На абпаленых крылах
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
Выдавец: Кнігазбор
Памер: 240с.
Мінск 2012
Однажды, работая в ночную смену, я плюнул на всё и удрал. Задержал польский железнодорожник, сдал в немецкую комендатуру. Били меня, били, потом возвратили в лагерь, опять били и посадили в бетонный мешок. Двое суток не давали ни еды, ни воды.
К счастью направили в цех, где работали военнопленные французы. Познакомились, подружились. С товарищемукраинцем бежали, когда полицай дремал, закутавшись в одеяло, выскользнули из лагеря.
Шли двое суток, на третьи выбились из сил и решили отдохнуть. Залезли в копну соломы. Только начали дремать, обнаружил нас постовой противодесантной службы. Отвёл в какойто населённый пункт и сдал жандармам. На допросе заявили: работали у фермера и, выйдя в лес, углубились в горы, заблудились, двое суток блуждаем. Разговоры разговорами, сажают нас на целую ночь в деревенскую тюрьму. Утром надели наручники, сковали по парам и опять допросили. Втолкнули в вагон, привезли во ФранкфуртнаМайне, поместили в тюрьму.
Пробыли мы здесь около двух месяцев, потом перевели в концлагерь Гидергайм, здесь содержалось около десяти тысяч человек. На груди моего пиджака нашили номер 4224, на спине масляной краской наквацали: «AEL». Кормили варёными очистками два раза в день плюс сто пятьдесят граммов эрзацхлеба. По утрам выводили на построение, вызывали по номерам. Лагерь имел два филиала: Гундштадт и Бляйденштадт. Здесь, в горах, велись строительные работы. И я там повкалывал землекопом по извлечению
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 119
неразорвавшихся авиабомб, зато кормили дополнительно, третий раз, — баландой.
После тотальной мобилизации фрицев на фронт некому было работать у них на заводах и фабриках, и весной 1944 года нас направили на фирмы, стали мы «восточными рабами» — русские, украинцы, поляки, французы, белорусы. Работали по десятьдвенадцать часов в сутки. Когда приходила баржа с цементом, тянули жилы все восемнадцать часов.
В апреле 1945 года рванули из лагеря. Скатились в кювет и ушли в горы. Дождались прихода американской полиции, которая собрала бывших узников и направила в лагеря по национальной принадлежности.
Через два месяца передали нас в город Дессау на Эльбе советским войскам. Ожидая фильтрации, десять дней прожили под открытым небом на голой земле. Потом погрузили в машины, перевезли в Кечендорф под Берлином, направили на демонтаж заводского оборудования.
В сентябре 1945го погрузили командиры в телятники и отправили на Урал. При проезде через родной Бобруйск — чёрт дернул, соскочил на ходу, добрался домой... Работал в колхозе, а в октябре 1947го мобилизовали в угольную промышленность. Вкалывал в Горловке, на шахте «Кочегарка3».
Через год по доносу в КГБ арестовали, осудили на пять лет «за преклонение перед иностранной техникой» — похвалил американские автомобили — и был направлен на Урал, в Нижнюю Туру. На завод по производству «тяжёлой воды», сами понимаете — водородная бомба. Закончили строительство завода, этапировали в «Арзамас16» под Горьким. Прокантовался до июля 1951 года.
После освобождения работал и учился в вечерней школе, в Саратовском политехническом институте. Начинал со слесаря, потом мастер, старший мастер, начальник участка, главный инженер. В 1971 году приехал в Латвию, в Ригу. Здесь проработал ровно двадцать лет. У меня там есть друзья, мне кажется, что помнят и они обо мне.
120
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
Сейчас на пенсии. Заместитель председателя Брестской областной организации бывших несовершеннолетних узников фашизма, член ревизионной комиссии Брестского областного комитета Красного Креста. Инвалид второй группы.
Актив Брестской областной организации бывших несовершеннолетних узников фашизма на мероприятии, посвящённом 65летию Победы. 09.05.2010
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 121
ЛЕВОЦКИЙ Алексей
Родился в 1924 году в д. Кривичи Пинского рна. Был вывезен на принудительные работы в Германию. Бывший узник тюрьмы в Билефельде и фашистского концлагеря Лядэ (Ггрмания).
Проживает в г. Пинск.
Норма—четырнадцать вагонеток
Родился я 8 декабря 1924 года в деревне Кривичи Пинского района в семье крестьян. В семь лет пошёл в начальную польскую школу, которую закончил в 1939 году. Сразу после окончания пришла к нам Красная Армия. Вторая мировая война застала меня в родной деревне. До весны 1942 года жил с родителями, работал на сельском хозяйстве. А весной меня и родственников староста хотел отправить на работу в Германию. Чтобы избежать этой беды, я уехал в Пинск.
Здесь устроился рабочим на мебельную фабрику. Делал клёпки, бочки, часть которых забирали немцы, а часть мы передавали партизанам. Летом 1943 года заведующую фабрикой Голомазову Ирину немцы арестовали, меня также забрали в лагерь, размещённый по улице Театральной. 19 июня молодёжь погрузили в товарные вагоны и отправили в Германию.
Привезли в город Дортмунд, направили на кирпичный завод. Живём в бараках для восточных рабочих. Возим на тачках глину и кирпичи, загружаем печи, вагоны.
Летом 1944 года направили на Западный фронт рыть окопы. Примерно через неделю или две американская авиация разбомбила лагерь, нас перестали кормить, и мы решили возвратиться на прежнее место работы.
