КНІГІ ОНЛАЙН
Пошук сярод кніг, што прайшлі індэксацыю гуглам. Некаторыя кнігі гугл не знаходзіць
Характерной особенностью второго предисловия является ставка на индивидуальную религиозность, лично стную моральную и интеллектуальную активность. Каждый человек прежде всего должен сам постичь суть Божьего Слова и научить ему своих детей. Авторы призывают «всех благоверных христиан языка руского», т. е. всех белорусов, чтобы они «слова Божіе обема, яко мовять, руками приняли, держали, по ему жили и иных к нему приводили» [60, предисловие]. Что касается «Катехизиса», то, по их мнению, он должен быть не только наставлением в вере, но и школьным учебником, пособием для обучения и воспитания детей. «Чого бы ся и сами учили, и деток своих научали», — подытоживает авторская троица. «Катехісісь для деток хрістйаньскйх езыка руского» ориентирован религиозно-этически и персоналистски. На «пытанье» «што есть ты» дается «отказ» (ответ): «человек есмъ сотверенье Божие, разумное, Богом по образу его сотворенное». На «пытанье» — «которое веры еси ты» следует «отказ» — «христианьское веры» и дальше идет пояснение: «потому яко в Христа верую». Именно вера предопределяет религиозность человека, а стержнем индивидуальной веры является не догматика, не обрядовость, а этика, нравственные предписания, содержащиеся в Божественном откровении. На «пытанье» «што винен умети христианин» следует «отказ», не вызывающий сомнения в нравственно-этической ориентации новой, протестантской религиозности: «Чотыри речи умети и водле того жити мает. Первая — закон, албо заповеди. Другая — вызнанье веры. Третья — молится господу. Четвертая — тайны Христовы» [60, л. 1—2 об.]. Таким образом, на первое место авторы «Катехизиса» ставят «закон, албо заповеди», т. е. этику, которая, по их мнению, учит человека отличать добро от зла и делать правильный нравственный выбор в соответствии с истинным учением Христа: «Пытанье: для чого господь Бог дал закон, или заповеди свои? Отказ: абы каждый ведал, што есть грех, а што доброе дело» [60, л. 3 об.]. Авторы напоминают, что Божьи заповеди сводятся к двум фундаментальным обязанностям человека: обязанности перед Богом и обязанности перед человеком («што есьмо Богу, а што ближнему повинни»). Первая заповедь первой группы, как известно, требует почитать только одного Бога («не будешь мети богов чужих предо мною»). Тот, кто хочет уяснить смысл этой заповеди, должен «четыре речи паметовати»: что Бог разрешает, что Бог запрещает, как Бог наказывает и как Бог поощряет. Авторы предлагают белорусскому читателю краткий аналитический обзор нарушений данной этической заповеди. Этот обзор чрезвычайно важен, ибо он рисует реальную картину состояния нравственности белорусского феодального общества середины XVI в. Так, Будный и его товарищи пишут о людях, которые, «опустивши Бога, на иншие ся речи надевають и тако собе многие боги на сердцах своих чинять. Бо у чом кто надежу маеть, тое бог его есть. Яко ест ли кто надеваеться на маетности, вже ее собе на месте божим поставил» [60, л. Е.]. Короче говоря, авторы констатируют явление, которое на современном языке мы называем падением духовности, доминированием материально-прагматических интересов. Далее обращает на себя внимание рисуемая авторами религиозно-этическая картина общества, отличающаяся плюралистической пестротой. Так, среди нарушителей первой заповеди оказываются «нечестивые епикуреи, то ест оные, который не верують абы Бог был або бы нами опекал». По мнению Будного и его единомышленников, безбожие — главная этическая опасность («много ест грехов напротиву тому первому слову, але наболей тые, которые соуть напротив веры и страха божиего» [60, л. 3]). Это — весьма важная констатация, свидетельствующая о масштабе распространения в белорусском обществе идей эпикурейской этики. Второе весьма распространенное «зло», по мнению авторов «Катехизиса», — язычество, или идолопоклонство, которое склонно к обожествлению людей: «Другой грех идолослужителей, то есть которым або много Богов быти верують, або створению яко Створителю слоужать, яко у старых еллин, который людей славных по смерти за бога мели, и оных молили». Характерно, что в идолопоклонстве авторы «Катехизиса» обвиняют и католиков, и православных, исповедующих культ святых: «Теперь у том же блуде суть, который ся святым вже усопшим молять» [60, л. 3 об.]. Анализируя религиозно-этическое состояние белорусского общества XVI в., авторы не могли обойти двух существующих вероисповеданий — иудаизма и ислама, а также ереси. «Трети грех есть жидов и всих бусоурман, и не так его исповедають, яко он сам велел, але яко они собе бы мышлили. Тое ж разумей об еретиках» [60, л. 3 об.]. Далее авторы говорят о существовании в Беларуси так называемой «народной религии», ведущей свое начало с языческих времен, — чародействе, знахарстве: «Четвертый грех волхвов. То есть чародейников, который бесом верують» [60, л. 3 об.]. Будный и его соавторы обличают «оных, который Бога к певным местом якобы привязують, домнемаючы абы ... на одном месте выслухал, нежели на другом ... Леч против тому мнеманью пророк Исаия пишеть, поведаючы, же Бог везде заровно человека который ся кает слышит» [60, л. S 3 об.]