На абпаленых крылах
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
Выдавец: Кнігазбор
Памер: 240с.
Мінск 2012
Накануне Великой Отечественной войны мы — три девочки: Ласко Лиля, 1933 года рождения, Валентина,— 1936 года, Стелла, 1939 года рождения, жили вместе с матерью, коренной уроженкой пос. Бобр, Комаровой Ниной Григорьевной в пос. Бобр Крупского района. Там нас и застала война.
С первых дней войны мама была активной помощницей брату Комарову Якову Григорьевичу — секретарю Крупского райкома партии — в формировании партизанского отряда на территории Крупского района.
Впоследствии она стала связной этого партизанского отряда (как участник партизанского движения, имеющий боевые награды, достигнув пенсионного возраста — стала персональной пенсионеркой).
За связь с партизанами по подсказке полицаев мать арестовали немцы. Каким пыткам она подвергалась в Крупской тюрьме со стороны не только немцев, но и начальника полиции ИвановаДраницы, описано в книге С.Г. Жунина «От Днепра до Буга» (Минк: Беларусь, 1974. С. 100). Вместе с матерью нас, троих малолетних детей, посадили в Крупскую тюрьму, оттуда впоследствии отправили в концлагерь, расположенный в лесу недалеко от пос. Крупки.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 159
Извините, пишу по детской памяти, ибо уточнить дату ареста, название этого лагеря не могу. Многое могла бы помнить мама, но её уже нет в живых.
В лагере за колючей проволокой мы были узниками до освобождения Крупского района частями третьего Белорусского фронта. Накануне освобождения нашими войсками района началось срочное расформирование лагеря: более крепких узников отправляли в Германию, а стариков и детей — уничтожали в Крупской тюрьме (1944 г.).
Мы с мамой и ещё четыре семьи с маленькими детьми в составе последней группы ждали своей очереди отправки в Крупскую тюрьму, и трудно сказать, какая участь постигла бы нас, если бы не стремительное приближение частей Красной Армии. Это вызвало срочную эвакуацию оставшихся фашистов, а нам спасло жизнь.
Отощавшие, опухшие от голода, мы еле пришли опять в пос. Бобр. В это время в домике, откуда нас увезли в тюрьму, размещался штаб Третьего Белорусского фронта.
Очень жаль, что нет в живых главнокомандующего Третьим Белорусским фронтом маршала Черняховского, который был свидетелем, в каком состоянии мы вернулись из лагеря. По его команде мы были обеспечены всем необходимым для жизни (до сих пор мы с сестрой храним как реликвии вещи, подаренные им).
Вы можете усомниться в том, что мы в таком возрасте запомнили ужасы тюрьмы и лагеря.
Действительно, многое нам потом объяснила мама, — как мы, пройдя голод, холод, издевательства, по воле судьбы выжили.
Хорошо и сейчас помню камеру тюрьмы в пос. Крупки, постоянный голод и просьбы у охранников кусочка хлеба. Мы видели через щель окна в камере, окровавленные спины людей, на которых были вырезаны звёзды (впоследствии нам стало ясно, что это результаты фашистских пыток над красноармейцами и партизанами). Помню лагерный барак и нары, где нас поместили, как били инвалидов и стариков за опоздание на проверку и многое другое...
160
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
КОЗЛОВ Михаил
До войны жил в д. Зубец Кричевского рна Могилёвской обл. Бывший узник Кричевской тюрьмы, концлагерей в Литве, Эргавили (Франция), участник партизанского Сопротивления во Франции.
Жил в Бресте.
Меня ждала мать
Когда началась Великая Отечественная война, мне было шестнадцать лет. Жил я в деревне Зубец Кричевского района Могилёвской области. Бои за Могилёв были кровопролитные, с большими потерями с обеих сторон. На местах боёв оставалось много оружия и боеприпасов. Мы с братом любили бегать на «Варшавку», так называлась дорога, ведущая из Москвы на Брест. Движение здесь было интенсивным, и надо было быть осмотрительным, чтобы не попасться на глаза немцам. Мы собирали оружие, боеприпасы, прятали в лесу и потом передавали их партизанам.
Однажды с товарищем взяли найденную винтовку, патроны и пошли подальше от людских глаз, близко к просёлочной дороге. Несколько раз выстрелили и услышали шум мотора. Спрятались в кустах и увидели, как по дороге медленно движется немецкая танкетка. Подъехала к мосту, остановилась. Водитель вылез, осторожно оглядываясь по сторонам, приблизился к мосту, стал внимательно его осматривать. У нас мгновенно возникла мысль застрелить немца, что мы и сделали. Поспешно связались с партизанами, которые вскоре угнали танкетку.
Наши походы за оружием и боеприпасами заметили односельчане. Среди них нашёлся предатель, который выдал меня. Меня арестовали гестаповцы, поместили в Кричевскую тюрьму. Гро
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 161
зила мне смертная казнь и расстрел всех моих родственников. Избежать такой участи помог начальник Кричевской тюрьмы Лядов, посоветовал ни в чем не сознаваться, несмотря на побои и истязания. Я так и поступил. После допросов перевезли в Бобруйскую крепость, а оттуда — в концлагерь на территории Литвы. Матери сказали, что меня расстреляли, но она не поверила этому. Всю войну в её сердце теплилась надежда, что я жив.
