На абпаленых крылах
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
Выдавец: Кнігазбор
Памер: 240с.
Мінск 2012
В этом пересыльном пункте Дину разыскала мама. Она была совсем больной, испортила в лагере сердце и лёгкие, и её определили в больницу на Ленина. А Дину отправили в Томашовку в детский дом санаторного типа, где тоже долго лечили: из Германии девочка привезла малярию и легочные недуги.
В посёлке Дина страшно скучала. Выйдет за детдомовский забор, сядет под елью у дороги и часами смотрит в пустоту. Многие томашовские женщины помогали детдому продуктами. Особенно запомнилась одна: подоит корову и несёт молоко в детдом, а первой напоит Дину под её неизменной ёлочкой.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
97
Депрессия не отпускала. Девочка была так безутешна, что однажды её отвезли в Брест повидаться с мамой. В больнице Дина забилась под кровать и ни за что не хотела выходить. В конце концов её решили оставить. Лечащий врач по фамилии Круг отпустил маму на несколько дней утрясти вопрос с дочкой. Их пустили в сарай на Граевке, соорудили два топчана, но маме надо было возвращаться в больницу, а оставлять девочку одну хозяева отказались. И её снова отправили в Томашовку.
После выхода из больницы маму долго не прописывали: репатриантка считалась недостаточно надежной для режимного города. Отчаявшись, женщина сутки просидела на ступеньках управления НКВД. К ней выходили, увещевали, выговаривали. А мама твердила: «Мужа в Бресте убили, и меня расстреливайте, никуда я отсюда не уеду...»
Ктото из сотрудников управления посоветовал написать Швернику, Кагановичу и Маленкову. Мама написала. Пришёл ответ: судьба Безмена В.Т. не установлена. Но какимто образом вопрос с пропиской всё же решился. Получив наконец свой угол, мама смогла забрать Дину из детдома.
Замуж она уже не выходила.
После войны вернувшихся с принудительных работ в Германии воспринимали как людей с пятном в биографии. Мама устроилась истопницей сначала в военный трибунал на ул. Интернациональной, потом в объединение молочной промышленности. И началось жужжание за спиной, что приехала из Германии, где неизвестно чем занималась. Мама пошла на приём в комитет: «Расстреляйте или дайте спокойно жить». С руководством объединения провели работу, и больше женщину никто не третировал. В объединении мама проработала более сорока лет.
Вылечили её на удивление: за все трудовые годы — а работала до 80 лет — Мария Безмен ни разу не брала больничный. Вышла на пенсию — и через три года умерла.
Дина Викентьевна (по мужу Вершинина) прожила обычную советскую жизнь, была экономистом и нормировщицей на электроламповом заводе.
98
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
ФІЛАТАЎ Леанід Георгіевіч
Сябра Саюза беларускіх пісьменнікаў Нарадзіўся ў 1939 годзе, перад вайной жыўуг. Маіарыта. Былы непаўналетні вязень канцлагера Потшыкаў над г. Чанстахова (Полыйча).
Жыве ў пае. Мухавец Брэсцкага рна.
Данкэ, гэносэ доктар
Я но прыйшло ў далёкімдалёкім сне і паўтарылася таксама ў сне зусім нядаўна: блакітныя вочы ў бялявых вейках за шкельцамі акуляраў, рудыя валасы, пабіты рабаціннем твар, халодная вялікая рука на маёй параненай стрыжанай галаве, афіцэрскі нямецкі мундзір. Я прачнуўся, здрыгануўся і заплакаў менавіта ад гэтага чужога мундзіра. Але вочы глядзелі цёпла і ласкава, ад рукі ішла пяшчота. «Буттет жить!» — з палёгкаю, радасна вымавіў немец паруску. «Данкэ, данкэ», — адказала праз слёзы панямецку мама...
Ён быў у маім жыцці — невядомы вайсковы нямецкі доктар, каторы паўстаў на апошняй маёй сцяжынцы, што вяла ў газавую камеру.