. В данном случае, утверждается протестантская идея оправдания верой, а не церковью, поскольку, по мнению авторов, верующий христианин может беседовать с Богом везде, а не только в церкви. Божий храм — в душе каждого, и между священником и мирянином нет существенного различия. Следующий моральный порок, связанный с данной заповедью, также трактуется в протестантском духе. Это неискренняя вера, или лицемерие. Обличается показная религиозность, пристрастие к плотскому, материальному («теж, который болей богатства и телесные сласти любять нежели Бога, а предся, пред людми оказуются побожными» [60, л. 3]). В таком же реформационном духе интерпретируются и остальные заповеди. Заслуживает внимания постановка вопроса о наказании за безнравственные поступки. По мнению Несвижских авторов, наказывает Бог, а не церковь. У церкви, таким образом, изымается карательная функция, которой она, как известно, широко пользовалась. Тем самым, вопервых, утверждается терпимость к религиозному разноверию, а право привлечения к ответственности за уголовные преступления — отдается исключительно светской власти. Что касается Божьего воздаяния «тем, который тое заповеди остерегають», т. е. соблюдают, то здесь, по мне нию Будного и его соавторов, «двоя маеть быти заплата, одна вечная, а другая дочасная», т. е. земная, посюсторонняя. В этой жизни человек и его деятельность находятся под неусыпной опекой Бога, который «милосердие чинить ... над нами», «нам грехи отпущаеть, а из грешных праведными чинить, абы есмо достойны вечного живота были» [60, с. Q], Таким образом, земное, «дочасное» воздаяние выражается в покровительстве со стороны Бога человеческой деятельности при минимальных условиях, которые ставит Бог перед человеком — вера и соблюдение элементарных моральных заповедей, правил человеческого общежития. Это также новая, протестантская, по сути дела гуманистическая, постановка вопроса, стимулирующая индивидуальную духовно-нравственную, хозяйственную и общественную активность человека, делающая его лично ответственным за свою судьбу. Вторая заповедь — «не учини собе образа, ани всякого уподобия» содержит не только этический, но и эстетический смысл. Во-первых, она направлена против свойственного человеку поклонения ложным авторитетам, обожествления случайных и, как потом оказывается, недостойных человеческих кумиров, на которых люди неоднократно «обжигались» на протяжении своей многотысячелетней истории. Во-вторых, она направлена не только против языческого многобожия, но и против многоступенчатой церковной иерархии, утверждая в качестве единственного духовного авторитета — Бога. Причем в комментариях на эту заповедь авторы «Катехизиса» призывают белорусское «поспольство» сохранять чувство меры в богопочитании, не столько воздавать ему внешние почести, сколько держать его в своем сердце, исповедуя дух его учения. В этом протестанты наследуют византийским иконоборцам. «Не только ложным богом образы Бог чинити заказуеть, але и собе, и ангелом и людем пак святым», — утверждают Несвижские авторы, — ... Бог, сотворивший мир и вся еже в нем, ни в рукотворных храмах живет, ни от рук человеческих угожения не приемлет ... Той есть единый образ Божий, которому ся кланети маем, духом и истиною» [60, Б 1 об.]. При этом Будный и его единомышленники ссылаются на Иоанна Дамаскина, Евсе вия Кесарийского и других византийских церковных авторитетов. Авторы Несвижского «Катехизиса» опровергают мнение своих оппонентов, утверждающих, что евангелист Лука «был иконописец», «иконы пречистой Богородицы писал». По их мнению, «тое на святого Луку безвинне зложили иконопоклоницы, абы так свой блуд укрепили. Леч напротиву им о Луце Апостол стоит, поведаючи иж врач быд, то есть лекарь, а не иконописец» [60, с. П об.]. (Кстати, Скорина также полагал, что Лука был лекарем). Будный и его соавторы советуют, к сожалению, «власть предержащим» насильственными мерами препятствовать иконопочитанию: «Абы цари, князи и иные преложеныи ведали, иже тое на их уряд залежить, абы всякие балваны и ложные службы губили и выкореняли. Таковых абы теперь по всех руских землях вельми пильная потреба, где ся идол и розличных балванов вже от колька сот лет так намножило, иже за ними и Бога люд посполитый забыл» [60, л. Si], Увы, здесь они демонстрируют ту же нетерпимость, которую по отношению к ним практиковали их конфессиональные конкуренты. По поводу третьего Божьего «приказанья», т. е. заповеди («Не возмеш имени Господа Бога твоего вотще, або напрасно»), Несвижские реформаторы замечают, что оно предполагает «абы есмо под заслоною имени Божиего нашое славы, пожитку и инных таковых речей не искали. А его самого абы есмо славили, взывали и благодарили» [60, л. 31]. Обращаться с молитвой к Богу следует лишь «по-крупному», тревожить же Бога своими мелкими, корыстными житейскими просьбами неэтично. Мало того, по мнению авторов, «взывати Бога никто не можеть, естлибы первой не познал сына его, иже ест единый ходатай наш к Богу», «есть наш единый Ерей» [60, с. л. 31 об.].