующему; второй вид информации — логический, философский, в котором заключена истина более низкого порядка, но общедоступная. Эта идея затем стала общим местом в религиозной культуре Византии, а оттуда перешла в восточнославянскую религиозно-философскую мысль. В соответствии с данной религиозно-философской традицией Скорина полагал, что библейская мудрость проявляется двояко: эзотерически, т. е. в форме, доступной лишь для избранных, богословов и интеллектуалов, и экзотерически, т. е. в массовидной, общедоступной форме [136, с. 62]. Эзотерические тексты Священного Писания сверхразумны, они в основном должны являться предметом веры. К этим текстам мыслитель относил те, в которых трактовались религиозно-метафизические проблемы — книги Бытия, книги пророка Иезекииля и др. Те же книги, в которых освещались вопросы практической морали, истории, жизни Христа и апостолов, — Скорина считал вполне доступными простому человеку и настоятельно рекомендовал их читать. Тем самым Скорина попытался обосновать право широкого, демократического читателя на свободное изучение Библии, утверждая по сути дела реформационно-гуманистический принцип личностного отношения человека к вере, предельно ограничивая интерпретаторско-посредническую функцию господствующей церкви, патриархов, папы, епископов, ученых-богословов и др. [105, с. 278—283]. Именно здесь начало восточноевропейской Реформации, родившейся (перефрази руя известные слова К. Маркса, сказанные о Лютере) «в мозгу» у сына полоцкого купца. Выражением реформационно-гуманистической тенденции является преимущественно мирская, светская ориентация человеческой деятельности, присутствующая в скорининских комментариях. Белорусский гуманист нацеливает человека не только на нравственное самоусовершенствование, но и на миропознание, служение общему благу, родине, народу. Библия рассматривается им не только как великое боговдохновенное произведение, но и как наставление практической морали, нравственной философии, пособие для изучения «семи свободных наук» — грамматики, логики, риторики, музыки, арифметики, геометрии, астрономии. Как впоследствии и у протестантов, в мировоззренческой структуре Скорины большую роль играют духовно-практические, ценностные формы освоения реальности, категории морального сознания — благо, любовь, справедливость, мудрость, общественная польза, милосердие, смирение и т. п. Провозглашая право индивида на относительно независимое истолкование библейских текстов, Скорина тем самым утверждал принцип духовной свободы, по сути обосновывал — хотел он того или нет — идею о возможности достижения морального совершенства без церковного освящения, при помощи индивидуальной экзегезы, самостоятельного изучения Библии и личностных усилий. Именно подобного рода идеи усмотрели в скорининской Библии не принявшие ее Курбский и Селява, и именно благодаря этим идеям Священное Писание Скорины было так популярно у белорусских купцов и ремесленников, о чем свидетельствуют исследования Г. Я. Голенченко. С гуманистически-реформационной идеей связаны скорининский активизм, деятельно-практическое отношение к действительности, национально-патриотическое самосознание мыслителя, что выразилось в его переводческой и книгоиздательской деятельности, обращение к родному языку. Свойственные Скорине демократизм, просветительство, ориентация не на интеллектуальную элиту, а на «люд просты, посполитый» — характерные черты религиозного реформаторства. И все же было бы ошибочным трактовать этическое учение Скорины как исключительно реформационное. Протестантская идея в нем присутствует неявно, скрыто, неопределенно (судя по акростихам и гравюрам скорининских изданий, мыслитель любил интеллектуально интриговать читателя), наряду с идеей традиционной, православно-христианской. Поэтому его этика в какой-то степени представляет эклектическое духовное образование, которое нельзя подвести ни под христианский традиционализм, ни под классический ренессансный гуманизм, ни под протестантизм лютеровского, цвинглианского или кальвинистского толка. Мы подтверждаем сделанный ранее нами вывод о христианско-гуманистическом характере этики белорусского мыслителя [112, с. 66; 116, с. 116—117]. Основная этически-метафизическая проблема, которую пытается решить Скорина — это проблема Бога, человека и общества*. В рамках этой проблемы Скорина ставит и решает вопросы смысла жизни, человеческой духовности, достоинства, происхождения моральных понятий, духовно-нравственной свободы, общего и индивидуального блага, а также гражданского и национального самосознания. Скорина обосновывает необходимость постоянного диалога человека с Богом через посредство Библии. Именно в Священном Писании он находит религиозный, этический, эстетический и политический идеал, парадигму духовности и практического поведения человека, справедливого общественного устройства. В то же время Скорина утверждает самодостаточность земного человеческого существования, в связи с чем его этика ориентирована преимущественно на посюстороннюю, реальную жизнь человека, на служение «пожитку посполитому», на постоянное духовное — религиозно-нравственное, интеллектуально-гражданское — совершенствование. Этот сюжет, в По мнению В.