Из первого концлагеря завезли в лагерь Эргавиль во Франции. Здесь я испытал каторжный труд в шахте, голод, издевательства надсмотрщиков. Вскоре вместе с двумя товарищами по несчастью бежал из концлагеря. Одного из них убили, а со вторым, Виктором Прусовым, который живёт сейчас недалеко от Киева, спрятались в деревеньке, где и встретились с участниками французского Сопротивления. Среди них были и наши соотечественники, даже партизанский отряд носил имя Чапаева. В нём я сражался с 3 марта 1944 года до окончания войны.
11 декабря 1944 года в Париже мне было выдано удостоверение как партизану отряда, действовавшего на территории Франции в годы Великой Отечественной войны. К сожалению, это удостоверение не признавалось у нас на Родине. Наших соотечественников, сражавшихся против фашистов в рядах французского Сопротивления, к участникам войны не относили. Мне было горько и обидно, но я никогда не сожалел, что не остался во Франции, хотя мне предоставлялась такая возможность. Я хотел жить на родной земле, в той стране, где родился и где ждала меня мать, несмотря на то, что все считали меня убитым.
Многое изменилось в нашей жизни за последние годы. Сейчас меня признают как ветерана Великой Отечественной войны, я получил правительственные награды за ратный труд от правительств Франции и бывшего СССР. Справедливость восторжествовала.
162
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
КАРПУК Георгий Михайлович
Перед войной жил в Бресте. Бывший узник Брестской тюрьмы, воевал в партизанском отряде им. Черпака Жил в Бресте.
Вставай, сынок, война!
В июне 1941 года учился я в школе № 15 города Бреста, где занимались дети комсостава и служащих, присланных для укрепления советской власти в Прибужье. Настроение у нас, школьной ребятни, было приподнятое: приближались каникулы ...
А в городе ползли слухи о предстоящей войне с Германией. Фашистские самолёты часто нарушали границу. Их характерный вой знал каждый. Както мы загорали на берегу Мухавца, и над нами пронёсся двухмоторный самолёт с чёрными крестами на крыльях, да так низко, что запорошил поднятым песком нам глаза. За ним погнались три наших истребителя...
По окончании учебного года отправились мы в поход. На речке Лесной соорудили шалаш, ловили рыбу, пели песни, наслаждались тишиной и природой. Правда, всё те же немецкие самолётынарушители и беспрерывно движущиеся колонны машин в сторону Бреста вызывали у нас обострённый интерес и тревогу.
Через дватри дня, когда мы вернулись в город, я встретился со своим дядей Францем Вылцаном, который руководил инженерными работами на десятом форту. Здесь взрывали старые сооружения, дробили бетон и отправляли на строительство оборонных объектов. Рабочих не хватало, и дядя попросил меня организовать мальчишек на помощь. Добровольцев нашлось много. Работа была простая, но тяжёлая. Каждый день мы грузили бетонные
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму 163
глыбы в вагонетки и подвозили их к дробилке. Уставшие, но гордые возвращались домой.
Так прошла и последняя мирная суббота, ближе к вечеру ко мне зашли друзья. «Пошли в парк, Юра, погуляем», — предложили. Хоть я и устал, но дружба есть дружба — отправились в парк. Заметно стемнело, но всюду море света, играют оркестры, полно народа. Присев на свободную скамейку, заметили заходившую в парк группу лейтенантов. Как на подбор — невысокие, крепкие парни. Вдруг к животу одного из них наш солдат приставил штык винтовки, чтото подозрительное показалось ему в этих лейтенантах. Один из них солдату чтото объяснял, остальные как в рот воды набрали. На месте инцидента собралась толпа зевак. Чем всё закончилось, я не знал и только на следующий день мальчишечьим умом понял: ведь эти лейтенанты вполне могли быть немецкими диверсантами. А тогда поспешил домой: время близилось к полуночи. Странной казалась тишина. Едва прошёл немного по улице Ленина — погас свет. Ступил на Пушкинскую — история со светом повторилась. Иду дальше, на перекрестках встречаются группы мужчин по тричетыре человека. Когда добрался домой, жил на Киевке, — поужинал, улёгся спать, пришёл отец. У него на работе затянулось какоето республиканское совещание. Засыпая, слышу, как папа говорит маме: «Чтото в городе неладное, телефон не работает, свет отключили, какието типы стоят на перекрёстках, заглядывают людям в лицо». Я беззаботно, мгновенно уснул.
«Вставай, сынок, вставай! — тряс меня за плечо отец. — Война!» Из постели я выскочил во двор. Занимался рассвет на востоке, а на западе будто ад бушевал.
Над головой волна за волной плыли бомбардировщики. По Минской улице бежали солдаты, кто в чём, босиком, без оружия. Както неожиданно появился капитанпограничник, во всей выправке, с наганом в руке. Лицо испуганное, красное от бега. Отец к нему: «Товарищ капитан, что делать?» — «Без паники! Не отступим!» И тут же исчез. А я бегом в центр города. На Пушкинской осколками срезало липки, под ними лежат убитые. На углу Куйбышева и Пушкинской наткнулся на совершенно голого
164
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
рослого солдата. Тело в страшных ожогах, покрыто сажей. Мечется по стеклянному месиву на тротуаре. Беру его за руку, веду в больницу по улице Ленина. Увидев нас из окна, сестрички выбегают на крыльцо, подхватывают обгоревшего солдата. Повернул домой, на Карла Маркса встретил разбегавшихся из тюрьмы заключённых. Наиболее ретивые уже громят магазины. Со стороны крепости доносится грохот боя. «Там текут реки крови», — передавалось из уст в уста.
КНІГІ ОНЛАЙН
