На абпаленых крылах
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
Выдавец: Кнігазбор
Памер: 240с.
Мінск 2012
126
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
отдана команда рыть окопы, рвы и там прятаться при бомбёжках и обстрелах. Мне было в то время два годика, Толику — четыре, Жене — одиннадцать, Мише — пятнадцать, а Любе — семнадцать лет.
В августе 1941 года в Никольское вошли немцы. Линия фронта проходила как раз через Никольское — Саблино. Поэтому бомбёжки и обстрелы были ежедневные.
И вот пришла зима, очень холодная, топить нечем. Немцы не привыкли к таким морозам, поэтому отбирали тёплые вещи. Однажды ночью к нам зашёл сильно замёрзший немец и, увидев на дедушке валенки, стал требовать, чтобы тот их отдал. Дед заупрямился, тогда немец повалил старика, сам стал стаскивать обувь. Но мы громко кричали, плакали. Немец, услышав наши мольбы, прекратил борьбу, выругался и ушёл.
Старшего брата Мишу вместе с другими ребятами отправили в лагерь, который организовали при школе. Их заставляли чистить дороги, копать могилы, закапывать трупы, заготавливать дрова в лесу, разбирать разрушенные бомбёжкой постройки. Однажды Миша прибежал домой и принёс нам подкрепление — немного овса.
С трудом пережили зиму. Правда, не стало нашего дедушки. Весной чутьчуть полегчало. Стали собирать молодую лебеду, крапиву. Щавель, мороженную картошку, которая случайно осталась на огородах с осени.
Затем Мишу с другими узниками угоняют в концлагерь, в НовоЛисино. Это был уже 1943 год. Много брату пришлось испытать, пережить, увидеть немало смертей также в других лагерях. После прорыва блокады Ленинграда немцы погнали узников на Псков, дальше на Таллинн, который наша авиация постоянно бомбила, в Латвию, в город Виндау.
В ночь с 30 апреля на 1 мая 1945 года брат с товарищами бежал из лагеря. Путь возвращения домой был очень долгий. Мы два года о нём ничего не знали. А что было с нами?
Когда фашисты поняли, что Ленинград им не захватить, стали собирать местных жителей в группы и гнать на Запад. Так и наша
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 127
семья оказалась в Латвии в распределительном лагере. Сюда приезжали бауэры и набирали себе батраков. Увидев маму с четырьмя детишками, нас никто не хотел брать. Но всё же сжалилась одна пожилая женщина и приютила нашу семью.
Мама и старшие сёстры Люба с Женей работали с утра до вечера. А я с братом Толей всё время находились в бараке. Сестра Женя пасла коров. Однажды одна корова упала в ров и сломала ногу. Вытащить её сестра не могла и горько плакала. Хозяйка избила сестру и сутки не кормила. А Жене было в ту пору всего тринадцать лет.
Прошло меньше года, и немцы снова забрали нас от хозяев в лагерь. Всех, русских и украинцев, пригнали на пристань и стали грузить на палубу военного корабля. Наша мама очень боялась взойти на палубу. Тогда немец пригрозил ей расстрелом и сказал, что детей увезут в рабство в Германию.
Нас разместили на верхней палубе в качестве прикрытия отступающим немецким войскам. Пока корабль плыл по Балтийскому морю в Германию, нас бомбила советская авиация, но, заметив гражданское население, лётчики догадались, в чём дело, и бомбардировки прекратили.
Через несколько дней корабль приплыл к острову Рюген. Узников выгрузили, и мы опять попали в распределительный лагерь. Теперь хозяевами становились сами немцы. Нас опять никто не брал. И когда один из хозяев подводы отлучился, мама меня и Толика незаметно уложила в пустую повозку и прикрыла. А сама с моими сёстрами остановились недалеко от телеги. Когда хозяин увидел троих, то поманил пальцем и сказал: «Я забираю вас». Таким образом, чудом маме удалось сохранить нас вместе.
Мы вместе с польской семьёй попали в отдельно стоящий барак. Поместье, где мы работали, называлось Госсельфитц. Работы было много: уход за скотом, очистка помещений, заготовка кормов, уборка с полей свёклы, капусты, брюквы. Мы с Толиком подметали полы в бараке, убирали двор, ходили за хворостом в лес.
Одежда наша износилась, почти не грела, поэтому мы постоянно болели. Кормили одним брюквенным супом. Если Любе, старшей сестре, удавалось ухватить с поля морковку или кар
128
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
тошку, для нас был праздник. А если сестра попадалась охранницам, то получала плёткой.
Так мы существовали до самого освобождения нашими войсками в начале мая 1945 года. Толя вспоминает, ему было тогда 8 лет, как к бараку подошли наши солдаты с автоматами на груди и сказали: всё, конец войне, собирайтесь домой.
Тяжело пришлось нашей маме за все четыре года войны. Но она спасла нас. Папа всё это время ничего о нас не знал. Вернувшись в Никольское, мы послали в Куйбышев телеграмму. И папа быстренько за нами приехал.
Послевоенное детство и юность прошли в рабочем посёлке ПетраДубрава в России. Там, на эвакуированном из Никольского заводе, наша семья проработала в общей сложности 125 лет. Практически все получили образование. Миша закончил строительный институт, Женя — гидротехнический техникум, Толя — политехнический институт, а я — плановый. И только Люба, старшая сестра, — курсы бухгалтеров. Война помешала...
