Может быть, и так. Но за столом истцов внезапно появился еще один герой книги С.Алексиевич Тарас Кецмур, а перед судьей И.Ждановичем легло его исковое заявление без подписи и, разумеется, без возбужденного по этому поводу дела... Адвокат ответчицы обратил внимание суда на этот нонсенс и заявил протест. Судебное заседание было перенесено... “Литературная газета", 6 октября 1993 год Из стенограммы судебного заседания 29 ноября 1993 года Состав суда: судья И. Жданович, народные заседатели Т.В.Борисевич, Т.С.Сорока. Истцы: И.С.Головнева, Т.М.Кецмур. Ответчица: С.А.Алексиевич. Из судебного иска Инны Сергеевны Головневой, матери погибшего старшего лейтенанта Ю. Головнева В газете “Комсомольская правда” от 15. 02. 90г. опубликованы отрывки из документальной повести С. Алексиевич “Цинковые мальчики” “Монологи тех, кто прошел Афганистан”. В опубликованном за моей фамилией монологи имеются неточности и искажения фактов, сообщаемых мною С. Алексиевич, а также явная ложь, вымыслы, т. е. изложение с моих якобы слов обстоятельств, о которых я не сообщала и не могла сообщить. Вольная интерпретация моих высказываний, а также явные домыслы, изложенные от моего имени, порочат мою честь и достоинство, тем более, что повесть документальная. Как я полагаю, автор-документалист обязан в точности излагать полученную информацию, иметь записи бесед, согласовывать тексты с интервьюируемым. Так, Алексиевич указывает в статье: “Нехорошо матери в этом признаваться... но я любила его больше всех. Больше, чем мужа, больше, чем второго сына...” (Речь идет о моем погибшем сыне Юре). Приведенная цитата выдуманная (не соответствует изложенному). Указание о различной якобы степени любви к членам семьи повлекло конфликты в семье и, полагаю, порочат мое достоинство. Далее: f‘B первом классе он знал, читал наизусть не сказки, не детские стихи, а целые страницы из книги “Как закалялась сталь” Н.Островского”. Из приведенной фразы следует, что сын воспитывался в семье каких-то фанатиков. Я же Алексиевич рассказывала, что Юра уже в 7-8 лет читал серьезные книги, в гом числе “Как закалялась сталь”. Алексиевич исказила и мой якобы рассказ об обстоятельствах отправки сына в Афганистан. Она указывает на его якобы слова: “Я поеду в Афганистан, чтобы доказать им, что в жизни есть высокое, что не каждому нужен для счастья только забитый мясом холодильник”. Ничего подобного не было. Утверждения Алексиевич порочат меня и моего сына, ничего и никому он не доказывал. Как нормальный человек, патриот, романтик он добровольно попросился в Афганистан. Не говорила я Алексиевич и таких фраз, когда заподозрила о намерении сына попроситься в Афганистан: “Тебя убьют там не за Родину... Тебя убьют неизвестно за что... Разве может Родина посылать на гибель... Я сама отправила его туда. Сама!...” Данная цитата порочит мою честь и достоинство, представляя меня двуличным человеком с двойной моралью. Неверно описан спор между сыновьями. У Алексиевич написано так: “Ты. Гена, мало читаешь. Никогда не увидишь книгу у тебя на коленях. Всегда гитара...” Спор между сыновьями был лишь в одном: в выборе профессии младшего сына. Гитары у них не было. 'Эта фраза Алексиевич оскорбляет меня тем, что она подчеркивает мою нелюбовь к младшему сыну. Я ей такие слова не говорила. Считаю, что Алексиевич, решив представить события, связанные с войной в Афганистане не только как политическую ошибку, а и как вину всего народа, тенденциозно, а зачастую и просто домысливала обстоятельства, якобы имевшие место в интервью Цель ее преподнести наш народ солдат, побывавших в Афганистане, их родственников как людей беспринципных, жестоких, безразличных к чужим страданиям. Для облегчения работы Алексиевич я представила ей дневник сына; однако это не помогло ей изложить обстоятельства действительно документально. Прошу извинения Алексиевич за искажение подлинного моего материала и за опорочивание моей чести и достоинства в газете “Комсомольская правда”. Без личной подписи Без даты Из судебного иска Тараса Кецмура, бывшего рядового В изложенном тексте моего первого искового заявления о защите чести и достоинства не указаны конкретные претензии к С.Алексиевич за ее публикацию в “Комсомольской правде” (15.02.90г.). Настоящим дополняю и подтверждаю его: все. что изложено С. Алексиевич в газетной статье и в книге “Цинковые мальчики” вымысел и не имело места в действительности, так как я с ней не встречался и ничего ей не говорил. С выходом статьи 15 февраля 1990г. в “Комсомольской правде” я прочел следующее: “Уехал в Афганистан со своей собакой Чарой, крикнешь “Умри!”, и она падает. Если не по себе, сильно расстроен, она садилась рядом и плакала. Первые дни я немел от восторга, что там...” “Вы, пожалуйста, никогда не трогайте этого, много сейчас умников здесь, почему же никто не положил партбилет, никто пулю себе в лоб не пустил, когда мы были там...” “Я там видел, как выкапывают на полях железо и человеческие кости... я видел оранжевую, ледовую корку на застывшем лице убитого, да, почему-то