На абпаленых крылах
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
Выдавец: Кнігазбор
Памер: 240с.
Мінск 2012
Когда началась война, отца призвали в Красную Армию. Часть, в которой он воевал, попала в окружение. Отец вырвался из него и ушёл в партизанский отряд под командованием Даниила Федотовича Райцева, бригады Миная Шмырёва. Мать помогала партизанам и старалась сохранить детей. В деревне появились немцы и полицаи, которые бесчинствовали и искали партизан, не дававших им покоя ни днём, ни ночью. Семьи партизан жили в постоянном страхе, так как оккупанты угрожали расправой всем, кто был связан с партизанами.
18
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
Мама забрала нас, четверых детей, и бежала в лес, где мы проскитались до 1943 года. Во время карательной экспедиции против партизан мы были схвачены и выданы местным полицаям как семья партизан. Нас пригнали в Витебск, в лагерь, и разместили в пятом бараке, где находились семьи партизан. (Там погибло 90 тысяч человек.) Как долго мы там находились, точно указать не могу, но в начале сентября 1943 года нас погрузили в наглухо закрытые «телятники» (вагоны для перевозки скота) и повезли в неизвестном направлении. Везли долго. Вагоны были переполнены людьми, было душно, хотелось есть и пить, все плакали. Многие не выдерживали, особенно маленькие дети, и умирали. Наконец через несколько дней транспорт из Витебска (позже мы узнали, что это был транспорт № 9) остановился, и нас выгнали из вагонов.
Это был самый страшный концлагерь смерти — Аушвиц (Освенцим). Вокруг была колючая проволока и вышки с охраной. Слышалась немецкая речь и лай собак. Было страшно. Маму сразу кудато увели, а нас, детей, оставили перед бараком. Когда мама вернулась, мы её не узнали: она была острижена наголо, одета в полосатую одежду, а потом и нас тоже остригли и переодели.
Запомнилось, как выкалывали номера на левой руке, ниже локтя. Нас выстроили в длинную очередь к столам, мужчин и женщин отдельно. Очередь двигалась медленно, стоял крик, плач. Немка схватила меня за руку и подтянула к столу, чтото сильно обожгло руку, было очень больно, я заплакала, за мной заплакала Валя, младшая сестра. Так у нас появились номера: у мамы — 62031, у меня — 62032, у Вали —62033, у брата Саши — 149916, самому маленькому, Анатолию, накололи на ножке. На перекличке надо было отзываться на эти номера, иначе — смерть. Жили в бараках, на нарах размещались по 45 человек, а иногда и больше. Каждый день выстраивали на площади перед бараками на «аппель», т. е. на проверку. Между рядами ходили немцы и палкой указывали на людей больных или с физическими недостатками, их уводили, и больше они не возвращались.
Мама приносила какуюто баланду и чтото липкое, серое, мало похожее на хлеб, есть это было невозможно. Маленьким
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
19
Бывший фашистский концлагерь Аушвиц
и слабым выжить в этом аду было очень трудно. Вскоре самый младший брат Анатолий заболел, его забрали у мамы и, по её словам, сожгли в печи крематория. Так нас у матери осталось трое, но вскоре ей предстояло потерять и нас.
Однажды женщин с детьми выгнали из бараков и сказали, что детей поведут в баню. Матери догадались, что нас отнимают, и не отдавали детей. Фашисты вырывали нас силой и избивали матерей. Стоял страшный крик и плач. Многие женщины тогда погибли и были сожжены в печах крематория (со слов мамы). А нас уводили, и мама кричала Саше, старшему брату, чтобы он не потерял сестёр, а я держала за руку Валю. Детей разделили и осматривали. Больных кудато забирали.
Потом всех отнятых детей вывезли в концлагерь Потулице. Везли нас долго, многие по дороге заболели. В лагере были дети от трёх (самые маленькие) и до 15 лет. Спали мы на полу, на матрацах, а днём их надо было складывать вдоль стен. Под одним одеялом укрывались дватри малыша. Обувь — деревяшки. Одежда — платьице и дерюжный сюртучок, который заменял нам пальто, тёплых вещей не выдавали. Кормили плохо: главным образом баланда из крапивы и брюквы, кусочек хлеба, вернее, то, что было похоже на хлеб. Поэтому постоянно хотелось есть.
20
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
Дети часто болели. Особенно донимала чесотка, или, как мы говорили, короста. Она появлялась на теле, на лице, на голове и шее. Обмазывали нас какимито мазями, тело щипало. Я заболела, лицо было покрыто болячками (язвами), меня положили в больничный барак, разрезали щёку, что делали и для чего, мы не знали, но шрам у меня остался до сих пор. У Вали была страшная рвота, она долго не могла прийти в себя. В бараке часто появлялись люди в белых халатах, осматривали нас, раздев догола, а потом уводили в какойто барак, похожий на палату, брали кровь для немецких солдат и делали уколы. Дети, попавшие в лагерный лазарет, редко возвращались из него, чаще умирали.
Но не только болезни и эксперименты доводили детей до гибели. Издевательства надзирателей и капа запомнились всем, кто выжил. Особенно свирепствовал один из надзирателей, звали его пан Епек, и ходил он всегда с плёткой или палкой в руке, готовый наброситься на нас и избивать ни за что. Мы его очень боялись. Однажды старший брат Саша и его друг попытались содрать до крови номер на руке. Пан Епек на глазах у всех жестоко избил раздетых донага мальчиков резиновой плёткой.
