КНІГІ ОНЛАЙН
Пошук сярод кніг, што прайшлі індэксацыю гуглам. Некаторыя кнігі гугл не знаходзіць
Наряду с разработкой понятия свободы Скорине принадлежит актуальная мысль о приоритете нравственных ценностей в духовной культуре человека. Идея эта не нова. Она была выдвинута христианством в эпоху крушения античного мира, Римской империи и являлась спасительной для европейских народов. Христианству, как известно, принадлежат два великих философских открытия. Первое — идея универсального, или абстрактного, человека, человека как общего, родового понятия вне его связи с религиозностью, национальностью, социальностью и индивидуальностью. Отсюда берут начало идеи социальной справедливости, общечеловеческих ценностей, прав человека. Вторая идея — приоритета нравственности, морали перед всеми иными формами человеческой духовности. При всей своей неправоте в отношении к знанию, науке, философии ранние христиане и их идеологи были правы в том смысле, что полагали: никакая высокоразвитая наука и философия не дадут результатов, если люди будут пренебрегать элементарными общечеловеческими понятиями — справедливостью, человеколюбием, милосердием, ответственностью за свои поступки, почитанием родителей, традиций предков, заботой об общем благе и т. п. Разумеется, нравственные понятия в христианстве теснейшим образом увязывались с верой. Можно, конечно, не соглашаться с той трактовкой науки, философии, образованности, которая дана в Посланиях апостола Павла, в сочинениях некоторых отцов христианской церкви и т. п., но необходимо признать правильной ту мысль, что в системе культурных ценностей и наука, и философия, и идеология, и даже искусство стоят после морали, нравственности. В век Скорины идея приоритета моральных ценностей, первенствующего значения воспитания по отношению к образованию — для всех была очевидной. В 1615 г. земянка Ошмянского повета Катерина Котовская, отдавая своего внука «в ласку и оборону», т. е. под покровительство, Крыштофу Радзивиллу, выражала пожелание, чтобы он «был выхован (воспитан) и вытвичон (выучен, образован. — С.П.) в боязни божой и в науках вызволеных». Именно такую иерархию ценностей, которая глубоко проникла в народное сознание, в начале XVI в. утверждал Скорина. Заслуга белорусского мыслителя заключалась в том, что он в своих произведениях выдвинул требование всестороннего развития человеческой личности — нравственно-религиозного, интеллектуального, гражданско-патриотического. Впервые в белорусской мысли Скорина утверждает в качестве идеала национально-ориентированную личность. Однако в системе духовных ценностей основное место белорусский гуманист отводил нравственному воспитанию человека [136; 137; 116]. По примеру евангелиста Луки Скорина, как он сам об этом пишет в предисловии к «Апостольским деяниям», предпочел профессии врача миссию морального пропо ведника и просветителя. Этот жизненный выбор мыслителя не случаен, поскольку врачевание человеческой души он считал более важной задачей, чем врачевание человеческого тела (хотя, как известно, Скорина занимался и врачебной практикой). Именно данная идейная установка обусловила его деятельность, благодаря чему восточнославянские народы, литовский народ — получили книгопечатание. В XX в., в эпоху революций — социальных, национально-освободительных, научно-технической; кровопролитнейших войн, политических и экологических потрясений, человечество все больше убеждается в той простой истине, что цивилизация, не оплодотворенная высокой нравственной культурой, антигуманна и гибельна. Отказ от приоритета выработанных на протяжении тысячелетий общечеловеческих нравственных понятий, выдвижение в системе духовных ценностей на первый план идеологии, классовой политики, технологического знания, производственной практики — дорого обошлись человечеству и нашему обществу, белорусскому народу в частности (Чернобыльская катастрофа). XX век особенно ярко и наглядно показал (кстати, об этом уже давно предупреждали некоторые философы, например Жан Жак Руссо), что чем большим объемом знаний и технического оснащения располагает мировое сообщество, тем большую опасность для человечества представляет забвение основополагающих принципов нравственности. Существуют два подхода в разрешении противоречия между индивидуальным и общим благом. Первый предполагает следующее суждение: общее благо есть сумма индивидуальных благ, путь к общему лежит только через индивидуальное. Второй подход основывается на посылке: путь к индивидуальному благу лежит через общее благо, индивидуального благополучия и счастья можно добиться, заботясь главным образом о благе народа и страны в целом. Как известно, абсолютизация первого подхода таит в себе опасность крайнего индивидуализма и эгоизма, которые в конечном счете способны разрушить всякую социальную общность. Во втором подходе всегда содержится опасность забвения блага отдельно взятого человека, вырождения в тоталитаризм. На протяжении всей истории проблема индивидуального и общего блага, т. е. проблема человека и общества, волновала мыслителей, государственных деятелей, политиков, философов. Вопрос в основном ставился таким образом: как в разнородном по-своему социальному, национальному, религиозному составу обществе, разрываемом противоположными