Потым былі заплеценыя калючым дротам, рассунутыя на той час козлы. У праём уварвалася імклівая фурманка, запрэжаная сівым канём. На фурманцы, круцячы над галавою лейцы, у повен рост стаяў перакрыжаваны кулямётнымі лентамі малады хлопец, гікаў, нешта крычаў. У задку воза масціўся за «максімам» яшчэ адзін партызан. Яны маланкаю праімчалі праз увесь канцлагер, над якім пасля гэтага здарэння залунала трывожнажаданая вестка: «Нашы, рускія, блізка!».
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
99
Потым былі тры чырваназорныя танкі на лагерным пляцу і нейкі барадаты здаравіласалдат у вушанцы, што шугануў мяне пад неба і падараваў на памяць сваю вушанку, у якой я мог схавацца з рукам і і нагамі.
Майму дзяцінству тупаў тады пяты гадок. Як бачыце, я родам з вайны, але... Усё па парадку.
Нарадзіўся ў маі перадапошняга перад вайною года ў весцы Бабінічы Віцебскага раёна ў невялікай хаце дзеда па маці Восіпа Бугаёва. Маці мая, Фядора Восіпаўна, тады скончыла Віцебскі педагагічны інстытут і пасля 17га верасня была накіравана ў Заходнюю Беларусь выкладчыкам Брэсцкага педвучылішча. Сюды ж былі пераведзены яе сястра і брат. Атабарыліся вялікай сям’ёю ў палескім мястэчку Маларыце, дзе цётка Марыя Восіпаўна займала пасаду завуча мясцовай школы. Яе дзеці, мае стрыечныя браты Нікіценкі, ужо тады былі сіротамі: іхні тата Антон загінуў на «Фінскай», а наш — Георгій Фёдаравіч Філатаў — у хуткім часе будзе ўгрызацца ў зямельку пад Масквою, стрымліваючы немчугу. Усіх малых было пяцёра. Гадавала нас бабуля Наста ЛапекаБугаёва, дужая, разумная жанчына, на долю якой выпала ў першы дзень вайны пахаваць сваіх дачку і ўнука, маіх маці і брата.
Раненька 22 чэрвеня 1941 года на ганку школы, дзе мы жылі, разарваўся першы ў Маларыце фашысцкі снарад. Бабуля, параненая, з выбітымі асколкамі вачыма, разам са скалечанымі дзецьмі трапілі ў захоплены немцамі мясцовы шпіталь. Трымаліся толькі тым, чаго не шкадавалі нам шчырыя маларыцкія людзі: клалі яйкі, бутэльку малака, бохан хлеба, кус сала мне ў рукі (адзін я здолеў хадзіць, паколькі паранены быў усяго ў галаву).
Цётка Марыя пайшла ў падполле. У 1943м трапіла ў гестапа і пасля васьмі месяцаў катавання была расстраляна прама на допыце. Удзячныя маларытчане ў светлы пасляваенны час на новым будынку школы ўладкавалі свайму былому завучу мемарыяльную дошку, якая стала сціплай данінай памяці нашай шматлікай сям’і, што ў маі 1945га недалічылася ажно сямі сваіх крэўных.
У верасні года Перамогі пайшоў шасцігадовым у школу за прыёмным бацькам настаўнікам Аляксеем Нічыпаравічам Афана
100
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
сьевым, каторага і дагэтуль добрым словам успамінае ўсё наша вялікае лясное сяло Ляхаўцы. Калі адплыло ў Прырыцкім краі галоднае, ды ўсё ж залатое дзяцінства, пайшла цяжкая жыццёвая проза. Не стала бацькі — разумнага, найвышэйшай культуры чалавека, памерла мама, Ларыса Мяфодзеўна, — бясконцай дабрыні жанчына, што аддала ўсе свае сілы, каб вывесці мяне ў людзі. Вучыўся, працаваў, шырока крочыў у жыццё, спатыкаўся, падаў, уставаў, далей іду. Нажыў трох дзетак, даўшы ім імёны тых, каго назаўсёды забрала не толькі родная беларуская зямля.
