КНІГІ ОНЛАЙН
Аўтаматычна згенераваная тэкставая версія, можа быць з памылкамі і не поўная.
ной вражды”. Далей фігуруюць імёны вядомых палітыкаў і гісторыкаў З.Пазняка, А.Трусава, Ю.Хадыкі і аўтара гэтага выступления, які ў такім суседстве пачуваецца, трэба прызнаць, даволі ўтульна. Характэрна, што дэпутат Сарокін заклікае зусім не да навуковай палемікі і звяртаецца не да навуковых аўтарытэтаў. Як у “добрыя старыя часы” ў пошуках гістарычнай праўды ён апелюе да “правоохранительных органов”, якія разам з парламентам, сродкамі масавай інфармацыі і “всем обществом” павінны спыніць “националистический беспредел”. Нельга не заўважыць і тое, што словы “беларуская нацыянальная і гістарычная свядомасць” аўтар артыкула ў “Народнай газеце” бярэ ў двукоссе. Для яго такіх паняццяў увогуле не існуе або яны маюць адназначна адмоўны і небяспечны змест. Застаецца дадаць, што ўсё гэта адбываецца ў час, калі пэўныя колы і ў Беларусі і па той бок яе ўсходняй мяжы бачаць сны аб пераўтварэнні маладой незалежнай дзяржавы ў нешта накшталт расейскай губерні або колішняга “Северо-Западного края”. I апошняе. Вазьму на сябе смеласць сказаць, што наша пакаленне літаратараў і гісторыкаў, з’явы, пра якія ішла гаворка, не кідаюць у роспач або дэпрэсію. Яны ўспрымаюцца як своеасаблівы ганарар і стымул для далейшага слугавання суровай і патрабавальнай музе Кліо. Борис Луценко К ПРОБЛЕМАМ СОВРЕМЕННОГО ТЕАТРА Нас долго держали в клетке, — почти 73 года, и каждый из нас, не претендуя на оригинальность, долго воспринимал окружающий мир как зверинец. Кто-то смирялся с судьбой и с подачками странного этого зверинца “СССР”, кто-то рычал, огрызался, бросался на прутья клетки и даже иногда их разламывал... И его чаще всего возвращали на место мощной струей воды... И переводили в другую клетку — побольше или поменьше, но каждый, хотел он этого или не хотел, знал свое место. По крайней мере, каждому место было определено... И вдруг открылась клетка. Нас всех выпустили из нее: мол, бегайте, прыгайте, лазайте, развивайтесь... разъединяйтесь, объединяйтесь, кричите, пишите, ставьте спектакли... И люди, которые за семьдесят три года привыкли к строго определенному образу жизни (“шаг влево, шаг вправо расценивается как попытка к бегству”), растерялись совершенно искренне. Люди оказались вне системы! Крики и драки друг с другом выявили, что у многих смысл жизни оказался потерянным! За короткий период “свободы от клетки” некоторые попытались даже если не прожить, то смоделировать для себя мир воли вольной и попытаться найти что-то (я подозреваю, что самого себя) в этом мире-модели, но чаще всего предпочитали делать то, что проще: отрицать, разрушать до основанья, следуя прочно усвоенному с детства или молодости, а затем... А затем наступила эпоха какого-то всеобщего разрушения и СССР, огромная клетка рассыпалась... на много-много маленьких и побольше, независимых и очень независимых... клеток. В Грузии и Абхазии, на Украине и в России, в Таджикистане и Узбекистане, даже в Литве и Латвии, этих маленьких оазисах спокойствия и культуры, пролилась кровь. Человеческая кровь! И только в Беларуси (тьфу-тьфу-тьфу), которую я имею честь представлять сегодня, — при всей консервативности, непоследовательности и глупости людей, стоящих у власти, кровь не лилась. Все оставалось пристойноспокойным. Я могу сослаться и на толерантность белорусов, — это их историческая черта, и сами они часто относятся к ней иронически; я могу и пофантазировать, предрекая великое будущее их терпению и доброжелательности; я могу, наконец, сослаться на Чернобыль, потому что пережив чернобыльскую катастрофу, белорусы, точнее, вся нация, как бы заглянули за черту земного бытия... Все! И в то же время проблемы, которые существовали в огромном СССР, переместились в независимые республики, оставшись нерешенными, открытыми. В белорусских театрах теперь можно ставить что угодно, но вечный вопрос — как? Театральное пространство сузилось, сократилось, съежилось, как шагреневая кожа. А наш большой корабль-общество, независимый политически, юридически и по-всякому, застрял посреди озера (на мели), но всем предлагается думать, что корабль плывет и плывет по океану. Что же происходит с театрами? В театрах? Парадоксально, но факт: переживая самые мощные за последнее время кризисы (политический, социальный, экономический, производственный), Беларусь, объявленная зоной националдьного экологического бедствия, открывает новые театры: в Молодечно, Слониме, Мозыре, Минске, Витебске (вместе с кукольными их шесть), — базой для них послужили крепкие народные (любительские) коллективы. В Минске из двух десятков студий стабильно работают, выжив благодаря своим идеям и, частично, поддержке республики, театр-студия “Дзе-Я” Николая Трухана, театр-студия Рида Талипова, Альтернативный театр Витаутаса Григалюнаса и Леонида Динерштейна, театр-студия пантомимы “Жест” Вячеслава Иноземцева, Белорусский поэтический театр одного актера “Зьніч” Галины Дягилевой, театр-студия Виталия Барковского, театр-лаборатория национальной драматургии “Вольная сцена”. До недавнего времени существовали даже театр-студия исторической драмы при Доме литераторов и экспериментальная студия “Арт”. Энтузиасты? Но ведь и профессионалы! И профессионалы надежные, профессионалы самых искренних, самых честных художественных притязаний! А между тем проблемы существовавших театров как бы поровну разделились