оранжевую...” “В моей комнате те же книги, фото, магнитофон, гитара, а я другой. Через парк не могу пройти, оглядываюся. В кафе официант станет за спиной: “Заказывайте”, а я готов вскочить и убежать. Не могу, чтобы кто-то у меня за спиной стоял. Увидишь гада, одна мысль расстрелять его надо”. “На войне приходилось делать прямо противоположное тому, чему нас учили в мирной жизни, а в мирной жизни надо было забыть все навыки, приобретенные на войне”. “Я стрелял отлично, прицельно метаю гранаты, зачем мне это. Ходил в военкомат, просился назад, не взяли. Война скоро кончится, вернуться такие же, как и я. Нас будет больше”. Практически этот же текст я прочитал и в книге “Цинковые мальчики” с небольшими литературными поправками, где фигурирует та же собака, те же мысли вслух. Еще раз подтверждаю, что это чистый вымысел, приписанный к моему имени... В связи с вышеизложенным прошу высокий суд защитить опороченную честь солдата и гражданина. Без личной подписи Без даты Из выступлений И.С.Головневой Мы долго жили за границей, муж там служил. Мы вернулись на Родину осенью 1986 года. Я была счастлива, что мы, наконец, дома. Но вместе с радостью в дом пришло горе погиб сын. Месяц я лежала пластом. Не хотела никого слышать. Все было выключено в моем доме. Я никому не открывала дверей. Алексиевич была первая, кто вошел в мой дом. Она сказала, что хочет написать правду о войне в Афганистане. Я ей поверила. Сегодня она пришла, а на завтра меня должны были положить в больницу, и я не знала: вернусь я от туда или нет? Я не хотела жить, без сына я не хотела жить. Когда Алексиевич пришла, она сказала, что пишет документальную книгу. Что такое документальная книга? Это должны быть дневники, письма тех. кто гам был. Она мне так сказала. Я ей отдала дневник своего сына, который он там вел: '‘Вы хотите написать правду. сказала я. вот она в дневнике моего сына" Потом мы с ней говорили. Я ей рассказала свою жизнь, потому что мне было тяжело, я ползала на коленях в четырех стенах. Я не хотела жить. У нее был с собой диктофон, она все записывала. Но она не говорила, что будет это печатать. Я ей рассказала просто так, а напечатать она должна была дневник моего сына. Повесть же документальная. Я отдала ей дневник моего сына, муж специально для нее перепечатал. Она еще сказала, что собирается в Афганистан. Она там была в командировке, а мой сын там погиб. Что она знает о войне? Но я ей верила, я ждала книгу. Я ждала правду: за что убили моего сына? Я писала письмо Горбачеву: ответьте мне, за что погиб мой сын в чужой стране? Все молчали. Вот, что Юра писал в дневнике: “1 января 1986 года. Уже отсчитана половина пути, и впереди осталось так мало. И снова пламя, и снова забвение, и новый долгий путь и так вечно, прежде чем свершится воля предназначенного. И память, бьющая плетью пережитого. кошмарными снами врывающаяся в жизнь, и призраки иного мира, иных времен и столетий, влекущие своей похожестью, но иные, не знающие истекших дней. И не остановиться, не передохнуть, не изменить однажды предрешенного пустота и мрак разверзнется перед отступившимся, ибо, присев отдохнуть, уже не подняться с Земли. И устав, в отчаянии и боли вопиешь к пустым небесам: что там. когда сомкнут круг и путь окончен, и новый мир воссиял в своем величии? Почему мы в ответе за них? Им не дано подняться до блистательных высот, и как бы ни был долог путь, все же дни их уже сочтены. А мы ломаем свои жизни, не зная покоя и счастья, бредем усталые и разбитые, всемогущие и бесправные, демоны и ангелы этого мира...” Алексиевич это не напечатала, правду моего сына. Другой правды быть не может, правда у тех. кто там был. Она зачем-то описала мою жизнь. Простым детским языком. Какая это литература? Гадкая маленькая книжонка.. Товарищи, я растила своих детей честно и справедливо. Она пишет, что мой сын любил книгу Н.Островского “Как закалялась сталь”. Тогда эту книгу в школе проходили, как и Фадеева “Молодую гвардию”. Все эти книги читали, они были в школьных программах. А она подчеркивает, что он их читал, знал отрывки наизусть. Для чего ей нужно об этом писать? Она хочет показать его ненормальным. Фанатичным. Или она пишет: он жалел, что стал военным. Сын мой вырос на полигонах, он пошел по стопам отца. У нас деды, все братья отца, двоюродные братья все в армии. Военная династия. И в Афганистан он поехал, потому что он был честный человек. Он дал военную присягу. Раз нужно, он поехал. Я воспитала прекрасных сыновей. Ему приказали, он поехал, он был офицер. А Алексиевич хочет доказать, что я мать-убийца. И мой сын там убивал. Что выходит? Я его туда послала? Я дала ему в руки оружие? Мы, матери, виноваты, что там была война? Что там убивали, грабили, курили наркотики? И эта книга опубликована за границей. В Германии, во Франции. По какому праву Алексиевич торгует нашими погибшими сыновьями? Добывает себе славу и доллары? Кто она такая? Если это мое, я рассказала, пережила, причем здесь Алексиевич. Поговорила, записала наши рассказы, мы ей проплакали свое горе...