Вскоре мальчиков постарше, в т. ч. и нашего брата Сашу, забрали из этого лагеря. Он был куплен бауэром для работы в хозяйстве. Больше мы Сашу не видели до конца войны, а точнее, до 1946 года.
Мы остались вдвоём с Валей. Мы плакали. Осенью 1944 года нас привезли в концлагерь Константынув (Тухинген) около Лодзи. Там было очень много детей. Спали мы на двухъярусных нарах, одежда была из жёсткой ткани, на ногах деревянные колодки с полоской ткани на пальцах, носить их было тяжело.
Все мы очень боялись надзирательницы, которая всегда появлялась с плёткой в руке. Завидев её в дверях, мы разбегались и прятались, знали — будет бить. Нас вытаскивали изпод нар, из углов, и она давала волю своей злости.
Здесь тоже дети болели. Свирепствовали трахома (болели глаза), чесотка, тиф. У Вали на затылке была огромная болячка, а я заразилась трахомой. Глаза у меня ещё долго болели после войны.
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
21
Освобождённые из концлагер^яАушвицБиркенаруОсвенцим.) дети
Мы не думали, что останемся живы, и не понимали, за что нам все эти мучения.
Освобождение пришло в начале 1945 года. Когда мы, стуча колодками, выбежали во двор, то не увидели охраны и надзирателей. Вскоре появились советские солдаты, санитарные машины. Солдаты брали нас на руки и плакали вместе с нами. Нас вымыли, остригли, переодели в мягкую тёплую одежду. Некоторое время мы были в карантине, нас лечили и хорошо кормили.
Затем весной 1945 года санитарным поездом отправили на Родину.
Всех детей распределили по детским домам. Мы с сестрой попали в Риненбургский детский дом (г. Сапожок) Рязанской области, где и пробыли до весны 1946 года. Время было трудное и голодное. То же было и в детском доме, но воспитатели окружали нас заботой и человеческим теплом. По выходным воспитательница Прасковья Павловна водила меня к сестре в дошкольный детский дом, где она находилась, чтобы мы не забыли друг друга, так как сестра была маленькая. Кроме того, болезни ещё
22
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
долго не оставляли нас, и воспитатели и врачи заботились о нас, переживших такие концлагеря, как Освенцим, Потулице, КонстантынувТухинген. Мы помним их до сих пор.
Мама пробыла в концлагере Освенцим вплоть до января 1945 года, когда узников освободила Красная Армия. Она приехала в Витебск, затем вернулся из неволи старший брат Саша. Мать сразу начала разыскивать нас с сестрой. На это ушёл год. Только когда мама стала указывать освенцимские номера на руках, нас нашли; весной 1946 года брат отца приехал за нами и отвёз в Витебск, к матери. Здесь мы узнали, что отец погиб в ноябре 1943 года в бою, на фронте, и похоронен в деревне Понизовье в братской могиле, в Смоленской области.
Я и сестра окончили среднюю школу № 18 города Витебска. Жилось впроголодь, не хватало необходимого. Но мама, работая без отпуска, старалась дать нам образование. Мы окончили пединституты, получили высшее образование, затем работу.
Прошло более 65 лет со времен окончания войны, но память часто возвращает нас к тем страшным годам и событиям, которые мы пережили, и так хочется, чтобы нынешние дети, наши внуки и правнуки были счастливы и берегли это счастье — иметь детство, которого мы были лишены. Больше всего на свете я боюсь войны и не хочу, чтобы повторилось то, что пережила я. Хочу, чтобы все дети имели отца и мать и были счастливы, никогда не знали, что такое война. Война — это страшно... и хочется забыть пережитое, но память остается вечной...
Кніга ўспамінаў непаўналетніх вязняў фашызму
23
Николай ПРОСМЫЦКИЙ
Бывший несовершеннолетний узник концлагеря Лесная в Барановичском рне.
Сердце матери
Лидии Деревянко
Сердце материнское болит: На ручонке дочери любимой Синий номер узницы стоит. Выжила, окрепла...
Родина кровиночку спасла — Вырвала из пеклапепла, В светлый день весны ввела. Разве пепел заживо сгоревших Ничему не смог нас научить? Видит Бог святых и грешных И даёт потомкам дар свой светлый — В муке матери родиться, В радости и счастье жить.
20.03.2010
24
НА АБПАЛЕНЫХ КРЫЛАХ
• Тухінген (Канстантынуў) •
(Durchgangslager KonstantinovTuchingen)
Т/*анцэнтрацыйны лагер для перасяленцаў створаны ў акуІХпаваным нямецкімі нацыстамі г. Канстантынуў Лодзкі (Лодзкае ваяводства, Полыйча) 5 студзеня 1940 года на месцы ліквідаванай тэкстыльнай фабрыкі. Быў адным з філіялаў галоўнага канцлагера для перасяленцаў у Лодзі.
Проз гэты лагер прайшлі каля 42 тысяч чалавек (у асноўным сяляне), пераважна з тэрыторыі Полыичы. Коля тысячы зняволеных памерлі ў лагеры, з іх імёны каля 700 чалавек удалося ідэнтыфікаваць.
У 1972 годзе паблізу будынкаў былога лагера быў усталяваны камень з крыжам і дзвюма мемарыяльнымі плітамі. Адна з іх —у памяць 450 святароў, якія быліў зняволенні ў лагеры. У 2010 годзе з ініцыятывы Камітэта па ўшанаванні памяці польскіх ахвяраў нямецкага лагера (Lager in Konstantinov) на .месцы спачыну забітых зняволеных канцлагера быўусталяваны помнік з прозвішчамі асобаў, імёны якіх удалося выявіць.