на вновь возникшие: и для национальных, и для академических, и для студийных театров... Раньше я понимал, что театр — это место, где можно нарушить благополучие общества (пускай кажущееся), — понимал, ориентируясь, между прочим, на самого Немировича-Данченко, ведь именно он утверждал, что в театр идет человек более или менее благополучный, у которого надо разбудить совесть. И вдруг сегодня мы видим, что зритель приходит в театр растревоженный так, что первые десять минут даже не может толком сосредоточиться на сценическом действии, не оставляя мыслей об инфляции, непонимания политики правительства, межпартийных войн и т. п. Поэтому мне кажется, что сегодняшняя задача театра — немного успокоить людей на спетакле. В чем-то, естественно, это пересекается с поисками Мейерхольда: как ввести зрителя в действие? На малой сцене Русского театра Беларуси идет спектакль “Перепетуум мобиле, или Вечер еврейского анекдота”,.где в условном третьем акте зритель имеет возможность запросто пообщаться с артистами, а артисты даже сидят со зрителями за одним столом; теперь мы всерьез думаем о лечебном спектакле, — о взаимном общении, о деликатном диалоге, который поведет ко взаимному очищению. Это будет лечение человеческой души посредством серьезного поднятия проблем человеческого бытия. Я не буду оригинален, когда от проблем художественных, художнических перейду... да хоть бы к нашим гастролям. Раньше любой театр Беларуси мог выехать в любую точку страны. Если взглянуть на карту гастрольных маршрутов Русского театра Беларуси, то они, мы увидим, протянулись от Грузии до Эстонии, от Сибири до Германии, от Новосибирска до Венгрии. А сейчас театр вынужден работать только в одном городе — Минске. Выезд в белорусский город Витебск уже проблематичен. А в соседний Вильнюс, историческую столицу белорусов, он вообще осуществляется по визе, зарубежному паспорту и с соблюдением всех погранично-таможенных формальностей. Театр не может себе позволить поехать даже в Москву, даже в Екатеринбург (бывший Свердловск), — а ведь там ждут, приглашают... Театру катастрофически не хватает средств к существованию. Гастроли, естественно, я привел толко как один из многих примеров. Государство Беларусь не в состоянии теперь содержать свои театральные национальные гордости или поддерживать необходимый для любого театрального развития студийный эксперимент. И поэтому, не успев поддержать открывшиеся театры, художественные идеи и людей, которые эти идеи более или менее удачно воплощают, мы уже живем под страхом закрытия всех и всего. Месячная зарплата моих неведущих артистов равняется двенадцати долларам. Моя, как руководителя театра, — двадцати пяти. По-прежнему остро стоит проблема театрального образования, качества актеров и режиссеров, которые готовятся у нас в отрыве от ежемесячной сценичекой практики. Моя идея о создании на базе Русского театра режиссерской школы встретила понимание и нашла поддержку, но отнюдь не финансовую. У республики на это денег нет. Хотя нет денег и на многое другое. Зато есть уже и в Беларуси толковые предприниматели, готовые вкладывать деньги в культуру, но я тут же сошлюсь на мнение 13. Зак. 6073 193 одного из этих практичных и неравнодушных людей: он утверждает, что “система налогового законодательства республики Беларусь не дает воможности коммерческим структурам спонсировать и науку, и медицину, и образование, и культуру, и особенно искусство, — последнее, что у нас осталось, последнее, на что можно опереться, чтоб не было еще одного “потерянного поколения”, коих несколько уже выросло и возмужало в нашей стране. Коммерчесие структуры уже сегодня могут спонсировать и кино, и телевидение, и театр, но... за счет своей прибыли! И только! Это спонсорство становится неэффективным, потому что средства из прибыли используются на что-нибудь другое: строительство, расширение мощностей, соцкультбыт и т. д. Весь цивилизованный мир имеет общественные фонды, и налогоплательщик, вкладывая средства в общественные фонды, освобождается от налогов на вложенную сумму. Тем самым это налогоплательщику выгодно. А наше государство Беларусь делает все наоборот. Оно забирает средства у предпринимателя теми же налогами, а потом само их распределяет и перераспределяет, — то есть, объективно, как скупой, платит дважды, а то и трижды. И хотя предприниматели знают, что рубль, вложенный в культуру, даст десятикратный эффект, они отдают себе отчет в том, что платить из прибыли — это глупость”. Для меня сейчас вообще очень важно, по каким моральным законам живет человек. Если по закону “после нас — хоть потоп”, потому что “после смерти со мной умирает все”, у меня не много общих тем найдестя с ним для разговора в театре. Ведь тогда, по идее, мы все живем правильно. Но если придерживаться другой философии, по которой со смертью человек переходит в друпо жизнь, неведомую нам, и душа приобретает новые воплощения, тогда все мы, и я в том числе) живем неверно — не по законам души. Поэтому еще одну задачу театра в моем понимании я сформулирую так: вернул» человека к мыслям о душе, о духовности. И мне кажется, что в этом театр и пересекается, и даже объединяется с церковью, — это “кафедра, с которой можно сказать миру много добра”. Так утверждал Гоголь. Тот самый Гоголь, чья драматургия, не сходя с афиш лучших театров мира, ждет самых новейших, и, возможно, самых добрых, гениально-добрых своих воплощений.