На абпаленых крылах
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
Выдавец: Кнігазбор
Памер: 240с.
Мінск 2012
Мама Марыя, сялянка з вёскі Куплін (паўтара кіламетра ад Пружаны). Вучылася ў Пружане (ці тое ў школе, ці ў гімназіі). Ведала рускую мову (граматна перапісвалася з братам, які жыў у Амерыцы), польскую (а як жа інакш у польскай гімназіі?), ідыш (70 працэнтаў жыхароў Пружаны былі габрэі), нямецкую (школа ці гімназія), сама палешка і дома гаварыла толькі папалеску. Добра шыла і мела з таго неблагі прыбытак.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 153
Выйшла замуж за палешука Сяргея з хутара Ясэнэц, ліцвіны яго называлі чамусьці Парасліна: там яны, з ружанскіх вёсак, летам касілі сена на балотах. Гэта паўднёвая ўскраіна Ружанскай пушчы, якая ёсць працягам Белавежскай. На паўночным баку пушчы былі ўжо ліцвіны, дзе былі замужам дзве бацькавы сястры. Яны ўжо гаварылі паліцвінску (пабеларуску). Такое вось моўнае памежжа! Бацька быў лесніком у пушчы з нейкім дзіўным для селяніна хобі: майстравіты мужык, рабіў струнныя інструменты (гітары, мандаліны, балалайкі) і розныя іншыя такарныя штучкі. Таксама неблагі прыбытак. I, натуральна, — сялянская гаспадарка.
Другі раз я ўратаваўся летам 1942 года. Прачнуўся раніцай ад нямецкіх галасоў. Ляжаў з галавою накрыты коўдрай, пачуў з другога пакоя і хуценька шмульнуў пад ложак. Там сядзеў, а яшчэ больш спаў ад страху трое сутак, пакуль немцы былі на хутары. Пасля яны кагосьці абстралялі на ўзлессі і засаду знялі. Са Смаляніцы прыгналі падводы вывозіць усё хатняе і быдла. Сярод падводчыкаў была і мая цётка Ганна. Яна і выкалупала мяне зпад ложка. Бацькоў яшчэ першае раніцы арыштавалі і звезлі ў Смаляніцу. Цётка пазней казала, што ў сяле мама ёй крыкнула: «Ганно, там Вася зостаўса». Таму яна і напрасілася ў падводы. Пасадзіла мяне на воз, загрузілася чым там прыйшлося і паехала з абозам, а з узлесся я ўжо бачыў, як гарэў наш хутар. 3 паўгода цёця лячыла мяне і вадзіла да знахарак і шаптух. «Од пэрэляку ліэчыла і одкачвала», — казала.
А трэці раз уратаваўся зімою ў Смаляніцы. Запісалі нас (цёця, яе двое дзяцей і я) на вываз у Германію. Павезлі ў Пружану. А там ужо каля сотні падвод з сем’ямі з усёй Пружаншчыны. Там ладзілі так званую селекцыю. Зайшлі мы ўсе раздзетыя па пояс: абапал каля сцен сталы з, мабыць, дактарамі. Паглядзелі на нас, сказал! маёй стрыечнай сястры, сямнаццацігадовай Мані, ісці ў бакавы пакой, нам — «гівэк» (г. зн.: «Geh weg!» — «Прэч!»).
Маню забралі, цёця ўся ў слязах выйшла на двор, запрэгла коніка і рушыла да брамы. Вартавы спакойненька адчыняе, мы выехалі і пад вечар былі ў Смаляніцы. Тут я магу сказаць: «Хай жыве нямецкая акуратнасць і пунктуальнасць!» — едзе падвода
154
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
на выезд, значыцца, начальства адпусціла, трэба адчыняць браму! Пазней я пытаўся ў цёці, чаму яна паехала. «Бо дурная была, я ж нэ віедала, шчо трэба было зоставаціса, я ж бо мэрговала, нас одпусьцілі, эно Маню забралі, а ніэмцы ж ніц нэ сказалі».