122
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
В поезде меня арестовали полицаи и посадили в тюрьму города Билефельд. Там допросили и вменили в вину побег с окопных работ. Из тюрьмы отправили в концлагерь Лядэ возле города Миндена, присвоили лагерный номер 920740. Здесь мы строили электростанцию. Через два месяца отправили в каменный карьер. Здесь назначили сроки: двадцать восемь или пятьдесят шесть суток работы. Кому выпало 56, все погибли.
Упавших, обессиленных никто не имел права подымать. Кормили два раза в сутки, а дневная норма выработки на двоих составляла четырнадцать вагончиков, загруженных камнем. Не выполнивших норму вечером не кормили и избивали. Я свои двадцать восемь суток отбыл, остался жив, направили опять в лагерь Лядэ на строительство электростанции.
В ноябре 1944го из концлагеря увозят на биржу труда в город Минден. Хотели определить к бауэру, но я обессилел, сильно исхудал, попросился обратно на кирпичный завод к своим ребятам. Просьбу удовлетворили, и друзья откормили, привели меня в чувство.
В апреле 1945 года нас освободили американские войска. Из лагеря перешли жить в деревню, откуда переправили в советскую зону оккупации под Магдебург. Работали на демонтаже заводского оборудования. Осенью сорок пятого вернулся на родину к родителям. В 1947 году женился, а в 1948м году переехал в город Пинск.
В начале работал в «Заготзерно», потом в речном порту кочегаром на паровом кране, затем крановщиком на дизельэлектрическом плавучем кране.
В 1985м вышел на пенсию. Живу в домике, перевезённом из родных Кривичей, с женой Марией Андреевной. Имеем двух дочерей, внуков и правнуков, оба инвалиды второй группы.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 123
ШИБУНЯ Татьяна
Родилась в 1935 году. До войны жила в Малоритском рне Брестской обл. С родителями вывезена на принудитульные работы в Германию. Бывшая малолетняя узница трудового лагеря Оберторг (Германия). Проживает в Бресте.
Разные немцы
Мне было тогда девять лет. Июнь 1944 года, цветёт гречиха. Приезжают на конях четверо немцев с полицаем, приказывают отцу собрать всю семью и весь скот. По окончании сборов сопроводили до станции Заболотье, загнали и нас, и скот в вагоны. В Мал орите вагоны с живностью отцепили, а нас, четверых малолетних детей, отца и маму, затолкали в новый состав и угнали в Германию.
В вагонах было тесно и душно. Все плакали, мы жалели оставшуюся дома бабушку. По приезде под конвоем нас доставили в концлагерь Оберторг, в город Нойсе. Здесь сфотографировали с лагерными номерами. Моя фотокарточка сохранилась, отчётливо виден номер 10043. В бараках были трёхъярусные нары, жесткие и холодные. Кормили очень скудно, баланда и брюква, мятая с кожурой картошка — в воскресенье.
Маму, отца и старшую сестру каждый день гоняли на фабрику, хозяин, некий Дикман — о нём неплохо отзывались узники — даже нам иногда передавал немного перловой каши. Ох, и вкусная была!..
Однажды охранник избил сестру только за то, что у неё вроде неаккуратно был пришит номер. Каждый день издевательства и слёзы.
124
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
Потом начались бомбёжки американской авиации, во время которых все прощались друг с другом и с коротенькой своей жизнью.
Наконец разбомбили Оберторг, нас загнали на территорию завода Шмольц, и здесь с воем падают бомбы, сидим в воронках и день и ночь. Холодно, грязно, очень хочется есть.
В апреле 1945го нас освободили американцы. Но мне хочется сказать о немцах. Одни содержали нас в нечеловеческих условиях, унижали, били, морили голодом. Но были и такие, кто сбрасывал незаметно нам с верхних этажей хлеб, проезжая мимо на велосипедах, совал кусочки хлеба, давал старую одежду. Как не вспомнить их с благодарностью!
Из интернационального лагеря Этцель мы вернулись на родину, где начались новые беды. Отца почти каждый день вызывали в НКВД. Уходя, он всегда прощался с нами. А мы сидели всю ночь напролёт у окна, ожидая его с допроса...
Больно, обидно было дома испытывать новые унижения. Но постепенно всё уладилось, хотя пришлось и голодать, и жить у чужих людей, скитаться по чужим углам.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 125
ЛАТЫПОВА Вера Георгиевна
До войны жила в пос. Никольское Ленинградской обл. Была вывезана на принудительные работы в Германию.
Проживает в Бресте.
Много пришлось пережить
... Дети войны — и веет холодом, Дети войны — и пахнет голодом, Дети войны — и дыбом волосы, На чёлках детских седые полосы. Какая разница, где был под немцами — В Дахау, Лидице или в Освенциме? Их кровь алеет на плацах маками, Трава поникла, где дети плакали. Дети войны — и боль отчаянна!
О, сколько надо им минут молчания...
Война — это не только убитые и раненые. Это и украденное детство, и вечный страх тех, кто провёл свои юные годы в плену и рабстве.
Я жила в большой семье. Нас было у папы с мамой пятеро. До войны жили в Ленинградской области, в посёлке Никольское. Когда началась война, завод, где работал папа, был эвакуирован в Куйбышев. И так как у отца была бронь, он тоже уехал с заводом. Расставание было тяжёлым, он нас всё время успокаивал: «Не переживайте, вторым эшелоном поедут семьи». Никто не мог предположить, что расставание будет длиться четыре года. Второго эшелона не было: немцы перерезали путь на Москву. Была