После войны прошло уже свыше 65 лет. Из нашей большой семьи в живых уже нет пятерых. Брат Михаил живёт в Ставрополе, я — в Бресте, мы с ним переписываемся, часто разговариваем по телефону и вспоминаем нашу малую родину — посёлок Никольское, теперь уже город.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 129
ТАРАСЕВИЧ Нина Калениковна
Председатель Сталинской районной организации ОО «Белорусская ассоциация бывших несовершеннолетних узников фашизма». Родилась в 1932 году в г. Сталин. Была вывезена с родителями на принудительные работы в Германию, малолетняя узница трудового лагеря в Берлине.
Проживает в г. Столин.
Самый радостный день
Я родилась в 1932 году в г. Столине в крестьянской семье.
В 1940 году пошла в школу, проучилась до начала войны.
14 февраля 1944 года нашу семью насильно угнали в немецкое рабство. Мы оказались в Берлине. Отец, мать и старшие братья Михаил и Владимир работали на фабрике, а я с маленьким Костей находилась в лагере. Во двор лагеря нас выпускали под охраной всего на один час. В основном мы находились в бомбоубежище. Было очень страшно, когда бомбили столицу Германии.
Кормили нас очень плохо. Детям на день давали сто граммов хлеба, утром чай, в обед суп из протухлых овощей, вечером — снова чай. Один раз в неделю выделяли по одной картофелине. Конечно, есть очень хотелось.
Особенно участились бомбёжки в начале 1945 года. До обеда — советские, после обеда — американские самолёты. Мы, дети, от страха седели. Самым радостным днём в моей жизни стал тот день, когда бойцы Красной Армии открыли ворота лагеря и с радостью сказали: «Вы свободны, можете ехать домой». Отца и
130
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
старшего брата Михаила призвали в действующую армию. Отца вскоре демобилизовали, а брат прослужил три года.
Уже 15 мая 1945 года нас с мамой, братьев Владимира и Константина посадили в товарный вагон и отправили в сторону Бреста. Добирались мы на Родину больше двух недель. Прибыли в Столин, а дома нет, одно пепелище. Нас приютила мамина тётя. Мы помогали ей по хозяйству, а она нас кормила, чем могла. По возвращении отца нам дали небольшие две комнаты. Отец устроился на работу в горпо, развозил по ларькам и магазинам хлеб. Только тогда мы почувствовали вкус самой главной человеческой пищи.
С 1945 по 1952 год я училась в Столинской средней школе. Потом год проработала счетоводом. В 1953 году поступила в Барановичский учительский институт. Проработала три года в школах Столинского района преподавателем русского и белорусского языков и литературы. В 1957 году поступила и в 1960м закончила Брестский пединститут. Работала учителем, инспектором районо. За успешную работу награждена значком «Выдатнік народнай асветы».
Уходила на пенсию в 1987 году с должности преподавателя Столинского сельскохозяйственного техникума. В 1986 году была награждена медалью «Ветеран труда».
Уже более десяти лет являюсь председателем Столинской районной организации бывших несовершеннолетних узников фа
шизма.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 131
БАБОШИНА Александра Саввовна
Родилась в пос. Прутылъцы КорсуньШевченковского рна Киевской обл. (Украина). Была вывезена на принудительные работы в Германию в г. Ваймар.
Проживает в Бресте.
До войны я жила в Киевской области, в посёлке Прутыльцы КорсуньШевченковского района. Родители работали в совхозе. В семье нас было четыре брата и я, самая меньшая.
21 июня 1941 года вечером с подружками мы учились танцевать, а 22 июня утром объявили — война! Бомбили Киев, затем через неделю к нам наехало очень много немецких солдат, сразу стали издеваться над людьми, грабили, избивали, расправлялись с коммунистами, на глазах у нас стали расстреливать.
Через некоторое время стали вывозить молодёжь в Германию. Сначала забирали постарше. Меня родители прятали. Отвезли в другую деревню и там специально заразили чесоткой (там была эпидемия). Через некоторое время я вернулась домой, и немцы, как посмотрели на мои руки, так и шарахнулись и меня не забрали. Все руки были в пузырях.
Вскоре немцы стали активно продвигаться внутрь нашей страны. Я вылечилась, немцы ушли, а у нас остались полицаипредатели. Так было до 1943 года. В это время немцы стали активно отступать и сразу начали забирать оставшуюся молодёжь, в том числе забрали и меня. На ночь нас поселили в какойто разбитой школе до утра, а утром нас увезли на железнодорожный вокзал. Нас поселили в товарные вагоны. Вагоны были набиты битком.
132
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
Нам бросили в вагон буханку хлеба, поставили бачок воды, и так мы ехали день и ночь.
Привезли нас в город Ваймар, поселили в лагерь с колючей проволокой, по которой проходил ток. Условия были страшными. Мы были грязные, голодные, нас сразу переодели в полосатые костюмы и выдали деревянные колодки. Так мы и шагали в строю с 6 утра и до вечера.
Работали на заводе. Работа была просто непосильная. Приходилось возить тяжёлые тачки, убирать цеха. Кормили нас баландой с брюквой, в которой плавали сгустки крови. Нам давали две таблетки сахарина и 200 граммов хлеба. Строго наказывали. Рядом был политический лагерь, и однажды политические шли рядом и передали мне газетку с родины. За это я получила карцер на двое суток (цементная будка с каплями воды сверху). Вешали людей в лагере, а нас ставили вокруг, чтобы смотрели и не плакали. Так и оставляли трупы висеть перед окном барака на длительное время.