Усяго са Смаляніцы на селекцыі было пяць сямей. I пасля вайны ніхто не вярнуўся: ні стары, ні малы, толькі тыя маладыя, што былі адабраныя для працы. Вярнулася і наша Маня.
Увесь той час у Смаляніцы і некалькі гадоў пасля вайны цёця, як магла, падтрымлівала маю веру ў вяртанне бацькоў: «От, мне якраз Марыля прысьніласа, сказала, жджы мэнэ, хутко будэмо дома!.. Вэрнуцца, вэрнуцца, і маці і бацько, я от навэтко до Маланкі сходзіла, коб карты кінула: то сказала, нэ буойтэса — осё воны обое, ужэ ў дорозі дохаты, жджыэтэ, хутко будут»... А праўду ж ведала: расстралялі іх у 42м у пружанскай турме.
Праўду я даведаўся ўжо калі жыў у Пружане... А далей былі пытанні: чаму, за што, і бясконцыя спробы знайсці адказ, і пошукі адказу ў саміх немцаў, у іх мове, літаратуры, гісторыі, культуры. Але гэта ўжо былі іншыя немцы — не фашысты. Яны і прывялі мяне да перакладу — да «пометы» вось такім шляхам, які я сабе выбраў».
Падчас уручэння ў 1991 годзе Васілю Сёмуху Крыжа кавалера ордэна «За заслугі перад Федэратыўнай Рэспублікай Германія» пісьменнік сказаў: «Чалавек не можа жыць нянавісцю, чалавеку запаведана жыць з любоўю ў сэрцы. Гэтая хрысціянская ісціна наколькі простая ў фармулёўцы, настолькі ж і складаная ў рэальным жыцці. Зрэшты, павінен сказаць, нянавісці ніколі не было. Калі я быў малым хлапчом, у душы жыў дзікі страх, комплекс якога не прайшоў дагэтуль, але жыла і разумна падказваная дарослымі вера ў тое, што ўсё абернецца дабром, што лёс адшкадуецца і верне страчанае. У канчатковым выніку ўсё так і абярнулася: не вярнулася толькі бацькаўская ласка, якое мне і сёння не
хапае».
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 155
ГРЕЦКАЯ Екатерина Терентьевна
Родилась в 1928 году. Была вывезена на принудительные работы в трудовой лагерь в г. Эрфурт (Германия). Проживает в д. Огдемер Дрогичинского рна.
Анатолий ДЕНИСЕЙКО
Тётя знаменитого хоккеиста
Наша первая встреча с ней произошла весной, когда во дворе её дома, создавая атмосферу праздничного обновления природы, цвели алыча и вишня.
Не скрою, меня волновало знакомство с родной тётей знаменитого канадского хоккеиста Уэйна Грецки. Не так уж часто судьба дарит нам такие встречи.
Екатерина Грецкая — невысокая ростом, худощавая, подвижная старушка. Посеченное морщинами миловидное лицо, украшенные старческим румянцем щёки напоминали о былой её красоте. Забегая вперёд, замечу, что во время беседы не раз всплывали слова о красоте. Они были связаны с её нелегкой женской долей.
Родилась она 4 мая 1928 года. Несколько лет пожила в Канаде, куда её родители выезжали на заработки. Перед Второй мировой войной вернулась со своей матерью Анной Романовной и братьями на родину, в деревню Огдемер Дрогичинского района. Отец Терентий с дочерью Олей остались на чужбине. Расставались временно, но как оказалось, навсегда — военное лихолетье не позволило воссоединиться семье.
В июне 1944го, когда Красная Армия начала освобождение Беларуси, немцы провели массовые облавы, целью которых была отправка молодёжи в Германию. Среди угнанных в рабство ока
156
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
залась и 16летняя Катерина Грецкая. Её привлекали к работам на стекольной фабрике города Эрфурта. Около года девушка провела в фашистской неволе.
За колючей проволокой узники изнемогали от голода и непосильной работы. Когда им из милосердия предлагали воду, то нередко звучало в ответ: «Воды не надо — слёз хватает». В мае 1945 года их лагерь освободили американские войска. Она с трудом передвигалась, была опухшая от голода.