интересами, может быть реализована идея общего блага? Античные мыслители считали рабовладельческие отношения естественно обусловленными. В достижении общего блага свободных решающую роль они отводили политической системе — государству и праву. Учитель Скорины Аристотель считал, что только такая политическая система истинная («правильная») и жизнеспособная, которая стремится к максимальной реализации принципа «общего блага». Он категорически отвергал такие формы правления, как тирания, олигархия и даже демократия. Последнюю — потому, что она, несмотря на все свои достоинства, предполагает все-таки благо большинства, а не благо всех членов общества (имеется в виду античное понимание демократии). Это была гениальная постановка вопроса, которую по достоинству мы можем оценить лишь в наше время, преодолев синдром «революционного» насилия одной части общества над другой, желание ради «блага» и «счастья» большинства пренебречь интересами и даже жизнью меньшинства. Короче говоря, в аристотелевской идее общего блага как бы в зародыше содержится положение о необходимости достижения общественного согласия, консенсуса, состояния гражданского диалога, что, как известно, является одной из важнейших характеристик современного понимания демократии. Идея общественного согласия, «згоды», характерна и для Скорины. Общеизвестно, что сутью феодального общества являются привилегии, сутью же буржуазного общества являются равные стартовые возможности, гарантированные правом. Скорина, живший на рубеже двух эпох, хотя и был человеком общества феодального и в обыденной жизни, конечно, придерживался существующих правил игры, в своих произведениях утверждал идеал нового человека, свободного от феодальных и конфессиональных притязаний, все свои надежды возлагающего на свой интеллект, талант, предприимчивость. Не случайно поэтому, что все его предисловия и послесловия адресованы не «феодальной номенклатуре», знатным панам и шляхте, а «людем простым, посполитым», т. е. белорусским ремесленникам, купцам, крестьянам. Скорина являлся выразителем преимущественно аристотелевско-цицероновской концепции «общего блага», согласно которой общее благополучие и счастье должно предшествовать индивидуальному. «Не толико бо сами народихомся на свет, — писал мыслитель в предисловии к книге Есфири, — но более ко службе божией и посполитого доброго». Служение «посполитому доброму», т. е. общему благу, у Скорины тесно увязано, как уже отмечалось, со служением своему народу, Родине. Скорина постоянно подчеркивает свое белорусское происхождение: «в навуках вызволеных и в лекарстве доктор Франтишек, Скоринин сын из славного града Полоцка». В последнее время вновь популярность приобретает концепция общего блага как суммы индивидуальных благ. И это вполне справедливо в условиях совершенствования политической и экономической жизни, ибо успех будет зависеть от того, насколько полно общество сможет раскрыть творческую, социальную, предпринимательскую инициативу каждого отдельного человека. Конечно, идея приоритета «общего блага» существенно скомпрометировала себя в предшествующий период, когда из человека стремились выжать все, а дать ему минимум. Но скомпрометировав себя локально, идея общего блага плодотворна и истинна глобально-исторически, что неоднократно было доказано белорусским народом в самые трудные периоды истории — от Грюнвальда до Великой Отечественной войны. В наши дни идея общего блага кардинально трансформируется. Она ищет прочную опору прежде всего в интересах и потребностях отдельного человека. И тем не менее коллективизм, гражданственность, общественная активность, патриотизм, ответственность за общую судьбу народа и Родины и прочие предикаты понятия общего блага были и будут необходимы человечеству во все времена. Это хорошо понимал Скорина, когда, обращаясь к своим соотечественникам, писал: «Единому каждому не хвалитися самому в собе бо жественными духовными даровании. Но яко уды разно имуще в теле деяние, вси в купе собе суть помощни, тако каждый хрестианин свое имя дарование к посполитого доброго размножению да уделяеть» [136, с. 132]. Об этом писали также и наследники Скорины — М. Гусовский, М. Литвин, С. Будный, В. Тяпинский, Л. Сапега, А. Волан и др. «Цицерон вполне заслуженно называл глупым того, — утверждал Волан, — кто, потеряв общее, думает сохранить свое индивидуальное благополучие. Ведь только целостность государства обеспечивает целостность всего частного имущества. И если ты предал государственное, то ты ничего не сохранишь и своего» [118, с. 50]. Это — разумная, исторически оправданная точка зрения. Благосостояние каждого находится в прямой зависимости от усилий и труда всего народа, всего общества. В сочинении «О политической, или гражданской, свободе» (Краков, 1572) тот же автор рассказывает: когда Константинополь был осажден турками, его знатные и привилегированные граждане вместо того, чтобы принадлежащее им золото и прочие драгоценности использовать в общественных интересах, для защиты родного города от врага, зарыли все это в землю. Никакие просьбы не могли тронуть погрязшую в алчности знать. Когда город пал и все драгоценности были извлечены турками из тайников, они с отвращением удивлялись крайней тупости и жадности константинопольской знати.