На ўсе жыццё ўдзячны гэтай зямлі, як мага хачу ёй аддзячыць за прытулак, за хлеб, якімі яна падзялілася з намі ў цяжкія дні. Толькі трывога свідруе свядомасць. Найменшанькі мой у чатыры гадочкі першымі словамі ў жыцці прачытаў: «пагроза вайны».
Вось, бадай, і ўсё самае істотнае з майго сталага веку, што помніцца, чуецца сэрцам, што непакоіць і гаіць, што надае смеласці пакласці часам на паперу шчыры, выпакутаваны радок. Друкавацца пачаў з 1958 года. Маю пяць малых і пяць вялікіх кніжак прозы: «Дарога», «Жывая зямля», «Адарваць ад сэрца», «Асколкі болю», «Страла жыцця».
Узнагароджаны літаратурнымі прэміямі: «Мядоваю», «Берасцейская зорка», Дыпломам імя Уладзіміра Андрэевіча Калесніка.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 101
ШМАКИНА Екатерина
Родилась в 1927 году. До войны жила на Могилёвщине. Партизанская связная, бывшая малолетняя узница тюрьмы гестапо в Славгороде, Черикове и концлагеря Людвигсгафен (Ггрмания). Проживает в Бресте.
В подвале гестапо
Нападение Германии на нашу Родину застало меня в возрасте четырнадцати лет. В апреле 1941 года я вступила в комсомол. Искренне утверждаю, что Могилёвская область в Беларуси — сплошное кладбище без могил и крестов погибших в июлеавгусте этого года. Вооружённые только винтовками, измученные в боях красноармейцы и командиры сражались против немецких танков, гибли под минометным огнём, под бомбами и пулемётными очередями из самолётов.
Для подростков тех лет, для пионеров и комсомольцев понятия «долг и честь перед Родиной» были не только словами, а смыслом жизни. Все мы думали только об одном — каким образом включиться в борьбу против оккупантов, как помочь отцам и братьям в жестокой схватке с коварным врагом. Не задумываясь о последствиях, шли в ряды партизан и подпольщиков. Командование в целях конспирации не вело учёт нашей работы. Тем более не выдавало никаких документов.
С осени 1941 года и весь 1942 год я вместе с ребятами из нашей деревни собирала оружие, передавала его партизанам, которые базировались в лесах за рекою Сож. Нам давал задание Самусенко Иван Прохорович через своего сына Гришу, они были связными, потом ушли в отряд и погибли. Весной 1943 года я встретилась с командиром разведки отряда №41, передала ему гранаты и тол и получила новое задание по сбору данных о движении транспорта
102
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
на шоссейных дорогах. Для выполнения этого задания мы создали специальную группу, в которую, кроме меня, вошли школьные подруги Рыжанкова Соня и Василенко Таня.
Однажды нас засекли полицаи, но мы от них както ушли. А вот 11 июня 1943 года полицай выследил меня и сдал в гестапо с поличным (записи моих наблюдений за движением немецких машин и их опознавательных знаков). Это была суббота перед Троицей. Меня охраняли два немца, а полицай, отнявший листки, докладывал в гестапо города Славгорода о поимке связной партизанского отряда. На допросе присутствовал переводчик и всё тот же полицай, который первым ударил меня в лицо. Его выгнали, сняли у меня отпечатки пальцев. «Выдержать, никого не выдать, не навлечь беды» — вот чем была заполнена моя душа. После третьей «резины» потеряла сознание.
Облили водой и начали снова: «Кто послал, кто соучастник?» Однажды ввели мать во время допроса. Били её и меня. До сих пор не покидает чувство вины перед покойной мамой. Опять потеряла сознание. Очнулась — мамы в подвале не было. Истязали меня две недели, изувечили в тисках пальцы, ошпарили плечо и руку, рассекли голень ноги. Кровь текла из носа, рта, ушей, пропал слух. Дважды выводили на расстрел. Издевались, по сути, над ребёнком, и это люди, носившие на своём обмундировании слова «С нами Бог».
КНІГІ ОНЛАЙН