Кстати, за годы войны в немецкое рабство было вывезено 3 993 74 жителя Беларуси. Каждый четвёртый из них не вернулся в родные места.
Могла не вернуться и Екатерина Грецкая, у которой в Канаде проживал отец Терентий. Но она предпочла вернуться на малую родину, в родной Огдемер, — лучше чёрствый ломоть хлеба дома, чем пирог на чужбине.
На пути домой её ждали нелегкие испытания. Она попала в фильтрационный лагерь НКВД, где подверглась унизительным допросам: «Почему согласилась ехать в Германию? Почему не пошла в партизанский отряд?» Какимто образом следователи узнали, что её отец находится в Канаде. Он же работает у капиталистов!.. По тем временам это было великой крамолой. Екатерина реально могла пополнить мрачные списки «врагов народа». Данные списки были своеобразной чёрной дырой, в которой люди исчезали бесследно. От репрессий узницу спас измождённый вид, а может, и возраст — ей было всего лишь 17 лет.
По возвращении домой её направили на работу на торфопредприятие «Огдемер». Поселилась в маленьком домике размером 4Х6 метров, в котором когдато родился её отец Терентий. В страшной тесноте там проживало 8 человек: она с матерью, сестра Нина с мужем и четверо их детей. К слову, этот домикпятистенок, построенный 120 лет назад, самый старый в округе, относительно хорошо сохранился до наших дней.
Екатерина Терентьевна вспоминает нелёгкие послевоенные годы, тяжёлый труд на торфопредприятии, где она укладывала кирпичики сырого торфа в штабеля. На работе ей выдавали одну
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 157
буханку хлеба на неделю. Нашей молодёжи, познавшей материальные блага XXI века, в это трудно поверить.
Позже Грецкая не обрела ожидаемого счастья и в родном колхозе «Знамя Ленина», где вместо зарплаты ставили пустые трудодни в тетрадке. Она сполна испила горькую чашу, разделила нелёгкую судьбу своего поколения, познавшего ужасы войны и годы послевоенной разрухи.
В 2010 году Екатерине Терентьевне исполнилось 82 года. Проживает она в своём доме, построенном в 1970 году. За ней, одинокой старушкой, ухаживает социальный работник, который этой весной во дворе её дома высадил цветы — их так любит хозяйка!
Местные власти не забывают Екатерину Терентьевну, помогают. Она не жалуется на судьбу, которая так часто была к ней неблагосклонна и в молодые годы, и в старости, при назначении пенсии.
У каждого человека бывают радостные события, воспоминания о которых согревают душу в дни тягости и невзгод. Я спросил об этом свою героиню. После некоторых раздумий светлыми мгновениями своей жизни она назвала освобождение из фашистской неволи и из фильтрационного лагеря НКВД...
Я испытал непонятное чувство вины и сострадания к обделённой счастьем одиноко доживающей свой век старушке. На прощание посыновьи тепло её поблагодарил. Такие, как она, вносят «зерно в житницу Господню», закладывают основы материального благополучия новых поколений, являются носителями мощного полесского духа, особой энергии, которая помогла её родному племяннику стать легендой мирового хоккея.
Наклонившись, я поцеловал её руку, огрубевшую от нелёгкой крестьянской работы. Мне показалось, что в её глазах, как росинка на солнце, блеснула скупая слеза...
Екатерина Терентьевна — родная тётя всемирно известного хоккеиста. Не это главное. Из таких, как она, — обычных женщин с нелёгкой судьбой, складываются судьбы родной земли. Мне кажется, есть надежда, переходящая в веру, что продолжатели и хранители канадской ветви рода Грецких когданибудь обязательно поклонятся огдемерской земле, которая дала жизнь их предкам.
158
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
КЛИМ (Ласко) Валентина Харитоновна Родилась в 1936 году в пос. Бобр Крупского рна. Вместе с матерью — партизанской связной — стала малолетней узницей Крупской тюрьмы и фашистского концлагеря возле пос. Крупки Минской обл. Проживает в Бресте.
КНІГІ ОНЛАЙН