М.Конона, основная оппозиция этики Скорины — «добро — зло». И это правильно, ибо это глобальная оппозиция христианской этики в целом. Мы же концентрируем внимание на более конкретных проявлениях этического скорининского мировоззрения (см.: Конан Ул. М. Эстэтычныя І этычныя погляди Францыска Скарыны // Скарына і яго эпоха. Мн., 1990. С. 356). частности, разрабатывается белорусским мыслителем в предисловиях к «Притчам Соломоновым», «Премудрости Иисуса, сына Сирахова», «Екклезиасту», «Во всю Библию» и др. В целом идеальной для Скорины является библейскохристианская этическая концепция, правда, в том виде, как он ее представляет себе, интерпретируя библейские тексты. Однако же в моральном сознании и учении Скорины присутствуют, на наш взгляд, элементы этического плюрализма, известной терпимости к иному образу жизни и иным представлениям о благе и счастье. Так, в предисловии к «Екклезиасту» он отмечает, что «в розмаитых речах люди на свете покладають мысли и кохания своя: едины в царствах и познании, друзии в богатстве и в скарбох, инии в мудрости и в науце, а инии в здравии, в красоте и в крепости телесной, а неции в роскошном ядении и питии и в любодеянии ... А тако единый каждый человек имать некоторую речь пред собою, в ней же ся наболей кохает и о ней мыслит» [137, с. 26]. Явное влияние Ренессанса проявляется в той модели духовности, которая выдвигается Скориной в качестве идеала. Это не только христиански-религиозная и нравственная личность, но и личность высокоинтеллектуальная, питающая большую любовь к знанию, науке, культуре в целом. «Таковый убо был милосник наукы и мудрости, — пишет Скорина о Птолемее Филадельфе, — иже болей избрал оставити в науце и в книгах вечную славу и паметь свою, нежели во тленных великих царских сокровищах» [137, с. 24J. Чтобы лучше уяснить, что стоит за этими скорининскими словами, напомним, что Птолемей II Филадельф (283—346 гг. до н. э.), египетский царь, превратил свою столицу Александрию в крупнейший торгово-ремесленный и культурный центр. При его дворе жили многие известные греческие ученые, философы и поэты. При нем достигла своей славы знаменитая Александрийская библиотека, насчитывающая свыше 40 тысяч манускриптов, которую, кстати, Скорина упоминает в одном из своих предисловий. Пытаясь выяснить происхождение моральных понятий, Скорина приходит к выводу, что «людское естество двояким законом бываеть справовано от господа Бога, то есть, прироженым, а написаным». Пальму первенства мыслитель отдает «прирожоному», естественному нравственному закону: «прежде всех законов или прав писаных закон прироженый всем людем от господа Бога дан ест и весь во едином словеси скончеваеться: «Возлюбиши ближнего своего, яко сам себе» [137, с. 62]. «От зачала убо веков, — продолжает мыслитель, — егда сотворил Бог первого человека, написал ест закон сей в серци его» [137, с. 62]. Основной постулат естественного нравственного закона Скорина формулирует в соответствии с Евангелием от Матфея [7, 12]: «То чинити иным всем, что самому любо ест от иных всех, и того не чинити иным, чего сам не хащеши от иных имети» [137, с. 62]. Как видим, согласно Скорине, существующие человеческие нормы нравственности основаны на этом чрезвычайно простом, понятном и в то же время гениальном божественном моральном законе. Белорусский мыслитель, исходя из Библии, стремился вывести некий универсальный, общечеловеческий принцип, приемлемый для всех без исключения людей, к какой бы конфессии они ни принадлежали и какое бы социальное положение они ни занимали. Эта интенция есть по сути дела отражение многовекового поиска мировой философско-этической мысли от Конфуция до Канта, стремившейся — не безуспешно — найти категорический императив морального поведения человека, принцип, регулирующий данную ему Богом нравственную свободу. Так, на вопрос своего ученика: «Можно ли одним предложением выразить правило, которому необходимо следовать всю жизнь?» Конфуций отвечал: «Можно. Чего не желаешь себе, того не делай другим» [4, с. 139]. В скорининских рассуждениях по поводу ветхозаветных и новозаветных текстов присутствует не только попытка христианско-гуманистического, но и реформационного истолкования Священного Писания: в основе религиозности человека должны лежать не внешние, а внутренние факторы — свобода, искренняя нравственная убежденность, самодостаточная для праведной земной жизни, спасения. Человек прежде всего нравственное существо, а затем уже существо познающее и действующее. Подобного рода коллизия, как